Стена между нами (СИ) - Кос Анни

Жарко, душно, хочется пить. Я вновь соскальзываю в полубред.

В реальность меня возвращает прохладное прикосновение. Кто-то трогает мой лоб холодной рукой, даря миг живительной прохлады.

— …почему не доложили?! — сердитый полурык. Голос узнать сложно, но вибрирующие интонации пробирают до дрожи. — Кто её принимал, бездна вас раздери? Лекаря сюда!

Потом я чувствую, как тяжелое одеяло откидывается в сторону, кто-то поднимает меня на руки, несет, осторожно погружает в прохладную воду. С трудом открываю глаза, но сквозь пелену не могу разобрать ничего, кроме сияния бездонных синих глаз. Мысленно улыбаюсь: все верно, где сжигающее пламя, там и ардере.

— Держись, — шепот касается пылающих щек, дыхание скользит по волосам легким бризом. И потом в сторону: — Почему не проконтролировали? Кто приставлен к госпоже? Найдите служанку!

Топот ног, голоса, шум, забытье. Иногда мне кажется, что я слышу разговоры, но суть слов ускользает. Реальность смазывается и стекает расплавленным воском, обнажая скелет волнений и надежд.

«Я разрушу тебя, разрушу… верну мир своему народу…» — шепчу беззвучно.

Я снова у кого-то на руках. Кто-то трогает мои руки, шею, кажется, считает пульс.

— Я же велел госпоже принять согревающую ванну. Вы делали ей растирания?

— Она отказалась наотрез, выгнала. Господин, я не виновата…

— Ох, дурочка! Кыш отсюда!

Тяжелые шаги, снова холодное прикосновение ко лбу. Праматерь, как же хорошо! Только не забирай руку, не забирай! У меня хватает сил поймать чужую ладонь и прошептать:

— Оставь так… так легче.

Чувствую, как чужие пальцы вздрагивают — и мир начинает бешено вращаться.

— Справишься. Не бойся. Я буду рядом, пока это необходимо.

И снова тишина, но на этот раз не алая, заполненная духотой и вспышками, а прохладная, спокойная.

Мне становится лучше на следующее утро. За окном едва сереет рассвет, тени скрывают большую часть комнаты. Поворачиваю голову, с трудом выбираюсь из-под промокшего одеяла. И вдруг замечаю в кресле рядом постороннего.

Лили, моя служанка. Она вздрагивает и просыпается, тут же подскакивает и укладывает меня обратно.

— Госпожа, вам рано вставать. Вы еще слишком слабы!

— Что со мной?

— Лихорадка. Вас огнем сжигало, но обошлось! Я даже боялась, что не выкарабкаетесь. Ночью совсем плохо было, а утром уже встать хотите!

— Покрывало мокрое.

— Мигом перестелю. И передам, что вы очнулись.

— Стой, погоди. Слишком рано еще, пусть все спят. Просто помоги мне, не надо никого тревожить!

— Ох, госпожа. Простите, это мой долг. Если узнают, что я не сообщила, меня точно выгонят из дворца.

— Вряд ли у лекаря есть на это право.

Служанка смущается, поясняет с запинкой.

— Я обязана доложить владыке.

Вот как? Удивление прорывается даже сквозь слабость.

— Ему-то какое до меня дело?

— Вам лучше знать, госпожа, — девушка упорно смотрит в пол, словно перед ней не бледное взлохмаченное существо едва ли на пять лет старше, а сама Праматерь. — Вот только владыка просидел у вашего ложа до глубокой ночи. Вы держали его руку, шептали что-то. Потом жар спал, вы уснули, и владыка тоже ушел отдыхать, но велел дать знать, как только вы придете в себя.

Закрываю глаза, откидываюсь на подушку. Вот, значит, как. Что ж, по крайней мере, я жива и вроде бы даже на шаг ближе к цели. Самый драгоценный враг, похоже, заметил меня. И уж теперь наверняка запомнил. Вот только захочет ли продолжать общение со слабейшей? Бездна! Сжимаю покрывало изо всех сил. Победа это или поражение?

Служанка тем временем торопливо выходит из комнаты, возвращается с плотным шерстяным покрывалом и новой рубашкой. Помогает мне переодеться, перестилает постель и уносит влажные вещи. Я остаюсь ждать, надеясь, что прийдет Дорнан.

