Долина смерти (ЛП) - Халле Карина
— Ага, конечно, — прислоняется бедром к столу, скрестив руки на груди. — Если кому-то от меня что-то нужно, они обычно просят прямо. А ты — действуешь исподтишка, пытаешься быть полезной. Это… обезоруживает.
Кладу нож и поворачиваюсь к нему. Пристально смотрю.
— Ты знаешь, что мне нужно. Это стоит сто тысяч. Думаешь, у меня есть скрытые мотивы?
— Думаю, люди редко честны в своих желаниях, — он смотрит прямо в глаза. Оценивающе. — Особенно такие, как ты.
— Такие, как я? — переспрашиваю нервозно. — И что это значит?
Если он снова назовет меня городской штучкой, клянусь, богом…
— Такая, которая появляется ниоткуда, задает вопросы, на которые уже знает ответы, размахивает деньгами, — он подходит ближе. Дышать становится труднее. — Наблюдает за всем, запоминая детали. И, кажется, не боится того, чего следует бояться.
Меня обдает жаром. Сглатываю. Сердце колотится. Вблизи видно, как пульсирует вена на его шее, и золотые искры в его глазах.
— Ты ничего обо мне не знаешь.
И это к лучшему.
— Правда? — его голос становится ниже, хриплым. — Я вижу твое отчаяние. И знаю, на что оно толкает людей.
На мгновение я замираю. Не могу думать ни о чем, кроме жара его тела и остроты его взгляда.
Затем он отступает и возвращается к готовке, словно ничего и не было.
Я смотрю на него, сердце стучит как сумасшедшее, на лбу выступает пот.
Прочищаю горло, чтобы избежать неловкости.
— Ты решил, каким маршрутом мы пойдем? — спрашиваю я, мой голос дрожит.
Он останавливается и смотрит на меня через плечо.
— Я не могу планировать маршрут, пока ты не расскажешь мне больше о своей сестре.
Верно.
— Хорошо. Что ты хочешь знать?
— Все, — твердо говорит он и отворачивается. — Почему она приехала сюда. Что она искала. И куда, по-твоему, она могла уйти.
Я вздыхаю и прислоняюсь к столу, не зная, с чего начать. Мне трудно говорить о Лейни, не потому, что я начну плакать (я научилась контролировать свои эмоции), а потому, что я не могу говорить об этом поверхностно. Значит, Дженсен узнает каждую неприятную деталь о нашей жизни, а чем меньше он знает, тем лучше.
Но я начинаю рассказывать. Я говорю об одержимости Лейни экспедицией Доннера, о ее проблемах с психическим здоровьем, о смерти моей матери, затем отца (хотя я опускаю подробности его смерти, так как не хочу, чтобы Дженсен знал, что он был полицейским), и о том, как все это повлияло на сестру. Затем я говорю о мужчинах, с которыми она всегда была, в конце концов, об Адаме, к которому я всегда испытывала неприязнь.
— Неприязнь? — спрашивает Дженсен. — Почему?
Я на мгновение прикусываю нижнюю губу.
— Скажем так, у меня есть опыт общения с определенными типами мужчин, и он казался именно таким. Обаятельный и кажущийся легким в общении, но контролирующий и вспыльчивый. Я встречалась с ним всего дважды, приглашала их на ужин, прежде чем ее состояние начало ухудшаться, и она начала придумывать оправдания для него. У меня начало складываться впечатление, что он изолирует ее, но это было трудно сказать наверняка, так как они оба были зависимы.
Он кивает, все еще занятый готовкой.
— И что, по твоему мнению, произошло? Думаешь, он имеет какое-то отношение к ее исчезновению?
Я вздыхаю.
— Не знаю. Как я уже говорила, Лейни была одержима. Ее сны, зов — она чувствовала, что ей нужно быть здесь. Но дело было не только в том, что она хотела испытать то, что пережили участники экспедиции. Это не историческая реконструкция, а что-то другое.
— Адам ее подталкивал к этому?
— Возможно. Жаль, что я не узнала его лучше.
Он прочищает горло и идет к холодильнику.
— Пиво? — спрашивает он.
Мне бы не стоило, но я киваю. Нужно как-то расслабиться.
— Не откажусь.
Он смотрит на меня как-то оценивающе, словно не верит ни единому моему слову. Открывает бутылку открывашкой и протягивает мне. Наши пальцы случайно соприкасаются. И хотя искры не летят, по спине пробегает предательская дрожь.
