Карина Демина - Искры гаснущих жил
— Спасибо, но… я и сама управилась бы.
— Нет, — Кейрен встал. Он высокий и все равно Таннис выше, пусть и ненамного. — Что бы ты ни сказала, тебе не поверят. Филипп это знает. И надавить, пригрозив судом, не получится. Он же должен понять, что влип, и что единственное спасение — сдать хозяина.
Кейрен коснулся чепца и попросил:
— Сними ты это убожество.
Таннис сняла.
И стиснула зубы. Если отвернется… то пусть себе отворачивается. Ей-то что за дело? Главное, Кейрен слово сдержит, Таннис отпустят, а… а волосы отрастут.
— Прости, — он мягко коснулся ежика. — Я не знал.
— Все нормально.
— Не нормально, — Кейрен вдруг обнял. — Я приказал, чтобы о тебе позаботились, посчитал, что этого довольно…
— Они и позаботились, — оттолкнуть его не вышло, хоть и тощий, но сильный, и явно отпускать не собирается. — Волосы часто стригут, чтоб… вшей не было. И блох. И клопов. Да и ерунда… отрастут.
Кейрен держал ее одной рукой, а второй гладил, и от этой ласки засвербело в носу. Таннис все-таки всхлипнула, уткнувшись в острое его плечо.
— Отрастут… конечно, отрастут… и ты все равно красивая. Не отворачивайся, пожалуйста…
— Отпусти.
— Ни за что, — он нежно поцеловал в висок. — Я тебя поймал. Ты моя, понятно?
— Только если сама захочу.
— Захочешь.
— Уверен?
— Конечно. Сама подумай. Я молод. Хорош. Умен. Образован. Обладаю легким характером. И состоятелен, что тоже немаловажно. Карьеру сделаю, дядя утверждает, что у меня перспективы хорошие… если, конечно, доживу.
— А еще скромный, аж дух захватывает, — Таннис все-таки улыбнулась. Нет, он совершенно сумасшедший. И теплый.
Пока, но ведь мерзнет, вон какая кожа, в пупырышках…
— Таннис… я ведь могу и не уйти…
Он сам отстранился.
— Давай, я подожду там? — Кейрен указал на дверь в ванную комнату. — Только поторопись. А то я точно околею. Сменная одежда на диване. Я на свой вкус выбрал, надеюсь, придется по вкусу… но про чепец не подумал.
Ничего, Таннис как-нибудь обойдется без чепца. В конце концов, положа руку на сердце, ей глубоко плевать на остальных. А Кейрен ее лысой не испугался.
Раздевалась она быстро, с немалым наслаждением избавившись от тюремной одежды.
— Ты… это нарочно? — Таннис подняла нижнюю рубашку из тончайшей бязи, отороченной кружевом.
Нарочно.
Эта рубашка выглядела отвратительно развратной и… чудесной.
— Я верну тебе деньги, — Таннис все же решилась.
— Конечно, вернешь, — отозвался Кейрен. — Потом…
Прохладная ткань ласкала кожу, кружево было колючим, но не неприятно. А Стелле бы понравилась, вон, все тело просвечивает, но как-то так… красиво.
Таннис провела по бязи ладонями, наслаждаясь мягкостью, и подняла шелковые чулки с тончайшим, почти незаметным швом…
…платье шерстяное, цвета осеннего багрянца, с квадратным низким вырезом, из которого видна кромка кружев нижней рубашки, и рядом мелких пуговок, расположенным сзади.
— Ты нарочно? — она повернулась спиной к Кейрену.
На нем тюремное платье сидело столь же отвратительно, как и на ней.
И ничуть он на женщину не похож.
Кого они обмануть думают? У грязного Фила чутье… и приказ, который он мог бы исполнить еще тогда, когда Кейрен ушел. И почему не исполнил? Или тогда приказа не было?
— Конечно, нарочно, — Кейрен наклонившись, коснулся шеи губами. — Тебе очень идет… и корсет не нужен. Ты и без корсета хороша.
— Подхалим.
— Еще какой, — он ловко застегивал пуговки. — Но тебе действительно идет. Посмотри.
Кейрен развернул ее к зеркалу.
…лысая… смешная… и все-таки…
— Ты хорошо держишь осанку.
…леди Евгения была бы довольно, но вот вырез…
— Великоват, — согласился Кейрен, когда Таннис попробовала подтянуть платье повыше, она чувствовала себя почти голой. — Но это легко поправить. Не трогай.
Он подал коротенький жилет из черного бархата, отделанный белым позументом.
— Вот так хорошо.
Хорошо. И вправду ведь хорошо, Таннис будто бы не на себя смотрит. Неужели вот эта женщина в зеркале — она?
Леди?
Наверное. И Войтех удивился бы, увидев ее такой. О Войтехе подумалось с грустью, но без прежней саднящей боли. Прошлое, которого не изменить, не исправить, но… есть еще будущее. И Таннис постарается наново выстроить свою жизнь.
— Спасибо, — она удержала руку Кейрена и, потянувшись, коснулась теплой его щеки губами. — Спасибо тебе большое, я…
— Только не плачь.
— Не буду.
— Будешь, — он смахнул слезинку. — Но это нормально. Все женщины плачут, даже такие сильные, как ты. Ты ведь будешь вести себя хорошо? Дождешься меня?
— Здесь?
— А где еще?
— А если…
— Дядя в курсе. Он и сам не будет соваться, и другим не позволит. Хотя про эту комнатушку мало кто знает, а уж таких смелых, чтобы полезли, и вовсе не найдется. Прости, но придется тебя запереть…
— А ты?
— А меня, — Кейрен поправил чепец, — проводят в камеру. Все будет хорошо, моя прекрасная леди.
Таннис очень хотелось бы ему поверить.
Оставшись одна, она прошла по кабинету, еще не смея прикасаться к чужим вещам, но ожидание утомляло, и Таннис присела на диван. Встала. Вновь прошлась. Взяла конверт.
Таннис Торнеро, девица двадцати лет.
А денег вдвое против того, что было. Врун синехвостый… конверт Таннис спрятала в корсаж, так оно надежней. И делать вновь стало нечего. Здесь хуже, чем в камере и она сойдет с ума, если не отыщет себе занятие.
…леди Евгения говорила, что у Таннис хороший глаз, и надо лишь постараться.
Вспомнить, что когда-то она умела рисовать.
Углем на стене… и грифельным стержнем на старых обоях… или вот грифелем же, но по бумаге, благо, листов в самописце целая стопка. Если Таннис возьмет несколько, то никто не заметит.
Ей впервые за долгое время хотелось рисовать.
…мамашу, сидящую на старом табурете. Ноги расставлены и юбка натянулась, задралась, выставляя опухшие мамашины ноги. Их она платком обвязывала.
Нет, на ее рисунке мамаша будет молодой. И красивой.
И платье ей Таннис подарит, пусть бы и угольное, ненастоящее.
…папаша, но не такой, каким его Таннис запомнила, иной, серьезный и в новом пиджаке. Кепка съехала набок, и папаша улыбается, щурится хитровато…
…Войтех… он хотел стать джентльменом, и Таннис позволила ему.
Это ведь невзаправду, просто рисунки.
И черный строгий костюм. Тросточка, естественно, потому как джентльмен без тросточки, что соловей без голоса. И шляпа…
И нет, не то… надо сделать его старше, чтобы как она… и Таннис улыбнулась. У нее еще много бумаги, и времени изрядно. Она сможет каждому нарисовать другую, непрожитую жизнь.
