Запах ночного неба (СИ) - Вилкс Энни

— Алане нельзя доверять, — сказал Келлфер буднично. — Подумай. Она была единственной, кого ты не проверил, да? Она могла незаметно проникнуть к порталам. Никто бы не остановил ее, служанку. Она предпочла играть роль безымянной служанки даже после предложения учиться в Приюте. Почему? Не для того ли, чтобы оставаться незаметной? Послушник, дежуривший у портальных столбов, чуть не умер, а она жива, и она была там. Роберт видел ее.

— Это не может быть Алана, — как во сне проговорил Келлан. — Ей незачем…

— Да что ты знаешь о ней? — продолжил Келлфер. — Только то, что она обманула Приют, чтобы попасть внутрь. А потом ты сам закрыл ее воспоминания, не успев их прочитать. После ее долгого отсутствия на ней появился такой удобный амулет, который не дает тебе слышать, о чем она думает. И произошло то, что произошло. Тогда, когда ты заглянул в мысли всех в Приюте, кроме нее.

— Я не должен был проверять ее, — отозвался Келлан, с удивлением слушая собственный незнакомый голос. — Я не говорил только с Олеаром, слугой Кариона. Его нигде не было, он пришел на совет.

— Олеар тут не при чем, — сказал Келлфер, и Келлан почему-то не усомнился в его словах. — Син сказал, что нужно снять с Аланы амулет. Он жалеет, что дал его ей. Когда она придет, сними амулет и сам все просмотри. Помни, ей нельзя доверять. Достаточно она тобой крутила.

— Достаточно?.. — эхом отозвался Келлан. — Нет, она не стала бы пытаться подставлять меня.

— Как скажешь, — согласился Келлфер, и Келлан почувствовал облегчение. — Но Приют она не любит. Она боится давать обещание служения не просто так. Ты помнишь кого-либо, кто бы боялся?

— Нет, — признал Келлан.

Слова отца имели смысл. Алана могла просто тянуть время, делая вид, что размышляет. Но она же сказала, что будет учиться… Мысли путались.

— Мне нужно поспать, — сказал он Келлферу.

— Вижу, — ответил Келлфер. — Это никуда не убежит. Завтра вы в любом случае встретитесь.

.

Келлан не помнил, как добрался до своего кабинета, как рухнул на обитую льном высокую скамью, опрокидывая на пол раскрытую книгу, как потушил свечи. Внутри билось осознание: Алана не просто заодно с Карионом. Она сделала то, за что ее казнят, она предала их всех. И так просто было сделать это! Так просто! А он, идиот, повелся.

А Карион знал. Поэтому и предложил ей защиту.

Келлан вспоминал теплые карие глаза, только теперь они казались ему лукавыми. Ее небольшие аккуратные руки в его воображении обрастали длинными и узкими, как у гарпии, когтями, мягкие как пух волосы вились змеями. Алана почти не смотрела ему в глаза, потому что была предупреждена: смотреть в глаза читающему разум нельзя. Она не избавилась от этой привычки, даже когда Син дал ей амулет. Она всегда была настороже.

Как же он, знаток людских душ Келлан, мог довериться таинственной девушке, ничего о ней не зная?

Син казнит ее, как только Келлан все подтвердит. И тогда в этих теплых и лукавых глазах померкнет свет, и она…

Кажется, впервые с детства ему снились кошмары.

11. Вестер

— Вестер, не смей, — проскулила Юория, извиваясь под его руками. — Как ты можешь! Прекрати! Я тебе не!..

Вестер снова заставил ее замолчать простым заклятием, и теперь женщина силилась что-то сказать, но только открывала рот. Это было забавно. На ее красивом испорченном лице выражение растерянности смотрелось пошло, как какая-то игра, чтобы ввести его в заблуждение.

Вестер вспомнил, как Юория играла с ним, тогда еще наивным юнцом, и как так же поджимала соблазнительные пухлые губы, и как он был готов убить любого, кто расстроил ее. Как он клялся ей в любви, как лунными ночами, дождавшись, наконец, ее появления, опускался у стройного стана на колени, ловя узкую кисть.

Она никогда не целовала его, лишь милостиво принимая ласку.

Вестер усмехнулся и жадно, причиняя боль, смял эти влажные красные губы своими, почувствовав, как Юория дернулась от него, а потом к нему. Он с омерзением подумал, что именно так Юория привыкла справляться с мужчинами: грязно подыгрывая им. Что теперь жена будет делать? Попробует его убедить, что это не он берет то, что хочет, а она сама отдается ему, потому что внезапно осознала, как он великолепен?

