Александр Арбеков - О, Путник!
Так впёред, вперёд и ещё раз вперёд, о, ПУТНИК! У тебя есть Посох и Собака, простые и вечные твои атрибуты. Что ещё нужно!? Дорогу осилит идущий! В движении — жизнь! Повторять эту простую истину можно до бесконечности, ибо она универсальна для всех, живших, живущих и для тех, кому предстоит жить. Она непререкаема на все времена. Вперёд, ПУТНИК, только вперёд!
Но всё это завтра… А пока стоит отдохнуть. Собираясь в путь, отдохни, а иначе ничего не получится в пути… Я посмотрел в окно. За ним быстро смеркалось. Я вдруг неожиданно почувствовал страшную усталость, тягуче и безжалостно сковывающую тело и окутывающую разум. Какая-то тяжёлая опустошённость и отрешённость навалились на меня.
Всё, я явно переутомился. Столько свежих впечатлений, эмоций, мыслей, и новых неожиданных знаний всего за один день! Мне следует немедленно отдохнуть. Только сон спасёт меня. Глубокий и долгий сон. Спать, спать, пора спать… Я, слегка покачиваясь, медленно поднялся со скамьи, от души зевнул и потянулся. Усталость, как тягучая и липкая паутина, рождённая мистическим, невидимым, гигантским и неведомым насекомым, обволокла меня, не позволяя далее двигаться и размышлять.
ЗВЕРЬ молча, снисходительно и понимающе смотрел на меня. Ветер за окном стих. Сумерки, как и всегда, окрашивали мир в удивительную и волшебную пастель. День и ночь балансировали на вечно загадочной, хрупкой и непостижимой грани своего естества. В доме стояла гробовая тишина, за окном — абсолютная.
— Всем спать, — обессилено и глухо произнёс я. — Всем спать. Утро вечера мудренее. До завтра…
Я, находясь почти в полу бессознательном состоянии, зашёл в соседнюю комнату, вежливо и устало пожелав ГРАФИНЕ спокойной ночи, даже не задумываясь, где и как она эту ночь проведёт. Меня вдруг сковало какое-то безразличное и постепенно засасывающее в себя оцепенение, которому я совершенно не мог противиться. Потом я обессилено упал на пол и стал погружаться в глубокий сон. Он был подобен огромному, тёплому и вязкому океану, мощно и жадно поглощающему меня. «Очищения сознания жажду я, неприкаянный ПУТНИК. Только этого! Истины жажду от пока ещё неизведанного мною, таинственного и загадочного мира!» — воззвал я неизвестно к кому.
Но перед падением в пучину сна меня неожиданно посетила одна странная мысль, которая некоторое время жила в моём сознании. Она, как не погашенная сигара, медленно и едко тлела в моём мозгу, отягощая и отравляя его.
«А чем, собственно, отличается гробовая тишина от абсолютной? Может быть, это одно и то же? А может быть гробовая тишина, — это абсолютная тишина в замкнутом и в изолированном от мира пространстве, ну, например, в том самом гробу?», — подумал я. — Да нет… В гробу не совсем тихо. Червячки всякие, кроты и землеройки.
Господи, у меня начинается бред. Надо что-то делать. Какое странное и глупое состояние! Кто же я такой, чёрт возьми!? Как мне жить дальше на этом свете, куда двигаться и стремиться!? Остаётся пока только один выход. Спать, спать, спать…
Сны иллюзорны и подчас странны, крайне нелепы, непонятны и тревожны. Но в них есть свой смысл, дарованный природой. Они очищают разум от всякой ненужной шелухи и спасают его от перенапряжения. Сны, сны, сны… «Быть иль не быть? Вот в чём вопрос… Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль в целой схватке с тысячью лишений забыться, умереть!? Какие сны в том странном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?». Кажется так… Или почти так… Или не так? Откуда, вообще, это!? Ладно. Пора спать, Ваше Величество. Если я, конечно, таковым являюсь… Сон разума без снов — вечное спасение от всего… Спокойной ночи, ПУТНИК. Утром всё будет по другому. Конечно, при том условии, что пробуждение состоится…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Тайные мысли мои
Кому я оставлю в наследство,
Чьим открою глазам?
Сердце мое переполнил
Этот весенний рассвет.
— КХА, КХА, КХА…
О, эти вечные, как мир, звуки! Находясь на грани сна и бодрствования, балансируя между несколько замутнённой, ещё не осознанной реальностью и иллюзорной дрёмой, которая сладко затягивала меня обратно в свои коварные тёплые объятия, я с превеликим трудом освободился от них обеих и, открыв глаза, выпал в прозрачную и чистую действительность.
Ослепительно яркий свет заполнял всё вокруг. Косые лучи солнца, бившие из пустых окон, безжалостно пронзали комнату. Лёгкие протуберанцы пыли рождались и умирали по воле ветра, случайно, а может быть, и намеренно забредшего под сей кров. Моя голова была абсолютно чиста, ясна и пуста.
Прекрасно! Великолепно! Превосходно! Ну что же, восславим чистый лист, ибо с него всё всегда и начинается. Примемся немедленно и смело обмакивать перо-провидение в чернильницу, где тяжело и тягуче колышется жидкость под названием вечность. Перенесём её частичку на лист, имя которого — судьба, а возможно и карма. Заполним его, не зная сомнений! Вперёд, вперёд!
— КХА, КХА, КХА…
Посреди комнаты неподвижно и тяжело сидел ЗВЕРЬ. Выпучив огромные янтарные глаза, он внимательно смотрел на меня.
— Что смотришь так пытливо на меня, мой верный Чёрный Пёс? Не хочешь ли задать ты мне вопрос? — неожиданно для себя громко и весело продекламировал я.
Да что же это такое!? Видимо в прошлой загадочной жизни я был скорее поэтом, чем Королём. А с другой стороны, почему Король не может быть поэтом, а поэт — Королём? Так часто взаимосвязаны между собой способности разума и стремления душ и тел, которые, подчас, увы, категорически отрицают друг друга!
ЗВЕРЬ никак не прореагировал на мои поэтические изыски. Он чёрной и неподвижной глыбой возвышался рядом со мною, по-прежнему внимательно изучая меня. Он словно ждал какого-то движения, действия с моей стороны, и они не замедлили последовать. Я весело и беспечно рассмеялся, потянулся, вскочил, подпрыгнул высоко вверх, взбив пыль, которая легко заклубилась под моими босыми ногами в лучах солнца.
— Ну что, зверюга, а не помешает ли нам небольшая разминка!? — рявкнул я и сделал резкое, но неопределенное поступательное движение вперёд.
Реакция Пса была незамедлительной. Он глухо и вязко рыкнул, легко и грациозно выпрыгнул в окно, раскрошив в щепки половинку ставни, оставшейся в относительной целостности накануне, на лету умудрился оглянуться на меня и понёсся сквозь густую сочную траву в сторону гор, покрытых томным, утренним, слегка дымчатым туманом. Я немедленно и решительно последовал за ним.
Утро было великолепным. Солнце не обжигало, а ласкало. Высокое небо, чуть подёрнутое лёгкими мазками белоснежных облаков, поражало фантастической, нереальной синевой. Ночью, видимо, прошёл небольшой дождь. Земля и трава испаряли его остатки, отдавая с ними часть себя, насыщая воздух невероятными божественными ароматами. Мы с восторгом вдыхали их и поглощали, и впитывали, и оставляли в себе навеки. Мы стремительно, легко и тонко пронзали пространство, которое обрело слегка тугую и тягучую сущность.
