Джена Шоуолтер - Раб любви
- Клянусь.
Ну вот, она опять принялась за свои губы. Никогда не изменявший своему слову, Тристан наклонился так, что теперь их губы разделял лишь шелест дыхания.
- Я рад это слышать... потому что сейчас я собираюсь попробовать тебя на вкус.
Джулия не стала вырваться или отталкивать его. Единственное, что она смогла сделать, это поднять на него взгляд и моргнуть так, будто он заговорил с ней на незнакомом языке. Спустя мгновение ее глаза расширились.
- Не уверена, что...
- Никаких наставлений. - Он запустил пальцы в ее волосы и подтянул ее ближе в свои объятия. - Не сейчас.
Джулия сглотнула и отвела глаза в сторону.
- Посмотри на меня, Джулия.
Очень и очень медленно ее черные, как смоль ресницы поднимались вверх, пока она не встретилась с его пристальным взглядом. Тристан знал, что она увидела в его глазах. Голод. Обжигающий и примитивный голод. Он хотел ее, хотел забыть, где он находится, забыть, кто он и кем был, хотел, пусть лишь на мгновение, но потеряться и найти себя в таких привычных женских объятиях.
- Мой язык горит от желания попробовать твой вкус. Руки зудят от желания почувствовать под собой твою кожу. А мое копье ревет ткань от желания оказаться в твоей сердцевине. Позволь мне доставить тебе удовольствие.
Ее глаза ярко заблестели от страсти, отчего радужки восхитительно зеленного цвета стали темнее, а веки потяжелели и наполовину закрылись. Она воплощала в себе страсть в чистом виде; казалось, какая-то невидимая сила, притягивала ее ближе и ближе до тех пор, пока его твердость не встретилась с ее мягкостью. До его ноздрей донесся ее экзотический, подобный лунному свету и звездам, аромат.
Он опустил руки ниже, обхватив ладонями ее затылок и удерживая ее лицо в сантиметре от своего. Ее маленькое и нежное тело идеально прильнуло к нему, и инстинкт ему говорил, что внутри она подойдет ему еще лучше. Один раз... второй он лизнул ее губы, неторопливо наслаждаясь вкусом, надеясь впитать присущую ей сладость.
Тристан ласкал своим дыханием ее нос, щеки, ожидая от нее ответного отклика. Однако ее рот все также оставался закрытым, тогда он высунул язык и провел им по ее закрытым губам. Она издала низкий и переливчатый стон, который медленно омыл его тело эротическими волнами, заставляя подгибаться колени.
- Откройся мне, - попросил он.
Как ни странно, она, не колеблясь, выполнила его просьбу.
Его язык тут же скользнул внутрь и начал неторопливый танец, то прикасаясь, то отступая. Сначала Джулия отвечала робко, словно исследуя и учась, но вскоре плотина ее сдержанности рухнула, и она отдалась на волю чувств.
Толчки ее языка были жесткими и быстрыми. Губы сплетались с его губами, руки обхватили его спину, царапая ногтями кожу. Она стонала, желая всецело проникнуть ему под кожу. Страсть сделала ее вкус насыщенней, пьянящим сочетанием первобытного желания и нерастраченной дикости.
- Восхитительно, - прошептал он, заставив себя на мгновение оторваться от нее и взглянуть на результат своих действий. - Я хочу большего.
- Больше. Намного больше. - Она дернула его на себя, стиснула в объятьях и прижалась еще теснее, затем потерлась о него бедрами, отступила и снова потерлась. В ее действиях больше не было ничего невинного.
Сила желания превратила ее в дикарку. Он в замешательстве нахмурил брови. Никогда прежде он не сталкивался с женщиной, которая так стремительно возбуждалась.
- Джулия?
- Не останавливайся, - произнесла она. При каждом соприкосновении их тел, всякий раз, когда вершина ее бедер встречалась с его эрекцией, ее объятья становились еще крепче, отчасти отчаянней. Прежняя Джулия, отказывающаяся от удовольствий, осталась в прошлом, сейчас здесь находилась женщина, нуждающаяся в немедленном исполнении своих желаний.
И ему это нравилось.
Чувство глубокого удовлетворения разлилось по всему телу, когда он представил себе, как доставит ей наслаждение всеми способами, которые ему известны.
- Мне этого мало, - выдохнула Джулия. Она тяжело дышала, глаза все также оставались закрытыми, тело, не переставая, извивалось. - Ты обещал мне дать больше. Я хочу больше.
Под действием ее слов кровь прихлынула прямо к чреслам, делая его тверже. Тристан знал, что она уже стала мокрой для него, такой мокрой, что он сможет заполнить ее своей длиной, не прилагая особых усилий.
- Я сделаю все, что пожелаешь, - сказал он. Его собственное дыхание становилось все более учащенным. - Это я могу тебе обещать.
На этот раз, когда его губы завладели ее ртом, он не думал просить, чтобы она открылась ему. Ее язык нетерпеливо метнулся на встречу его, схлестнувшись в битве. От силы их желания ударялись друг об друга зубы. Джулия жадно покусывала его нижнюю губу так, словно хотела проглотить его целиком. Их ноги переплелись, она страстно терлась бедрами о его эрекцию. Руками она сжала его ягодицы, затем, придав ладони чашевидную форму, подхватила тяжелую мошонку, скрытую под штанами.
Тристан втянул в себя воздух. Эта девушка походила на смесь жидкого пламени и неистовой бури. В это мгновение он хотел войти в нее так глубоко, чтобы единственное, на что она была бы способна, - выдохнуть его имя. Он хотел почувствовать, как на пике наивысшего наслаждения, вокруг него сожмутся ее внутренние стенки, хотел почувствовать мощные волны удовольствия и излиться внутрь нее, сжимая ее в своих объятьях, полностью обнаженную.
И всего этого он захотел лишь от одного поцелуя и пары нежных прикосновений. Невероятно!
Поцелуй не может быть таким приятным, таким волшебным... как он считал. Он не должен был поглотить его и заставить тосковать по несбыточному. И все же... внезапно Тристан почувствовал тоску. Каждый раз, когда сплетались их языки и соприкасались тела, он желал испробовать на себе, каково это - одна душа на двоих, а биение сердца в унисон другому.
Его тоска была нескончаемо долгой. "Нет, конечно, нет".
Прежде он никогда не испытывал такой... тяги. Необходимости стать частью другого человека. "Конечно, это чувство не имеет отношения к самой Джулии, - попытался он мыслить разумно, - а к чисто мужскому стремлению завоевать".
"Да. Именно в этом я и нуждаюсь". На деле маленькая Джулия оказалась более соблазнительной, более волнующей, чем он себе представлял, поэтому в нем проснулись инстинкты воина, требующие завоевать ее. Вот и все. Ее вкус мог быть подобен амброзии, а кожа нежнее лепестков гартинии, и тем не менее, значила она для него не больше, чем все его прошлые женщины.
Она ничем не лучше других.
Наконец разобравшись в своих ощущениях, он был полон решимости доказать себе, что вполне способен заняться с ней сексом и при этом остаться бесстрастным. Отрешившись от чувств, он прочертил дорожку из поцелуев по ее подбородку, шее и ключице.
