Мэнди Хаббард - Рябь (ЛП)
Очень тяжело находиться рядом с Сиенной и не думать обо всем, что нас раньше объединяло. Не думать о том, как мы хохотали до упаду, расплескивая содовую по ее обеденному столу. Не думать о том, как ее мама первый раз отпустила нас одних в торговый центр, и мы чувствовали себя такими взрослыми, самостоятельно покупая одежду для школы без родительского надзора.
Неужели прошло целых два года, с тех пор, как мы все это делали?
Мы втроем сдвигаем столы, и Сиенна достает свой экземпляр «Манхэттенской подготовки» с загнутыми страницами.
Коул вытаскивает свою книгу и кладет ее на стол. Очевидно, что они купили свои экземпляры недавно, потому что у них уже обновленные обложки с героями телевизионного сериала, вместо оригинала.
– Надеюсь, никто не видел, как ты ее покупаешь, – говорю я.
Я стараюсь выглядеть надменно и неприступно. Интересно, получается ли? Но он смотрит на меня не как все остальные. Я чувствую себя совершенно голой, каждый раз, когда он рядом.
Коул не воспринимает мое оскорбление всерьез.
– Не-а. Я позаимствовал книгу у сестры, – улыбаясь, заявляет он.
Сиенна выкладывает две стопки карточек: одна – розовая, другая – желтая. Большинство из них исписано ее наклонным женственным почерком.
– Аргументы «за» мы будем писать на одном цвете, а «против» – на другом. Так будет нагляднее.
– Как хочешь, – говорю я. – Вы, ребята, будете дискутировать. А я буду ведущей.
Сиенна тасует карточки, как будто начинает турнир по покеру.
– Ни за что. Мы должны разделить работу поровну, и раз я... – она останавливается и указывает на себя пальцем с идеальным французским маникюром, – спланировала уже добрую половину, то ты, – она показывает на меня, – участвуешь в дискуссии. Вы с Коулом можете сами решить, кто будет «за» Манхэттенскую подготовку, а кто – «против».
Хочется уронить голову на стол. Такое чувство, что она наказывает меня. Эта дурацкая дискуссия даже не была моей идеей, а теперь мне придется стоять перед классом и высказываться.
Вместо этого я говорю:
– Кто умер и сделал тебя королевой?
Слишком поздно я понимаю, что не следовало так говорить, и лихорадочно пытаюсь сообразить, как все исправить.
Сиенна наклоняется вперед и пронзительно смотрит на меня, сжав губы в тонкую линию и сузив глаза. Отсюда мне видно ее каждую накрашенную ресницу.
– Ты.
Я смотрю на нее, это крошечное слово прокручивается снова и снова у меня в голове. Потому что это правда. Для всех этих людей я все равно, что мертва. Много лет назад я была практически королевой для своих одноклассников, но после смерти Стивена, Сиенна вместе с Никки взяли бразды правления в свои руки. Теперь они решают, какая одежда приемлема, какие вечеринки имеют значение.
Она отводит взгляд и начинает рассматривать свои ногти, давая понять тем самым, что ей надоедает наш разговор.
– Знаешь, как раньше правительство поступало с предателями?
Я просто смотрю на нее, не двигаясь, с опасением ожидая ее дальнейших слов.
Она переводит свое внимание на идеальный маникюр на другой руке.
– Их вешали. Топили и четвертовали. Или обезглавливали. – Она поднимает взгляд на меня, так сильно сужая глаза, что я с трудом могу рассмотреть ее большие синие глаза. – Но женщин сжигали на костре.
Голос Сиенны сочится ядом. Каким-то образом, свою боль от потери брата она перенаправила на достижение единственной цели – уничтожить меня. И не представляю, что она будет делать, когда достигнет желаемого.
– Позор предателям. Им лучше умереть.
Мое сердце колотится где-то в горле. Я чувствую на себе пронзительный взгляд Коула. В его глазах так много невысказанных слов, он едва сдерживает себя. Позволяя ей задирать меня.
Сиенна прочищает горло и возобновляет перетасовку исписанных карточек. Словно она нажала переключатель и вернула хладнокровную, собранную, абсолютно беспристрастную версию себя.
– Я передумала и помилую тебя, – говорит она, раскладывая передо мной несколько карточек. – В общем, ты будешь «за» Манхэттенскую подготовку и скажешь, что она задумывалась как сатира над элитой. Логичнее, когда парень думает, что это полнейшая бессмыслица.
Я просматриваю карточки. Сиенна, должно быть, потратила на них несколько часов. Я проглатываю гордость.
– Спасибо.
Она кладет руку на сердце.
– Ты пытаешься быть милой?
– Заткнись.
– Понятно.
Она пролистывает желтые карточки и бросает их на стол Коула.
Я подхватываю свой рюкзак и заталкиваю туда книгу и карточки.
– Я так понимаю, мы закончили, – говорит Сиенна.
– Определенно, – говорю я.
Глава 8
Я глушу двигатель и через лобовое стекло смотрю на громадину передо мной, не в силах пошевелиться. Коул живет в самом большом доме на Марпл Фоллс Роад, всего в нескольких кварталах от Сиенны.
Я здесь всего несколько минут, а все еще под впечатлением от его элегантности. Он выкрашен в красивый оттенок светло-зеленого с акцентом на серые каменные вставки вдоль фасада. Огромные каменные колонны взлетают к великолепной линии крыши. Дом, должно быть, площадью не менее семисот квадратных метров, и вмещает половину нашей школы, когда тут устраиваются вечеринки. Я пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз слышала сплетни о его вечеринках, но ничего не приходит на ум. Такого не может быть, потому что он обычно устраивал вечеринки каждый месяц.
Со свинцово-стеклянными вставками парадная дверь на самом деле состоит из двух частей, которые в высоту более четырех метров. Слева простираются огромные двери гаража, в то время как вдоль остальной части дома тянутся подстриженные газоны. Возле освещаемой подъездной дороги размещается большой водоем, заканчивающийся водопадом.
Я неохотно выхожу из своего автомобиля и направляюсь к парадной двери, чтобы продолжить работу над нашим проектом по английскому. Блестящий синий купе Сиены припаркован перед одной из дверей гаража, как будто ей не приходило в голову, что она может быть на чьем-то пути.
В моем животе разрастается страх. Со времени похорон я не провела и секунды с Сиенной за пределами школы. Прошлые моменты нашей дружбы остались далеко позади. Я поднимаюсь на крыльцо, а затем останавливаюсь. Я могу услышать шепот Тихого океана. У этого дома есть гигантская веранда с красивым видом на океан, лучшим в Сидер Коув.
Не в силах больше стоять, я поднимаю руку и звоню в звонок. Приятный изысканный перезвон раздается внутри.
