Ольга Куно - Охотники на тъёрнов
— Каких ещё препаратов? — не слишком обрадовалась я.
Не люблю лекарства. Особенно такие, которые усыпляют.
— Лекарь сказал, что без этих препаратов твоё здоровье восстановится далеко не сразу. А с ними ты сутки проспишь, но зато за это время они снимут все остаточные явления. Я сказал ему дать тебе эти лекарства.
— Ах, вот как? — Я почувствовала себя глубоко возмущённой. Меня-то никто не спросил. А я наверняка предпочла бы немножко поболеть вместо того, чтобы глотать всякую гадость. — А на каком основании, можно тебя спросить, ты принимаешь за меня такие решения? Кто ты вообще такой, чёрт тебя побери?!
— Брось кипятиться, — спокойно отозвался Ирвин. — Вот, лови.
Он извлёк из нагрудного кармана какую-то коробочку и бросил прямо в меня. Я поймала её налету.
— И что это было??? — раздражённо поинтересовалась я, размахивая рукой, в которой держала коробочку.
— Ты только что согласилась выйти за меня замуж, — невозмутимо откликнулся Ирвин.
— Когда это? — фыркнула я.
— Когда взяла моё кольцо.
Я недоверчиво на него поглядела. Потом открыла коробочку. Надо же, действительно кольцо. Белое золото, полоска которого изображает обвившийся вокруг пальца стебель, наверху — цветок всё из того же металла, в сердцевине посверкивает бриллиант. Я повертела кольцо в руках.
— Теперь отвечаю на твой вопрос, — как ни в чём не бывало, продолжил Ирвин. — Как твой жених, я имел полное право принять решение касательно твоего лечения.
Я уставилась на него, чувствуя себя, признаться, довольно-таки растерянно.
— Какой ещё жених? — возразила я наконец. — Разве так делают предложение? По-моему, при помолвке жених обычно надевает кольцо невесте на палец. А не швыряется им, рискуя оставить её без глаза.
— Ну, ты ведь не готова предоставить для такой цели свой палец, это мы уже проходили, буквально в соседней комнате, — напомнил Ирвин.
— Надо же, запомнил! — не то подивилась, не то упрекнула я.
— Ещё бы!
— Так это когда было!
Ирвин склонил голову набок.
— А что, с тех пор что-то изменилось?
— Да практически всё! — уверенно заявила я.
— Докажи.
Он со значением скосил глаза на кольцо. Ну уж нет.
— Значит, так. — Мой тон стал требовательным. Я решительно скинула одеяло и села на кровати, поджав ноги. Что там на мне надето? Ночная рубашка? Ну и ладно. — Ты немедленно, сию же секунду отрываешь свою задницу от стула, говоришь какие-нибудь красивые слова и сам надеваешь это кольцо мне на палец!
Ирвин тихо застонал.
— А что, обязательно надо вставать? — взмолился он. — Почему нельзя произнести красивые слова, сидя задницей на мягком стуле?
— Нельзя.
Я была непреклонна.
Шумно, напоказ вздохнув, Ирвин всё-таки поднялся на ноги.
— Ладно. Клавесин, — сказал он.
Я уставилась на него непонимающе и одновременно выжидательно. Объяснений не последовало.
— И что это было? — прищурилась я.
— Ты же просила произнести красивые слова. По-моему, слово «клавесин» звучит красиво.
— Ирвин, — прорычала сквозь зубы я, — не испытывай моё терпение! Либо делаешь всё как положено у людей, либо забирай своё кольцо и носи его сам!
Не скрою, в этот момент я блефовала. Уж больно красивое было кольцо, расставаться с ним не хотелось. Да и жених, положа руку на сердце, тоже ничего так. Так бы в постель и затащила. Но должны же быть какие-то границы!
— Так. Подвинься, — велел Ирвин.
Ну это уже слишком. Так нагло распоряжаться…в собственной спальне!
Не дожидаясь, пока я послушаюсь, он попросту передвинул меня к центру кровати, а сам улёгся с краю и заложил руки за голову.
— Ты говорила, чтобы я оторвал задницу от стула, — заметил он, предупреждая мою возмущённую реплику. — О кровати речи не шло.
Расширив глаза, я два раза открыла и закрыла рот, не находя слов.
— Скажи-ка, Стелла, тебе никогда не доводилось перекидываться в карася? — поинтересовался Ирвин.
Я набрала в грудь побольше воздуху, чтобы уж теперь-то высказать этому наглецу всё, что я о нём думаю.
— Стелла, — неожиданно мягко произнёс он. Заготовленный для перепалки воздух как-то сам собой выдохнулся. — Расслабься. Просто ляг.
Я отчего-то послушалась. Ирвин склонился надо мной.
— Из-за тебя я отрёкся ото всех уроков, которым научила меня жизнь. Отступил ото всех правил, которые нерушимо соблюдал многие годы. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Хочу, чтобы ты забрасывала меня язвительными фразами и заявляла, что у нас всё не как у людей. И, уж конечно, хочу иметь возможность без ограничения вторгаться к тебе в купальню. Какие ещё слова тебе нужны?
Последний вопрос был задан весьма своеобразным тоном, я бы сказала, иронично-жалобным.
— Больше никакие, — признала я. — Про купальню даже было лишнее.
— Стало быть, ты удовлетворена? — понадеялся на лучшее Ирвин.
Оптимист.
— То есть как это «удовлетворена»? А кольцо?!
— Вот же оно! Уже у тебя! — заметил Ирвин, указывая на кольцо, которое я действительно держала в руках.
— А надевать его мне на палец кто будет? — полюбопытствовала я.
Ирвин возвёл глаза к потолку и застонал.
— А сама что, не можешь? — тоскливо спросил он.
Я энергично мотнула головой.
— Послушай, пожалей мои мышцы! — воззвал к женской совести Ирвин. — Это же надо напрягать пальцы! Целых три! Я уже молчу про мизинец!
— А мизинец-то тут при чём? — заинтересовалась я. — Ты собираешься надевать кольцо с его помощью?
— А как ты полагаешь, могу я использовать остальные пальцы, не передвигая при этом мизинец? — парировал Ирвин, одновременно выхватывая кольцо из моей руки. — Сама посмотри!
Якобы намеренный наглядно продемонстрировать мне неизбежную для мизинца нагрузку, он взял мою руку в свои. Медленно погладил её, разглядывая мои пальцы. Потом развернул ладонью вверх едва ощутимо провёл по ней рукой, мягко чертя невидимый круг. Стало чуть-чуть щекотно.
Затем, снова развернув мою руку, Ирвин плавным движением надел кольцо на палец.
— Ну всё, — с лёгкой улыбкой констатировал он.
После чего поцеловал мою руку, украшенную теперь золотым цветком, и, не выпуская её, перебрался к губам. Я прикрыла глаза.
Поцелуй был долгим. Сначала мы едва касались друг друга губами, чтобы сразу же отпустить, потом, наоборот, практически перестали выпускать друг друга.
А потом в дверь постучали.
— Здесь заперто? — спросила я, поднеся губы к уху Ирвина.
