В плену у страсти роковой. Дочери Древней Руси (СИ) - Сушко Любовь

Я первой поднялась с травы. Мне казалось, что он не дочь нашу увидеть хотел, а просто еще раз побыть со мной. Но он отрицал это, просто сделал то, что ему хотелось, и давно не было времени и настояния. Я помню, как девочка вышла к нам. Долго и внимательно она смотрела на князя. И она так и не смогла его принять, я это почувствовала. Никогда прежде я не видела ее такой отрешенной и далекой, как в тот день.

– Мне сказали, что ты мой отец, – услышала я ее голос и не узнала его.

На меня она совсем не смотрела, словно меня и не было тут. Я разозлилась, развернулась и отправилась прочь. На обратном пути о ней мы не сказали ни слова. И я чувствовала себя перед всеми и во всем виноватой, хотя и не знала, как это объяснить.

Только через три месяца я оказалась в монастыре снова, все никак не могла туда выбраться. Монахиня сказала, что девочка от них сбежала, я ушам своим не поверила.

– Она уехала в Галич и не хочет оттуда возвращаться.

– Но зачем ей нужен этот коварный старик, – вырвалось невольно у меня.

– Она считает его лучшим из князей и хочет досадить вам.

Но об этом никому я не сказала ни слова. Конечно, я волновалась за нее. Она просто капризный и упрямый ребенок, обиженный на весь мир и на нас с князем. Кто-то из слуг сказал мне, что Ярославу давно известно об исчезновении дочери. И только я, как самая скверная мать на свете, обо всем узнала последней. Но ведь и женой я не была вовсе, и теперь даже любовницей быть перестала, так что еще мне осталось в этом мире?

В те роковые дни татары напали на Рязань. А скоро и Киев оказался в их руках. Вместе с Ярославом мы отправились туда. Княгиня с сыновьями по его приказу осталась в Новгороде, хотя она совсем не была довольна таким решением. Когда мы впервые увидели то, какая жуткая беда обрушилась на нас, то содрогнулись. И все наши беды были ничто в сравнении с этим голодом, мором и пожаром.

Князь опомнился и начал отстраивать город, примирившись с этой трагедией. И в первый раз он не казался мне растерянным и слабым. Киев должен был быть ему благодарным за то, что здесь был его князь. Я радовалась тому, что у нас на глазах Киев поднимался из руин. Но и боль не отпускала мою душу в те странные дни. Если бы я знала, что мой путь закончится в Киеве, а родной Галич будет недосягаем, если бы ведала, что нам так долго придется провести в Новгороде, я бы, наверное, выбрала другую дорогу, постаралась что-то сделать иначе. Но я вернулась неожиданно в те места, где жили все мои прабабки. Круг сомкнулся. И в этом был виден особенный знак.

– Она была только княжеской наложницей, скажут обо мне своим дочерям мои внучки.

Я уже слышала их голоса, и мне нечего будет им возразить.

Умина, дочь князя Гостомысла стала королевой, я стала наложницей князя Ярослава, и с этим ничего не поделать, у каждой из нас только своя судьба, другой не дано.

Часть 14: Купава Монахиня

Вступление

Начало 13 века, роковые времена для Древней Руси, татары надвигались с неумолимой силой. От былой славы не оставалось и следа, утверждался новый и великолепный Владимир, как столица земель русских, ничего не осталось от древнего Киева. А русские князья продолжали неистово делить свой мир, и каждый норовил возвыситься, унизив брата своего. В это время жили, любили, рожали детей наши чудные героини

Глава 1 Кто я такая?

Сначала я ничего не знала и не хотела знать о том, где я родилась, и кто мои родные. Но потом мне стало ясно, что в монастырях не появляется дети бедняков. Мои родители не были холопами княжескими, но кто же они тогда?

И я узнала, что матушка моя была жива. Но ей никогда не было до меня дела. Хотя возможно, она была одной из монахинь, просто не могла и не хотела признаться в том, что она – моя мать. Мне хотелось, чтобы так оно и было. Но если моя мать монахиня, то есть и моя вина в том, что она заточена была в монастырь и не могла жить в мире. А там наверняка ярче и интереснее, чем здесь.

