Маргарет Штоль - Прекрасные создания
— Пусть силы Лилума знают, что, обидев моего мальчика, они будут иметь дело со мной.
Она закрыла глаза. Я тоже закрыла веки и, прикоснувшись к странице руками, начала нараспев произносить заклинание — сначала медленно и тихо, затем все громче и громче:
CRUOR PECTORIS MEI, TUTELA TUA EST.
VITA VITAE MEAE, CORRIPIENS TUAM, CORRIPIENS MEAM.
Мой голос наполнился уверенностью. Эта вера произрастала из абсолютного безразличия к своей судьбе. Меня не волновало, умру ли я или буду жить.
CORPUS CORPORIS MEI, MEDULLA MENSQUE,
ANIMA ANIMAE MEAE, ANIMAM NOSTRAM CONECTE.
Я адресовала слова к застывшему ландшафту, хотя меня могла услышать только Эмма.
CRUOR PECTORIS MEI, LUNA МЕА, AESTUS MEUS.
CRUOR PECTORIS MEL FATUM MEUM, MEA SALUS.
Эмма обняла меня, взяла мои дрожащие руки в свои сильные ладони, и мы произнесли заклинание вместе — на этот раз на языке Итана и его матери Лилы, на языке дяди Мэкона и тети Дель, Эммы и Линка, маленькой Райан и тех, кто любил нас с Итаном. Речитатив заклинания напомнил мне песню. Песню любви к Итану Лоусону Уоту, пропетую двумя женщинами, которые обожали его больше всех других людей на свете. Эта потеря стала бы неописуемо трагической, если бы мы потерпели неудачу.
КРОВЬ МОЕГО СЕРДЦА — ЗАЩИТА ТВОЯ.
ЖИЗНЬ МОЕЙ ЖИЗНИ, ЗАБИРАЯ ТВОЮ, ЗАБИРАЕТ И МОЮ.
ТЕЛО МОЕГО ТЕЛА, КОСТНЫЙ МОЗГИ УМ,
ДУША МОЕЙ ДУШИ, СВЯЖИ НАШИ ДУШИ.
КРОВЬ МОЕГО СЕРДЦА, МОЯ ЛУНА, МОЙ ПРИЛИВ.
КРОВЬ МОЕГО СЕРДЦА, МЕНЯЮ СВОЮ СУДЬБУ НА ЕГО
СПАСЕНИЕ.
А затем в меня попала молния. Белый свет поглотил Эмму, склеп и гримуар. По крайней мере, мне так показалось. Но вскоре я вспомнила, что в наших видениях так же чувствовала себя и Женевьева. Эмму отбросило к стене склепа. Она ударилась головой о камень.
Я чувствовала, как электрический ток разрывает мое тело на части. Мне было все равно. Я не боялась смерти и знала, что если умру, то, по крайней мере, буду с Итаном. Мы навсегда останемся вместе. Я только сейчас поняла, как сильно любила его. Плетеное кольцо Лилы сжимало мой палец — так же сильно, как его объятия. От тоски жгло глаза. Куда бы я ни смотрела, везде лучился золотистый свет. Казалось, что он исходит из меня.
Я услышала шепот Эммы:
— Мой мальчик.
Повернувшись к Итану, я увидела его неподвижное тело, омытое, как и все вокруг, золотистым сиянием. Меня охватила паника. Я посмотрела на Эмму.
— У нас не получилось?
Она прислонилась к каменной стене и закрыла глаза. Я вновь закричала:
— У нас не получилось!
Рухнув на колени в грязь, я приподняла голову. На небе снова сияла луна. Я простерла к ней руки. Вместо крови по моим венам заструилось пламя ярости. Волны гнева, не находя выхода, окутали меня плотной вуалью. Я чувствовала, как они пожирают меня. Мне стало ясно: если я не выпущу ярость наружу, она уничтожит меня.
