Ирина Чернова - И аз воздам
Все это я поведала Татьяне Ивановне, которая с большим интересом выслушала рассказ, постукивая рукой по столу и рассматривая меня оценивающим взглядом. Сидеть под таким обстрелом было крайне неудобно и я то и дело находила себе занятие, чтобы не ежиться и не стесняться. Помыла посуду, протерла чашки и тарелки, чего отродясь не делала, замариновала мясо на несколько дней вперед, освободила полки холодильника от завалов и даже перечистила столовый мельхиор, потемневший от времени.
Татьяна Ивановна оказалась плохой рассказчицей. Фразы у нее были рубленые, скорее всего походили на приказы, о родителях Лешика она упомянула только, что они люди занятые, но связь с сыном стараются не терять и очень обеспокоены тем, как и с кем он живет в Питере.
— А где вы работаете? — вопрос я задала исключительно из вежливости, чтобы иметь хоть какое-то представление о семье будущих родственников.
— На киностудии, режиссером. — Татьяна Ивановна посмотрела на меня так, как будто я предложила ей порыться в помойном ведре. — Вы что, считаете, что Новороссийск такой захолустный город, что в нем не может быть своей киностудии?
Вызов и надменность, прозвучавшие в ее ответе, шокировал меня настолько, что я никак не могла понять, что могло вызвать такую реакцию и поспешила сгладить острые углы.
— Нет, почему же… я никогда не была в Новороссийске и уж тем более понятия не имею, есть там киностудия или нет. Там большой порт…
— Да, очень большой, — сделала она ударение на втором слове. — И через него идет очень много грузов. Кстати, вы никогда не пробовали сниматься в кино?
— Нет, — поспешила я обойти очередную щекотливую тему про порт, в которой опять прозвучал непонятный вызов. Она что, считает, что я пытаюсь наложить лапу на миллионы будущего свекра? — В кино я не снималась и не собираюсь. Это не для меня… актриса из меня никудышная, да и неинтересно мне это.
— Неинтересно, пока не начали, — отрезала Татьяна Ивановна. — Если бы вы попробовали, то сразу поняли бы, что это затягивает, как омут. Вы не видите себя со стороны, не видите своих достоинств и недостатков, не видите, как вы ходите, как двигаетесь, как едите, спите, разговариваете. Даже голос, звучащий с экрана, будет для вас не тем, к которому вы привыкли за все годы жизни. Иногда все же стоит пойти на съемки, чтобы трезво оценить себя и понять, что вы делаете хорошо, а что у вас получается отвратительно. У каждого есть что-то притягательное, что надо развивать в себе, но для этого необходимо провести работу над собой и не бояться трудностей. Вы что думаете, все актеры такие умные и обаятельные? Да ничего подобного! Но они трудятся над собой постоянно, прокручивая километры пленки, чтобы увидеть только один свой жест, один взгляд, от которого потом будут сходить с ума их поклонники в кинозалах. Вот сейчас вы сидите, согнувшись, и вся ваша поза выражает неуверенность в себе. Выпрямите спину, поднимите подбородок — и вы королева, а не прачка. Но для того, чтобы из вас получилась королева, надо еще работать и работать, надо научиться контролировать себя везде, каждый свой взгляд и жест. Приобретите уверенность в себе и своих силах, тогда вас заметят окружающие и ни один мужчина не останется к вам равнодушным. Научитесь правильно делать самые обыденные вещи и будете всегда неотразимой. Пройдитесь-ка по кухне, милочка, — вдруг приказала она.
— Татьяна Ивановна, — ее странный монолог был понятен, но неприятен и я не могла пока что облечь в слова причину этой неприязни, — я не хочу сниматься в кино и я вполне устраиваю сама себя такой, какая я есть. Вы смотрите на меня со своей точки зрения, но я совершенно другая… и мне не хотелось бы что-то менять в себе.
— Глупости, — уже мягче сказала она, — в нас всегда есть то, что мы хотели бы изменить, только боимся себе в этом признаться. Вы не хотите постараться даже ради Алексея?
— Если бы ему что-то не нравилось во мне, он бы уже сказал об этом.
— Хорошо, — неожиданно хлопнула в ладоши Татьяна Ивановна, — Сейчас уже поздно и я поеду отдыхать, а завтра я приглашаю вас в театр. Я уже взяла билеты, — безапелляционным тоном она поставила меня в известность о своих планах, — пойдем на «Бориса Годунова» в Мариинку. Встретимся у входа слева, у самой афиши.
Только проводив Татьяну Ивановну с Лёшиком до дверей, я наконец расслабилась. Неприятный напор и вызов во всех разговорах тяготили меня настолько, что впору было хлопнуть стакан и завалиться спать.
— А ты понравилась тетке Тане, — доверительно прошептал он в ухо, когда мы уже легли спать. — Ты не смотри, что она такая жесткая, зато дело свое хорошо знает и деньги получает не зря.
— Мне еще теперь в театр с ней идти, — пожаловалась я, — а у меня были совершенно другие планы на завтра. И оперу не люблю… так, только арии отдельные, но уж на «Бориса Годунова» точно нет желания идти.
— Лер, будь умницей, — погладил меня по плечу Лёшик, — уважь тетку. Ну посидишь с ней, послушаешь… она же во время действия к тебе с разговорами не полезет. Ради меня, а?
— Только ради тебя, — согласилась я со вздохом и была награждена самым нежным поцелуем, от которого стерлось неприятное впечатление.
Не знаю, кто любит ходить в театр и слушать оперу? Мне действительно нравились кое-какие арии из самых разных произведений, но это были отдельные фрагменты, а больше всего меня привлекало слушать оперу по телевизору или компу. Надоело — остановил или выключил, захотел — прослушал еще раз. Скорее всего, «Борис Годунов» не пользовался большой популярностью, но иностранцев в зале сидело много и они с интересом рассматривали богатые костюмы той эпохи. Четыре действия… боже, я отсидела весь зад, крутясь уже с третьего на стуле от невозможности уйти. Татьяна Ивановна сдала наши куртки и сунула номерки себе в сумочку, а билеты у нас были не рядом и я тут же потеряла ее из виду. Решительно настоять и отобрать у нее номерок я сразу не успела и проклинала все на свете, что согласилась и пошла в Мариинку. В антракте я бродила по коридорам, тщетно пытаясь разыскать тетку Лёшика, но в безумном скоплении народа это было практически невозможно. Если бы не куртка, я уже давно бы плюнула и уехала домой, наврав потом, что ждала и не дождалась, но в мороз это было невозможно. Конца спектакля я дожидалась, как выхода из заключения и чуть не зарыдала от счастья, когда упал занавес. Татьяна Ивановна уже стояла в очереди и, получив наши вещи, еще долго ходила по фойе, пристраиваясь к свободному месту перед зеркалом. Куртку она почему-то мне не отдавала и я таскалась за ней хвостом, пытаясь забрать ее хоть силой и покинуть надоевший до чертиков театр.
