Кэми Гарсия - Прекрасные создания
— Как я смогла это сделать?
Она села на землю рядом со мной:
— Ты еще не знаешь, на что способна, не так ли? По крайней мере, насчет этого Мельхиседек оказался прав.
— Амма, о чем ты говоришь?
— Я постоянно твердила Итану, что когда-нибудь он сможет просверлить дырку в небе. Но я считаю, что сделала это именно ты.
Я попыталась вытереть слезы со своего лица, но они не прекращались. А когда они скатились до моих губ, я почувствовала во рту вкус сажи:
— Я… я — Темная?
— Еще нет, пока нет.
— Я — Светлая?
— Нет. И этого не могу о тебе сказать.
Я посмотрела на небо. Все было окутано дымом: и деревья, и небо, а там, где должна быть луна и звезды, виднелось лишь толстое черное одеяло. Пепел и огонь, и дым… и ничего больше.
— Амма.
— Да?
— А где луна?
— Ну, дитя, если ты не знаешь, то я тем более. В какой-то момент я смотрела на твою Шестнадцатую Луну. Ты стояла под ней, вглядываясь в звезды, как будто только Бог на Небе мог помочь тебе, с поднятыми вверх ладонями, как будто ты поддерживала небо. А потом ничего. Только это.
— А как же Призвание?
Она замолчала, раздумывая:
— Вообще-то, я не знаю, что происходит, когда в полночь твоего Шестнадцатого дня рождения на небе нет Луны. Насколько я знаю, подобного никогда раньше не было. Мне кажется, что если нет Шестнадцатый Луны, то не может быть и Призвания.
Я должна была испытать облегчение, радость, растерянность. Но все, что я чувствовала, была боль:
— Так все закончилось?
— Не знаю, — она протянула руку и подняла меня с земли, ставя на ноги рядом с собой.
Ее рука была теплой и сильной, и я почувствовала, как в моей голове что-то начинает проясняться. Мы обе знали, что я буду делать дальше. Так же, как — я подозреваю — Иви знала, что собиралась делать Женевьева на этом самом месте более ста лет назад.
Как только мы открыли потрескавшуюся обложку книги, я мгновенно поняла, до какой страницы мне листать, как если бы знала это с самого начала.
— Ты знаешь, что это противоестественно. И знаешь, какие будут последствия.
— Знаю.
— И знаешь, что нет никаких гарантий, что это сработает. В прошлый раз все закончилось не так хорошо. Но могу сказать тебе вот что: моя пра-пра-тетя Иви там же, где и Предки, и они нам помогут, чем смогут.
— Амма. Пожалуйста. У меня нет выбора.
Долгим взглядом она смотрела мне в глаза. Наконец, кивнула:
— Я знаю, что не смогу отговорить тебя поступить так, как задумала. Потому что ты любишь моего мальчика. И так как я тоже его люблю, я тебе помогу.
Я взглянула на нее, и до меня дошло:
— Так вот почему сегодня вечером вы принесли сюда Книгу Лун.
Амма медленно кивнула. Она дотронулась рукой до моей шеи и вытащила цепочку с висящим на ней кольцом из-под школьной толстовки Итана, которая все еще была на мне надета.
— Это было кольцо Лайлы. Видимо, он очень сильно любит тебя, раз отдал тебе эту вещь.
Итан, я люблю тебя.
— Любовь обладает очень мощной силой, Лена Дюкейн. С материнской любовью шутки плохи. И мне кажется, что Лайла пыталась помочь, уж как могла.
Она сорвала кольцо с моей шеи. И на коже — в том месте, где прорвалась цепочка, — остался порез. Она надела кольцо на мой средний палец.
— Лайла полюбила бы тебя. У тебя есть то, чего не было у Женевьевы, когда она воспользовалась Книгой — любовь двух семей.
Я закрыла глаза, чувствуя прикосновение прохладного металла к своей коже:
— Надеюсь, вы правы.
— Подожди, — Амма протянула руку и вытащила из кармана Итана медальон Женевьевы, по-прежнему завернутый в ее фамильный носовой платок. — Просто, чтобы напомнить всем, что на тебе уже лежит одно проклятие, — она обеспокоено вздохнула. — Не хочу быть осужденной дважды за одно и то же преступление.
Она положила медальон на книгу:
— На этот раз мы все сделаем правильно.
Сняв со своей шеи старинный амулет, она положила его рядом с медальоном. Маленький золотой круг выглядел почти как монетка, изображение на нем стерлось из-за постоянной носки и от времени:
— Чтобы напомнить всем, что если они связались с моим мальчиком, то будут иметь дело со мной.
Она закрыла глаза. Я сделала то же самое. Дотронулась руками до страниц и начала петь — сначала медленно, а потом все громче и громче.
CRUOR PECTORIS MEI, TUTELA TUA EST.
VITA VITAE MEAE, CORRIPIENS TUAM, CORRIPIENS MEAM.
Я произносила слова с уверенностью. С той уверенностью, что приходит, только если тебе действительно все равно, выживешь ты или умрешь.
“CORPUS CORPORIS MEI, MEDULLA MENSQUE,
ANIMA ANIMAE MEAE, ANIMAM NOSTRAM CONECTE.”
Я выкрикивала слова в остановившуюся действительность, хотя никто, кроме Аммы, не слышал их.
“CRUOR PECTORIS MEI, LUNA MEA, AESTUS MEUS.
CRUOR PECTORIS MEI. FATUM MEUM, MEA SALUS.”
Амма сжала мои дрожащие руки в своих надежных, и мы вместе стали произносить Заклинание. На этот раз мы говорили на языке Итана и его матери, на языке Лайлы, дяди Мэйкона и тети Дель, на языке Аммы и Линка, и маленькой Райан, и всех, кто любил Итана, и кто любил нас.
Все, что мы говорили сейчас, звучало как песня.
Песня любви к Итану Лоусону Уэйту двух людей, которые любили его больше всех. И которые будут тосковать по нему, если потерпят неудачу.
КРОВЬ СЕРДЦА МОЕГО — ТВОЯ ЗАЩИТА.
ЖИЗНЬ ЖИЗНИ МОЕЙ — ЗАБИРАЯ ТВОЮ, МОЮ ЗАБИРАЕТ.
ТЕЛО ОТ ТЕЛА МОЕГО, СУЩНОСТИ И МЫСЛЕЙ.
ДУША В ДУШЕ МОЕЙ — СВЯЗАТЬ ИХ ВОЕДИНО.
КРОВЬ СЕРДЦА МОЕГО, МОИ ПРИЛИВЫ И ОТЛИВЫ, ЛУНА МОЯ.
КРОВЬ СЕРДЦА МОЕГО, МОЕ СПАСЕНИЕ, МОЯ ПОГИБЕЛЬ.
В ту же секунду меня, Книгу, склеп и Амму поразила молния. По крайней мере, мне так показалось. Но потом я вспомнила, что в видении Женевьева испытала то же самое. Амму отбросило к стене склепа, и головой она стукнулась о камень.
Я почувствовала, как по телу пробежал электрический ток, и расслабилась, смирившись с тем, что если я и умерла, то хотя бы буду с Итаном. Я чувствовала его, то, как близок он мне, как сильно я его люблю. И ощущая пылающее на моем пальце кольцо, я знала, что и он меня любит.
