Дж. Уорд - Долгожданный любовник
«Господи, нашли время».
— Ну, я пошел, — сообщил он.
И не вошел в операционную, пока не дождался кивка Блэя.
Когда Куин протиснулся в дверь, первым его встретил запах антисептика, что ассоциировался у него с полученными в ходе драки ушибами. Следующим Куин услышал слабое пиканье у каталки в центре палаты и звук клавиш, когда Елена вводила данные в компьютер.
— Оставлю вас ненадолго, — доброжелательно сказала она, поднявшись на ноги.
— Спасибо, — тихо поблагодарил Куин.
Когда за Еленой закрылась дверь, Куин снова заправил майку в штаны, хотя этого и не требовалось.
— Лукас?
В ожидании ответа брата, он огляделся по сторонам. Оставшийся после операции беспорядок — окровавленные марлевые тампоны, использованные инструменты, пластиковые трубки — все это было уже убрано… ничего, только неподвижное тело под белыми простынями и забитая под завязку красная медицинская сумка для опасных биоотходов, свидетельствовали о прошедших здесь часах.
— Лукас?
Куин подошел и посмотрел на каталку. Черт, у него, как правило, не возникало проблем с кровяным давлением, но когда Куин заглянул в осунувшееся лицо брата, комната начала раскачиваться, а приступ головокружения заставил его осознать, насколько высоким он был… и как ему высоко падать.
Трепещущиеся веки Лукаса распахнулись.
Серые. Его глаза по-прежнему были серые.
Куин протянул руку назад, подкатил кресло и присел на него, не зная, что делать со своими руками, ладонями… голосом.
Он никак не ожидал снова увидеть кого-то из членов своей семьи. Так было еще до нападений лессеров, когда Куина вышвырнули из дома.
— Как себя чувствуешь? — Что за дебильный вопрос.
— Он держал… меня…
Куин поближе наклонился к брату, но, проклятье, этот слабый, хриплый голос затих.
— Что?
— Он удерживал меня… живым…
— Кто?
— …из-за тебя.
— О ком ты говоришь? — Трудно представить, что у Омеги имелась вендетта против…
— Лэш…
При звуке этого имени верхняя губа Куина приподнялась, обнажая клыки. Этот их ебанутый кузен… оказавшийся нихрена не родственником, а скорее трансплантированным сыном Омеги. Еще этот мелкий сучий сын был отвратительным показушником. Как претранс, во времена тренировочной программы он превратил жизнь Джона Мэтью в сущий ад. После трансформации?
Его настоящий отец призвал его под свое крыло и результатом стало тотальное разрушение. Именно Лэш руководил набегами. После того как обществу Лессенинг столетиями приходилось выслеживать, чтобы обнаружить вампирское убежище, этот ублюдок с точностью знал, куда именно посылать убийц… и поскольку его приняла аристократическая семья, он вырезал привилегированный класс.
Вот только у папочки и золотого мальчика отношения явно не заладились.
Дерьмо, одна мысль о том, что брата истязал Лэш? Заставляла Куина желать замочить этого ублюдка снова.
Когда Лукас застонал и сделал глубокий вдох, Куин поднял руку, чтобы… похлопать брата по плечу или что-то в этом роде, но ничего не сделал.
— Послушай, тебе не стоит разговаривать.
Воспаленные серые глаза парня сосредоточились на Куине.
— Он держал меня живым… из-за того, что я сделал… тебе…
Там, на каталке навернулись и начали скатываться слезы, эмоции его брата лились по щекам, сожаление смешивалось с тем, что, несомненно, являлось физической болью, а еще наркотиками, примененными для ее уменьшения.
Потому что Куину сложно было представить, что парень стал бы демонстрировать нечто подобное при нормальных обстоятельствах. Они не так были воспитаны. Этикет превыше эмоций.
Всегда.
— Хранители Чести… — Лукас зарыдал всерьез. — Куин… мне так жаль… прости…
«В наши планы не входило его убивать!»
Куин моргнул, мысленно возвращаясь к тому избиению на обочине дороги, когда его окружили люди в черных одеждах и молотили кулаками и ногами, пока Куин пытался прикрыть пах и голову. А затем он оказался у входа в Забвениеи повстречался со своей дочерью.
Как странно, что круг замкнулся. И что некоторые трагедии на самом деле лишь к лучшему.
Сейчас Куин и впрямь прикасался к брату, положив свою рабочую руку на это худое плечо.
— Ш-ш-ш… все в порядке. Мы в порядке, все хорошо…
Он не был уверен, правда ли это, но что он еще мог сказать, когда парень в таком состоянии?
— Он хотел… обратить меня… — Лукас глубоко вздохнул. — Он притащил меня… туда. Я очнулся в лесу… люди Лэша избивали меня… делали со мной такое… поместили меня в ту… кровь. Я ждал, что они вернутся… но они так и не появились.
— Здесь ты в безопасности. — Единственно, что он смог придумать. — Не беспокойся об этих козлах… к тебе и близко не подберется никто.
— Где… здесь…
— В тренировочном центре Братства.
Его глаза расширились.
— Честно?
— Да.
— Тогда… — Выражение лица Лукаса изменилось, его некогда красивые черты лица напряглись еще сильнее. — Что с мамэн? С папой? Соланж?
Куин лишь покачал головой.
И в ответ в этом слабом голосе проявилась неожиданная сталь.
— Ты уверен, что они мертвы? Абсолютно уверен?
Словно не желал никому из них того же, что пережил сам.
— Да, мы уверены.
Лукас вздохнул и закрыл глаза.
Дерьмо. Куин плохо умел врать, но, несмотря на то, что приборы возле кровати говорили о стабильном состоянии брата, после того, как парень хранился в бочке, он не хотел отправлять Лукаса в могилу с мыслью о том, что после того, что с ним было сделано, никто не мог быть уверенным скольких еще забрали… или когда.
В тишине, Куин посмотрел на руку брата. Перстень с печаткой по-прежнему остался на пальце — возможно, потому что сустав над ним настолько распух, что им пришлось бы его отрубать.
На лицевой стороне, в золоте был выгравирован крест со священными символами, которыми лишь семьи-основательницы могли отмечать свое происхождение. И да, было совершенно ненормально… и вообще не приемлемо… жаждать проклятый перстень. После всего, что случилось, ему бы следовало испытать отвращение.
Но, опять же, кто знает, может это рефлекторная реакция, эхо всех тех лет тщетных надежд на получение своего собственного кольца.
— Куин?
— Да?
— Мне жаль…
Куин покачал головой, хотя глаза Лукаса и были закрыты.
— Не о чем беспокоится. Ты в безопасности. Ты вернулся. Все будет хорошо.
Когда грудь брата снова поднялась и опустилась, как будто он облегченно вздохнул, Куин потер лицо, не чувствуя ничего хорошо ни в состоянии брата… ни в его возвращении.