Монахини так много и с таким восторгом говорили о том мире, особенно если здесь они оказались не по доброй воле. Они так его любили и презирали этот, что я порой даже радовалась, что его не видела.

А потом, в один из унылых дней появилась красивая женщина в дорогом наряде. Я с восторгом на нее взирала до той поры, пока не узнала, что она приехала ко мне. И сестры рассказали, что жила она здесь с ними до той поры, пока не родила меня темной ночью во время грозы, ничего не сказав о том князю Ярославу. И это стало самым страшным ударом для маленькой девочки. Я не понимала, почему она оставила меня тогда и теперь не собиралась забирать с собой. Даже дети бедняков, которым нечего было есть, всегда оставались со своими близкими, а она только заглянула к нам, что-то рассказала всем, и снова села на красивого коня, и отправилась прочь. Я слышала, как одна из монахинь сказала потом зло:

– Княгиню из себя строит, а осталась наложницей его и всегда в грехе жить будет, детей только разбрасывать и может по свету. Никогда не женится на ней князь Ярослав, пусть и не мечтает, сколько бы она детей ему не родила, не женится.

Разговор шел обо мне, но я не верила своим ушам. Я ждала всего, только не такого. Моя мать, княжеская наложница – это что-то отвратительное, а родной отец – Новгородский князь Ярослав, о котором так много здесь говорили. Но от кого я до сих пор никогда с собой не связывала.

Когда она вернулась снова, я спросила ее об отце, почему он ни разу даже не взглянул на меня, почему он не хочет жениться на ней. Она побледнела и замолчала. Потом что-то говорила. Но я ничего не могла понять. Я только злилась на нее все время, и чувство ярости не проходило.

Если сама она живет в роскоши, а мне в монастыре придется оставаться, то, как же я могла к ней относиться? Она не объяснила мне толком, почему мы не можем быть вместе. Отец меня видеть не хотел, видно, совсем. А мне хотелось только одного -досадить и отомстить этому могущественному, но бесчувственному человеку.

Я хотела оказаться в стане его врагов и ославить его на весь мир, даже если потом он меня насильно назад потащит. Лучше я буду наложницей у злейшего врага его, чем рядом с ним, но в монастыре останусь. Но было видно, что это не продолжится долго.

Я знала от монахинь о главном сопернике и обидчике моего отца – князе Мстиславе, давным-давно оказавшемся в Галиче и на порог его не пустившем. Правда, говорили, что он слишком стар, но какая мне разница. Это еще больнее ударит по самолюбию отца моего. Я была уверена, что он доживет до моего появления там, и я смогу осуществить все, что было задумано.

Князь Ярослав появился в нашем монастыре, когда был женат на другой. И это безропотно снесла моя матушка. У них уже появилось на свет три сына. В тот миг он и нагрянул зачем-то в монастырь. Она рядом с ним выглядела несчастной и растерянной.

И когда они пожаловали ко мне, я не могла сдержать своей злости, почти ярости. Она старалась утихомирить меня. А я совсем потеряла страх, оказавшись перед моими родителями.

Он видел, что я выросла дерзкой и недоступной и ничего не хочу слушать и понимать. Но разве это была моя вина?

Князь оставался в те минуты спокоен, и подчеркивал, что ему нет до меня дела. И выглядело все так, словно я сама была во всем виновата. Они уехали, а я снова осталась одна. И стало мне еще тяжелее, чем прежде. Я чувствовала, что монахини и завидовали мне, и жалели меня, но и то и другое было одинаково скверно. Ничего не хотелось мне больше. Я была благодарна монахине Марте, в честь дочери которой меня они называли Купавой. Но даже ей я не могла и не хотела говорить, куда и зачем ухожу. Она постаралась бы меня удержать. И напрасно. Я не собиралась поддаваться на уговоры. Оставаться с ними страшнее, чем смерть сама. Но как сказать такое тем, кто был к тебе так добр. Да и князь Мстислав не вечен. И со мной поступили так, что только о мести я думать и могла тогда. Я могла только ответить тем же.