Охотник, Ларкин и Сэрафина. Хищник, трус и мать-убийца, которая мечтала поработить свою дочь. Кривые, сучковатые ветви моего семейного древа. Как я могла объявить себя, когда они уже погубили то единственное, что было важно для меня? Пламя хлынуло через мои руки и превратилось в яркую карающую молнию. Я знала, куда она обрушится, — знала еще за миг до того, как выпустила ее. Три точки на моем телепатическом компасе без путеводного севера. Трезубец молнии взорвался огненными шлейфами, одновременно поразив три цели — тех людей, которые этой ночью отняли у меня любимого человека. Я попыталась отвернуться, но не смогла. Неподвижная фигура моей матери, красиво подсвеченная лунным светом, вспыхнула огнем, как спичка. Я опустила руки, затем вытерла пепел с лица. К тому времени, когда я вновь посмотрела на мать, она исчезла.
Они все исчезли.
Пошел дождь. Мои глаза привыкли к золотистому сиянию. Я видела, как струи ливня проносились по дымившейся траве, кустам и поросли дубов. Никогда до этого мгновения я не видела мир с такой ясностью и четкостью. Мой взгляд потянулся к склепу — точнее, к Итану. Но его тело исчезло. Вместо Итана я увидела другого человека. Дядю Мэкона. Кто мог поменять их тела? Я повернулась к Эмме. Она тоже не знала ответа. Ее глаза расширились от испуга.
— Эмма, где Итан? Что случилось?
Она молчала. Мне показалось, что Эмма лишилась дара речи. Она завороженно смотрела на тело Мэкона.
— Вот уж не думала, что все так закончится, Мелхиседек, — прошептала Эмма — После всех тех лет, в течение которых мы держали мир на наших плечах.
Она разговаривала с ним, как будто дядя мог слышать ее. Голос Эммы оборвался тонким всхлипом.
— Как я буду теперь нести эту ношу одна?
Я схватила ее за плечи, и она впилась ногтями в мои ладони.
— Эмма, что происходит?
Она подняла глаза и, встретив мой взгляд, перешла на шепот:
— Нельзя получить дар от «Книги лун», не дав ей что-то взамен.
Слезы покатились по ее морщинистым щекам.
Не веря ее словам, я упала на колени рядом с дядей Мэконом. Мои пальцы коснулись его гладко выбритого подбородка. В прошлом я всегда ощущала при этом приятную теплоту, которую он собирал из сновидений и грез обычных людей. Но не сегодня. Сегодня его кожа казалась холодной как лед. Холодной, как это бывает у покойников. Нельзя получить дар от «Книги лун», не дав ей что-то взамен.
— Нет… Пожалуйста, нет!
Я погубила дядю Мэкона. И я не объявила себя — не выбрала, идти ли мне в Свет или во Тьму. Однако я убила его.
Ярость начала стеснять мою грудь. Ветер выл в ветвях деревьев, сплетая вихри в пелене дождя. Он будто выражал мои эмоции. Он будто горевал со мной, как старый верный друг. «Книга лун» провернула какую-то ужасную сделку, о которой я не просила. Затем ко мне пришло понимание. Значит, это торг! И если дядя Мэкон занял место мертвого Итана, то, может быть, Итан жив?
Я вскочила на ноги и осмотрелась по сторонам. Замороженный ландшафт озарялся золотистым сиянием. Я увидела Итана на траве рядом со Страшилой — на том месте, где раньше лежал дядя Мэкон. Подбежав к нему, я потрогала его лоб. Он был холодным. Итан умер, и ради него я погубила дядю Мэкона. Что я наделала? Какая потеря! Сразу два любимых человека! Упав на грудь Итана, я зарыдала. Слезы катились по щекам и капали на его ладонь. Я прижалась к ней лицом. Мне вспомнилось то время, когда он отказывался принять мою судьбу. Отказывался сдаться, распрощаться навеки. Теперь пришла моя очередь…
