Холли Блэк - Белая кошка
Белая кошка. Подошла совсем близко. Облизывается, демонстрируя клыки. При дневном свете хорошо видны рваное ухо и длинные багровые коросты на шее — раны явно свежие.
— Кис-кис-кис.
Идиотство, конечно, но вырвалось само собой. Открываю еще банку. От металлического щелчка зверь подпрыгивает. Почему я настороже? Как будто жду, что она вот-вот заговорит. Кошка, только и всего. Голодная бездомная кошка, скоро попадется в капкан.
Протягиваю руку в перчатке, она отступает. Умная животина.
— Кис-кис-кис.
Медленно подходит ближе, принюхивается. Я затаил дыхание. Трется об меня. Кожу щекочут встопорщенные усы и мягкий мех, слегка царапают острые зубы.
Ставлю корм на пол. Она принимается за еду, но шипит и выгибает спину, когда вновь протягиваю руку. Шерсть дыбом, вскинулась словно змея.
— Ну, другое дело.
Все равно умудряюсь ее погладить.
Худющая, лопатки торчат, вся в грязи. Я впускаю ее на кухню и наливаю воды в стакан для мартини.
— Зачем ты притащил сюда эту грязную тварь?
— Это не таракан, а кошка.
Дед смотрит скептически. Сам весь в пыли, в руках большой бумажный стакан с соломинкой. Только там не кока-кола, а бурбон.
— На что она тебе сдалась?
— Да ни на что. Не знаю. Голодная просто.
— Может, и остальных пригласишь? Небось тоже голодные.
Ухмыляюсь.
— По одной зараз, идет?
— Я не для того капканы покупал.
— Знаю. Ты наверняка хотел их всех переловить, отвезти миль за десять, выпустить на каком-нибудь фермерском поле, а потом мы бы сидели тут и делали ставки — которая первая вернется.
Дед качает головой.
— Иди-ка убираться, умник.
— У меня врач сегодня.
— Помню. Еще вполне успеешь поработать.
Пожимаю плечами и отправляюсь в гостиную. Водружаю посреди комнаты картонные коробки, достаю скотч, вытаскиваю мусорный бак и принимаюсь разгребать залежи.
Кошка наблюдает. Глаза у нее светятся.
Выкидываю проспекты с рекламой амулетов, облысевшую меховую муфту, разваливающиеся книжки в бумажных обложках. Те, что еще выглядят сносно, ставлю обратно на полки, некоторые откладываю почитать. Следом в мусорный бак летят кожаные перчатки. Их целая корзина накопилась, некоторые слиплись между собой, наверное из-за батареи.
Выкидываю и выкидываю, а хлама не убавляется. Бесконечные кучи вещей, невозможно даже понять — где уже убирался, а где нет. Десятки мятых полиэтиленовых пакетов, в одном — пара сережек и чек, в других всевозможная одежка или остатки сэндвичей.
Отвертки, разные винтики и шпунтики, мой табель за пятый класс, вагоны от игрушечного поезда, пачки магазинных наклеек «оплачено», сувениры-магнитики из Огайо, три вазы с засохшими цветами и один кувшин, набитый цветами пластиковыми, картонная коробка с битыми елочными украшениями, древний радиоприемник, покрытый черной и липкой дрянью.
Из-под пыльной сушилки выскальзывает шкатулка с фотографиями.
Черно-белые, настоящий пин-ап[3]. На женщине короткие тонкие перчатки, старомодный корсет и черные трусики. Прическа как у Бетти Пейдж[4]. Стоит на коленях и улыбается кому-то. Наверное, фотографу. На одном снимке видны его пальцы — дорогое обручальное кольцо поверх черной перчатки. Женщину я узнаю.
Мама хорошо получилась.
Как-то она отвезла меня полакомиться вишневым сиропом. Только меня одного. Именно в тот жаркий летний день раскрылся мой преступный талант. Машина нагрелась от солнца, кожаные сиденья чуть жгли голые ноги. Рот весь покраснел от сиропа. Мы заехали на заправку, а потом развернулись — наверное, чтобы подкачать шины.
— Видишь тот дом? — Мама показывала на ранчо с черными ставнями. — Найди окно сзади, там лестница есть. Пролезь внутрь и возьми со стола коричневый конверт.
Наверное, я долго пялился на нее в недоумении.
— Ну, Кассель, просто игра такая. Надо успеть как можно быстрее, я засеку время. Давай сюда сироп.
Знал, конечно, что никакая это не игра, но все равно помчался со всех ног, влез на водосточную трубу, пролез через окно — я же был тогда еще совсем мелкий. Как мама и сказала, конверт лежал на столе, среди документов и кофейных чашек, из которых торчали ручки, линейки и ложки. Еще там стояла маленькая стеклянная статуэтка кошки. Когда я поднес ее к свету, внутри словно золото засияло. От кондиционера шел холодный воздух, и мокрая от пота футболка моментально высохла. Кошку я сунул в карман.
Когда вернулся обратно с конвертом, мама допивала сироп.
— На.
Улыбнулась. Рот у нее теперь тоже был красным.
— Молодец, зайчик.
И тут меня осенило: она взяла меня только из-за роста. Но какая разница: получалось, что от меня тоже может быть польза. Хоть и не мастер, некоторые дела проворачиваю даже лучше их.
От этой мысли по телу прошла дрожь. Словно выброс адреналина.
Кажется, мне было тогда лет семь. Не помню точно. Еще до Лилы.
Про статуэтку я никому не сказал.
Перебираю фотографии. Еще несколько с дедом и отцом Лилы в каком-то баре в Атлантик-Сити. Стоят в обнимку с непонятным стариком. Не знаю его.
Протираю под стульями. Закашливаюсь, когда поднимается облако пыли.
Падаю на диван передохнуть. За спинкой обнаруживается старый блокнот, исписанный маминым почерком. На этот раз никаких фривольных снимков, сплошная скукота. «Убрать масляный бак — зарыть» — нацарапано на одном листе. На другой стороне: «Купить морковь, курицу (целую), отбеливатель, спички, моторное масло». Через две страницы список адресов, один подчеркнут. Потом план — как позвонить в контору по прокату автомобилей и уговорить их бесплатно одолжить машину на неделю. Еще парочка афер. Читаю и невольно улыбаюсь.
У меня своя афера сегодня: посмотрю на работу профессионала — потренируюсь.
У нас, как, наверное, в любой семье, считается, что все дети похожи на кого-то из родни. К примеру, Филип вроде как пошел в деда: рано бросил школу и стал работать на Захаровых. Через несколько лет обзавелся ожерельем из шрамов. Просто помешан на верности и преданности, а деньги зарабатывает, ломая другим ноги и руки. Так и вижу его лет через сорок: пенсионер в Карни, гоняет с газона детишек.
Про Баррона говорят, что он весь в маму, хотя та мастер эмоций, а он — удачи. Мать может завязать разговор или подружиться с кем угодно. Искренне верит, что мошенничество — игра.
И ей нужно все время выигрывать, во что бы то ни стало.
Получается, я должен был уродиться в папу, мастера удачи, но увы. На нем все в семье держалось. Пока он был жив, мама почти не сходила с ума. Это после его смерти она начала гоняться напропалую за миллионерами. Без перчаток. Когда очередной парень проснулся после морского круиза по уши влюбленный и недосчитался ста кусков, его адвокат позвонил в полицию.