Перебираю мысленно варианты нашего будущего разговора. Стараюсь сообразить, стоит ли мне быть мягче, слабее и женственнее или наоборот благодарить за помощь сдержанно и холодно, как принято у благородных дам. С удивлением понимаю, что с нетерпением жду встречи. Прислушиваюсь к шорохам за дверьми, стараюсь различить шаги.

На мгновение застываю в испуге: что, если в бреду я сказала лишнего? Проговорилась. Эта мысль стирает радость, но почти сразу приходит понимание, что не стал бы алти-ардере сидеть у моей постели, если бы заподозрил меня в двуличии. Нет, точно не стал бы.

В коридоре раздаются голоса. Несколько мужчин переговариваются, стучат копья, упертые в мрамор пола. Двери медленно открываются, я невольно вздрагиваю.

Но это всего лишь лекарь. Заспанный, в помятой одежде. Он осматривает меня, слушает легкие, сердце, проверяет горло и лишь после этого, удовлетворенный, выдает вердикт:

— Опасность миновала. Я распорядился никого к вам не пускать, чтобы не лечить потом лишних больных, но похоже, что это просто лихорадка из-за волнения и холода. Вам повезло, госпожа, через день будете на ногах. Впредь не советую пренебрегать моими указаниями. Поверьте, климат тут суров, переменчив, вам, южанам, нужно от года до трех, чтобы полностью к нему адаптироваться. Стена хранит вас от пронизывающих северных ветров, да и не только от них, если подумать. В общем, первые месяцы стоит быть аккуратнее.

— Стена хранит нас? — скрыть сарказм не удается. — Мне кажется, она отрезала нас от плодородных земель и полноводных рек.

— Вам кажется, — равнодушно отбивает мой выпад лекарь. — Впрочем, всему свое время, узнаете постепенно.

Он закрывает свою сумку и встаёт.

— День в постели, если жара больше не будет, завтра позволю прогулки. Лили будет делать вам отвары, пейте всё без возражений.

Киваю. Спорить с лекарем и превращать его в противника недальновидно.

— Скажите, а владыка… он был тут, верно?

— Верно, — лекарь недоволен задержкой, он спешит по своим делам и не настроен на долгие беседы. — Он зашел поздравить вас с победой, вы ведь первой из девушек зажгли синий маяк. Ну и обнаружил вас в полубреду. Слава богам, что так. Еще бы два-три часа без помощи — и не знаю, до чего бы вас довел жар.

— Выходит, я ему жизнью обязана?

— Все мы обязаны, в той или иной степени.

— Могу я выразить ему свою благодарность лично?

— Я передам.

Он уходит, а я разочарованно вздыхаю. Лили приносит завтрак и лекарства. Заставляет меня поесть. Дорнана нет, он словно забыл обо мне. Меня снедает тревога, но травы утягивают в долгий сон. Когда я прихожу в себя, уже наступает ночь. За весь день никто из участников отбора не заглядывает, чтобы навестить меня, однако я легко нахожу этому объяснение: лекарь ведь запретил и, наверное, забыл отменить указание.

Владыка так и не приходит.

Утро приносит солнечный свет, легкость и негу. Потягиваюсь в постели, ощущая, что противная слабость отступила. Поднимаюсь, завтракаю с аппетитом. Прошу Лили приготовить платье, что-то простое, неброское. С удовлетворением наблюдаю за тем, как ловко девушка приводит меня в порядок. И спешу в соседнюю комнату, хочу расспросить подругу о том, как закончилось её приключение. Мне стыдно, что я не дождалась ее, и я предчувствую, что она будет ругать меня за простуду.

Спешу, открываю дверь — и замираю в нерешительности. Комната пуста. Пусты шкафы и туалетный столик, кровать застелена, шторы подобраны, нет даже вазы с цветами, как нет и следа подруги.

Бросаюсь обратно, хватаю Лили, встряхиваю. Девушка смотрит на меня испуганно, тонко пищит:

— Больно, госпожа!

— Где она?! — но понимание уже и так бьет, как сжатый кулак по лицу: оглушительно и резко. — Моя подруга, темноволосая, смуглая, кареглазая, она жила в соседней комнате.

— По решению наблюдающих покинула замок вместе с парой десятков других проигравших. Вчера, на рассвете еще.

Отшатываюсь, закрываю лицо, в груди все сжимается.