Юлия Стрельникова - Сказки должны кончаться свадьбой
— Здесь всегда так холодно? Если да, то почему ты раздета?
Нет. Не всегда. В прошлый раз я шла по раскаленной добела пустыне, сквозь миражи и оазисы, а до этого тонула в бушующем море. Тропа каждый раз иная. У нее нет формы, только наше представление о ней. Твое представление, Адер. Какой же ледяной ветер. Шаг. Еще шаг. Левая нога. Правая. Я вся сосредоточилась на этих действиях. Серый послушно шел за моей рукой, поняв, что не дождется ответа.
Не было никакой необходимости смотреть вперед. Раз прошедший по тропе запомнит ее навсегда. А я уже ходила по ней трижды. Правда до этого мне не случалось вести по ней кого-то. Только звать. Теперь же я была Проводником. Надеюсь, Тропа не почует мою неуверенность. Шаг, еще шаг, и еще один…
Мы дошли. Я почувствовала это место, хотя последний шаг ничем не отличался от предыдущего. Дальше идти нельзя, иначе мы не сможем вернуться.
— Зови, — приказала я Серому, который до этого послушно шел за мной. Адер как будто бы очнулся от моих слов, и его голос зазвучал далеко в обе стороны вдоль по тропе, сквозь завывания ветра. Он кричал, рвя горло, не жалея связок. О том, о чем обычно не говорят при жизни. О битвах, в которых больше некому будет прикрыть спину, и о тех в которых было кому, о ждущих дома и несовершенных делах, о неродившихся детях и неисполненном долге. Это была настоящая песнь — завораживающая, искренняя, правильная. У сурового воина оказалось полное огня сердце.
Такие слова нельзя пропустить, к ним нельзя остаться равнодушным. Если Крел еще не зашел настолько далеко, что прожитая жизнь будет казаться лишь сном, он вернется. Адер пел, пока не охрип, пока из его горла вместо слов не стали вырываться бессвязные звуки. У меня к этому времени на ресницах уже не таял снег, а кожа была почти также холодна. А от моих ступней во все стороны расползалась темно-вишневая лужица.
Я чувствовала нарастающее отчаянье Адера, но ничем не могла помочь. Все мои силы уходили на то, чтобы удержать Тропу еще немного. И только тогда, когда больше не было смысла ждать, Крел услышал.
Маленькая точка вдали превратилась в фигурку, стремительно вырастая и приближаясь, и вскоре Крел стоял рядом с нами. Пора возвращаться. Я ухватилась свободной рукой за его запястье и потащила за собой обоих, потому что руку Адера так и не отпустила. Почти побежала, чувствуя, как мало нам осталось из времени отведенного для пребывания на Тропе.
И когда впереди наконец появился долгожданный конец, с немыслимым облегчением вытолкнула обоих с тропы.
Я полулежала в снегу, почти уткнувшись носом в чьи-то сапоги, Адер сидел, тяжело привалившись к саням, держа побратима за руку, обводя всех усталым взглядом. А где-то над нами плыли встревоженные глаза Коррейна и второго Серого, кажется, Тиама, который так и оставался с Крелом рядом. Там в безвременье прошла почти вечность, годы, века, здесь всего пара минут. Они успели испугаться, но к счастью, не успели понять, какую опасную вещь я только что проделала.
Крел вдруг глубоко вздохнул и успокоено вытянулся.
Адер тут же поднял на меня полные муки глаза:
— Это все?!
— Он будет жить. Кровь остановилась. Ты дозвался его, воин.
— Он не дышит.
— И не должен. Это то, что называют «тихий сон». У нас есть сутки или чуть больше, чтобы довезти его до Владеющих Силой, иначе он умрет. Они сделают то, чего не могу сделать я.
Адер кивнул. Реальные цели и необходимость действовать вновь превратили его в самого себя — уверенного руководителя. Он еще не поверил до конца, но облегченный вздох говорил лучше всяких слов. Если может — пусть верит, что побратим услышал именно его, ради него повернул с Той Стороны. Вера творит чудеса. Что сам преодолел все превратности обратной дороги. Пусть…
Смерть не отпускает добычу так легко. Никто никогда не расскажет, что и кем было отдано в откуп. Рядом не было Владеющих Силой, чтобы заплатить обычную цену за отсрочку, и потому я отдала то, что еще имела. Я стерла с зеркальца кровь, завершая ритуал и, проваливаясь в темноту, улыбнулась, ощущая, как беспамятство окружает меня мягким покрывалом.
Глава 7
Замок Серых Лордов притягивал взгляд. Серое небо, серое зимнее утро, серая громада вырастающая вдали. Но скупость красок скорее подчеркивала, что строение впереди — настоящая крепость, неприступная, мощная, надежная. Дом для вернувшихся воинов, преграда для врагов, защита для оставшейся за спиной мирной страны, жизнь для раненного, конец долгого пути для девушек и, возможно, конец для меня. Сколько разных смыслов вобрали в себя его стены.
Про собственный конец я старалась не думать, пока проводила обряд, потому что тогда была важна лишь жизнь умирающего. А сейчас непрошеные мысли полезли в голову сами, не слушаясь моих попыток думать о другом. Я боялась не того, что сделала что-то запрещенное. На Ту Сторону ходят не только ради черной волошбы. Владеющие Силой проводят обряды подобные тому, что сделала я, не позволяя душам, чей час еще не пришел, покинуть тела. Просто я была убеждена в том, что увидев Крела, Владеющие попросят принести все те вещи которые использовались в обряде. Иначе очень трудно будет снять наговор, который до сих пор не позволял ему умереть. А взглянув на них — тут же поймут их сущность и, несомненно, захотят узнать: отчего у меня хранится порождение зла, зачем я привезла эти вещи с собой на их землю, и откуда той у которой нет Дара, если она не переступала Грань известны тонкости столь сложного и редкого ритуала. И что-то мне подсказывает, что если хоть один ответ будет не в мою пользу — моя смерть не заставит себя долго ждать.
На границе с Запретным краем, где люди даже спят рядом с оружием, не знают жалости к колдунам. Малейшее сомнение, ничтожное подозрение в том, что в сердце скопилась тьма — и встреча с огнем и сталью обеспечена. Но у меня больше не было ни желания, ни сил менять что-то. Бесполезно скрываться от судьбы. Мне и так много раз удавалось действовать вопреки ей.
Когда, вытолкнув с Тропы Крела с Адером, я провалилась в беспамятство, оно привело меня обратно на Ту Сторону. Я ожидала этого. Они принадлежат миру живых и потому недоступны. Мне же право выхода надо доказать. Если я не сумею сделать этого, то останусь на тропе навсегда.
— Здравствуй, Майоки, — прошелестел рядом со мной невесомый ледяной голос. Так когда-то звал меня отец. Но он умер. А я — Ирга.
— Останься, Ирга, — сказал ветер голосом матери. — Ты замерзла на ледяном ветру? Согрейся. Больше тебе не будет холодно. Разреши мне позаботиться о тебе.
И я окунулась в детство. Тепло нагретой солнцем земли, и знакомый забор. Чуть саднит разбитая коленка, и звонко шлепают, поднимая фонтанчики пыли, растоптанные сандалии. Скоро позовут обедать, а где-то вдали беззаботные высокие голоса звали меня в игру и смеялись просто потому, что ничто не мешало им это делать. Таким было мое счастье. Я всхлипнула и рванулась вперед. Домой. К теплу маминых рук. Зацепилась сандалеткой за камешек и упала, чувствуя под щекой холодный лед тропы.