— Спасибо, — шепчу. Мне не нравится его изучающий взгляд. Такое ощущение, что он пытается прочитать меня. Хотя я стараюсь быть максимально откровенной.
Наконец он поворачивается и возвращается к тушеному мясу.
— Итак, Лейни и Адам приехали сюда, и в городе нет никаких следов их пребывания. Но это не значит, что их не было в городе. Возможно, полиция плохо выполнила свою работу по поиску.
— Да, ну, это само собой разумеется, — устало говорю я, прежде чем сделать глоток пива. Оно ледяное и как раз то, что нужно. — Копы — чертовы идиоты, и такие девушки, как Лейни, никогда не являются их приоритетом. Не говоря уже о том, что если бы между ними было какое-либо домашнее насилие, они, вероятно, приняли бы сторону Адама. Я видела это много раз.
— Неужели?
Тон у него невинный, но Дженсен МакГроу — последнее слово, которое я бы использовала для описания этого человека.
— Это проклятие семьи Уэллс, — полушутя говорю я.
Он как-то напрягается, и я боюсь, что он подумает, что я вру, и начнет меня допрашивать. Мне, в принципе, везло с парнями — в том смысле, что я никогда не была жертвой домашнего насилия (наверное, потому что для меня отношения — это секс на одну ночь). Но я слишком много видела женщин, которые пропадали или погибали от рук своих партнеров. И каждый раз копы закрывали глаза на очевидное, объявляя девушек сумасшедшими.
— Полагаю, ты ничего о них не слышал? — спрашиваю я.
— О твоей сестре? Нет. Если бы слышал — сказал бы. Я просто хочу понять ход ее мыслей, чтобы понять, куда она могла направиться.
— Честно говоря, не имею понятия, — делаю паузу. — А ты вообще в курсе истории экспедиции Доннера? — он снова напрягается. — Извини, — тороплюсь сказать. — Глупый вопрос, учитывая, где ты живешь.
— Хм, — ворчит он, делая глоток пива. — Я знаю историю.
— Отлично. Ну, благодаря Лейни я тоже знаю. Немного покопалась в архивах, и мне в голову приходят только два места: там, где был лагерь Джорджа Доннера с семьей, сейчас там парк, и место, где зимовали остальные участники трагедии. Сейчас там кемпинг на берегу озера.
— Верно, — говорит он, наконец поворачиваясь ко мне. — Проблема в том, что мы ничего не найдем. По крайней мере, я не найду. Кемпинг пользуется большой популярностью, как и другое место для пикника. Сотни, если не тысячи туристов каждый год. Не будет никаких следов или чего-то, что полиция не нашла бы в то время. Даже если они плохо работали, я уверен, что этот район был прочесан. А кроме того, практически все побережье застроено виллами. На частную территорию не пробраться.
Я допиваю пиво, удивляясь, как быстро оно уходит. Пора остановиться на одной бутылке. Это расслабление, особенно в компании Дженсена, кажется началом чего-то не очень хорошего.
— Получается, у нас не так уж много вариантов маршрута, — говорю я, невольно выдавая разочарование.
— Один есть, — отвечает он, и я удивленно поднимаю на него взгляд. — Ты рассказывала, что сестра говорила, что горы ее зовут, — он делает паузу. — В истории группы Доннера есть гораздо больше, чем то, что написано в книгах.
— Откуда ты знаешь?
— Я говорил, знаю историю, — в его глазах горит странный огонь. — Историю, переданную из уст в уста. Мои предки жили здесь в пятидесятых годах, вскоре после трагических событий. Мой пра-пра-прадед Джейк МакГроу был следопытом, и в те времена в этих местах пропадали не только участники той группы. Не забывай, их трагедия, их страдания, всколыхнули всю страну. Сюда стекались люди, чтобы увидеть место, где развернулись эти ужасные события. Есть вещи, которые могла не знать даже твоя сестра.
Его слова полностью завладели моим вниманием.
— Например?
— Эти горы, — он указывает бутылкой в сторону темноты за окном. — Они становились преградой для многих, но люди раз за разом пытались их пересечь. Прокладывали маршруты. Некоторые из них заканчивались трагедией, другие заводили в тупик. А иногда кому-то удавалось добраться до цивилизации по другую сторону Сьерры. Джеймсу Риду, участникам группы «Потерянная надежда», это удалось. Но горы почти всегда брали что-то взамен.