И действительно, женщина развратно подалась вперед, раскрывая бедра ему навстречу и выгибаясь под ним луной. Вестер успел уловить выражение ее холодных глаз и усмехнулся: что бы Юория ни думала о себе, сейчас она принадлежала ему, только ему, и лишь от его настроения зависело, останется ли она в живых, и что с ней будет дальше.

Взять ее, грубо, без тени мысли о ее удовольствии, причиняя ей боль, которую черная роза умело — какая же мерзость! — скрывала за исступленными стонами, было единственно возможным. Юория скулила, и будь у нее не заткнуто горло, она бы, несомненно просила Вестера не останавливаться, и искренности в этом было бы меньше, чем в крокодильих слезах палача. Он продолжал двигаться, не переставая глядеть в ее полные унижения, неверия, ненависти глаза, и ее немой крик подхлестывал его пыл.

Это не было восхитительно, как раньше, когда Юория милостиво позволяла ему прикоснуться к ней. Все было грязно, мерзко и оставило на нем ощущение измазанности в дерьме, и вместе с тем, не было ничего более естественного, чем сделать это.

.

Юория сидела очень тихо. Волосы скрывали ее лицо. Она придерживала разорванное на груди платье. И молчала. Вестер усмехнулся и снял заговор, и его жена издала всхлип — и снова ничего не сказала.

— Пока ты владела мной, — задумчиво сказал Вестер, наблюдая, как подскочила Юория от звука его голоса. — Я о многом думал. Да, у вещи могут быть мысли. Ты не хочешь узнать, каково это — быть мыслящей вещью? Ненавидящей в минуты прозрения, понимающей всю бесконечную отчаянность своего положения, сломанной, страдающей вещью. Мои друзья из Пар-оола действительно хороши в амулетах подчинения, они могли бы устроить тебе такие переживания, да и не только такие.

— Ты мог надеть его на меня до всего этого, — удивила его Юория.

— Нет, я не хотел, — ответил Вестер честно. — Я хотел, чтобы ты была собой. А я — собой, а не той жалкой куклой, которой ты привыкла меня считать.

Она подняла на него взгляд — и тут же опустила, будто обжегшись.

— Дядя убьет тебя, — ее голос звучал по-детски, и это было настолько неуместно в устах бывалой шлюхи, что Вестер рассмеялся.

— Посмотрим, — ответил он. — Пока я здесь, как видишь, жив и здоров. Уж не думаешь ли ты, что он решит мстить мне за тебя? Нет, уверяю тебя. Твоя преданность ему безразлична, как и ты сама. Я думаю, Даор Карион скорее решит договориться со мной. Я ведь единственный представитель белой герцогской семьи. Я могу убить тебя, запытать, насиловать хоть каждый день, могу швырнуть ему твою голову под ноги, и он даже бровью не поведет. Ты сама знаешь это.

Юория заплакала, и Вестер не стал успокаивать ее. Как же его злило молитвенное стремление жены угодить старшему Кариону! Когда он, Вестер, раскрывал перед ней свое сердце, когда клялся ей в любви, когда просил милости, когда готов был отдать свою душу в ее руки — и сам защелкнул на себе проклятый браслет… Она лишь собирала ресурсы для черного герцога.

«Не только, — остановил сам себя Вестер. — Ее возбуждали мои страдания, мое подчинение ей».

— Ты не прав, — произнесла Юория через слезы. — Он меня у тебя заберет.

— Ну как сказать, — протянул Вестер задумчиво. — Если я попрошу твою голову в обмен на мое сотрудничество, думаешь, он сам тебе ее не отрубит?

— Замолчи! — скорее умоляюще, чем требовательно вскрикнула Юория.

— На самом деле… — Вестер налил себе вина и сделал большой глоток. — Я не собираюсь заключать с ним союз. Я бы лучше надел на него ошейник.

— Да как ты смеешь! — прошипела Юория, внезапно бросившись на Вестера с удивившим того пылом.

Она пыталась поцарапать его, пыталась укусить, ощутимо колотила кулаками по ключицам. Ее грудь выпала сквозь порванное платье, и Вестер, оскалившись, прижал руки Юории к стене, без труда удерживая ее жалкие попытки навредить ему.