Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Бреннер Марина
И совершенно трезвый.
Ну да. Погорелец ведь и не пил почти. Полностью игнорируя предложенные ему крепкую брагу и шипящий, воняющий прокисшими фруктами самогон, налегал всё больше на домашнее пиво. Мутное, шипящее ровно тысяча змей, брызгающее весёлым светом и ароматами подсушенного в печи белого хлеба.
—…душно, — прошептала Эмелина, глядя в глаза супругу — Всё в глотке засохло! Я… Хотя вам — то что за дело?
— Раз спрашиваю, — вольник передернул плечами — Значит, надо. Не хватало ещё здесь хилости твоей… На кой ляд мне больная жена? Мало того, что… Ладно. Погоди минуту.
Жестом руки подозвав одну из пробегающих мимо служанок, перепоручил ей заботы о новобрачной:
— Отведешь льерду Ланнфель в спальню. Дурно ей. Пусть приготовят купальню, холодные напитки, лёд, ну… и всё, что надо. Да, и окна там откройте, пусть комната выветрится. Я буду позже.
Прижав на секунду руку жены к столу, прошипел ей на ухо:
— Не вздумай только под это дело отправиться своего любезничка разыскивать! Учти, следят за тобой. И, если что, мне всё станет тут же известно. Итак ты достаточно уже накуролесила, дорогая. Всё. Иди.
В ту минуту Эмелина была почти благодарна ему! Несмотря ни на что.
Даже когда жестокие руки банщицы, чуть кожу не сняв с тела новобрачной в купальне, без всякого стеснения проверили её «на гладкость», не сопротивлялась.
— Ножки раздвиньте, льерда, — широкая пятерня краснолицей, громогласной бабищи бесцеремонно проехалась по тугому, нежному холмику между сливочных бедер девушки — Вы итак чистенькая, конечно! Однако, тщательность ещё никому не вредила.
Проделав тоже самое с подмышками и ногами подопечной, труженица осталась довольна:
— Да, хорошо. Ступайте причесываться, и сейчас вам попить принесут.
Прошло довольно много времени.
Была уже, вероятно, середина ночи, когда намытая до скрипа, гладко причесанная и напоенная прохладным мятным отваром льерда Ланнфель свернулась под теплым одеялом, подтянув ноги к груди.
Расшитая мелким бисером, белая шелковая сорочка липла к голому телу, и это жутко раздражало.
В спальне было свежо — только недавно прикрыли окна. Трещал камин, возвращая ласковое тепло воздуху и стенам.
Снаружи вновь шел дождь.
На сей раз он не крапал, как весь день, а именно лил, судя по шуму воды и слабым присвистам ветра.
Немного повертевшись в широкой постели, девушка нашла таки удобное положение. Стараясь не думать ни о прошедшем дне, ни о прошедшем в этом дне, она начала даже задремывать…
Дверь, отворившись с мягким скрипом, впустила в спальню Ланнфеля, одетого в свободную, белую рубаху и просторные штаны.
— Не спишь? — осведомился он, присаживаясь на край низкой, массивной кровати — Ну что? Пришла в себя?
Помолчал, глядя на сощурившую глаза супругу.
Потом зачем — то добавил:
— Нормально всё прошло. Гости половина разъехались, половина по спальням разошлись… Ладно, Эмми. Впустую не будем трепать языками, верно? Послушай, что я скажу.
Натянув одеяло до самых глаз, она пристально смотрела теперь на мужа сквозь отблески камина, пары свечей и пасмурной ночи.
Он же, потянув с плеч рубаху, колыхнул внезапно ставший тугим воздух спальни крепкими ароматами пива, табака и дорогого мыла. Тут же примешался к ним ещё один… Горячий, неведомый, напоминающий смесь крепкого кофе, ванили, разогретой на жаре карамели и каких — то пряностей.
Странный… нервирующий, будоражащий запах.
«От отца и братьев никогда так не пахнет, — разум девушки заметался плененной птичкой — Чем это? Духами, что ли, облился? Льердом высшим себя возомнил?»
— Так вот, — продолжил Ланнфель, встав против брачного ложа, уперев одну руку себе в бок, и перекатив под смуглой кожей тугие мышцы — Твой сыкун сказал, что ты, милая моя… пользованная им уже.
Эмелина округлила глаза так, будто ей каленая стрела попала в одну из начищенных банщицей белых круглых ягодиц.
— А⁈ — взвизгнула, забыв об осторожности и в который раз данном самой себе обещании быть покорной — Чего мелете? Перепили, льерд⁈ Или примерещилось вам? Так сходите к знахарке! Отчитает на змеиной коже, либо на сене… Тьфу!
Вольник расхохотался, раскатив гогот во всю спальню. На какие — то минуты не слышно стало ни треска камина, ни шума дождя снаружи.
— Что такое, Эмми? — давясь смехом, положил руки себе на пояс — Хочешь сказать, он врёт?
— ДА! — выкрикнула супруга, крепко сжимая край одеяла скрюченными пальцами — Да чтоб я… да я… да я!
Ланнфель дернул завязки штанов:
— Слушай дальше. Если честно, ты мне в болото не уперлась с таким недостатком. Я объедками не питаюсь, моя милая. Развести нас никто не разведет, сама понимаешь. Нет для льердов разводов. Даже для таких провинциалов, как мы. А посему, чтоб Род ваш не позорить, твой родитель и предложил мне компенсацию. Награду за мои и его неудобства. Одну из ваших маслобоен, Эмми.
— Маслобойня? — льерда Ланнфель резко села в постели, всё ещё прикрываясь одеялом — Это, льерд, в случае… если я…
— Это в любом случае. Так сказать, дар сверху всего, что я от него получил. Просто чтоб не поднимать шума. Папашка, конечно, предложил было целителя. Ну, чтоб тот тебя осмотрел. Этот, бородатый, как его…
— Льерд Греман, — пискнула Эмелина — Я его знаю, они сто лет дружат.
— Он, да, — кивнул вольник — Но я сказал, что не надо. Сам проверю.
Девушка сосредоточенно надула щеки:
— А маслобойня точно в любом случае НАША?
Получив утвердительный кивок и подтверждение об уже подписанной дарственной, решительно сбросила одеяло прочь:
— Не знаю, чего вам там Тин наплел. Дурак… Идите, проверяйте, льерд Приезжий. Только давайте быстрее… Боязно мне.
Уже едва сдерживая рвущийся наружу хохот, совершенно неуместный для такой торжественной минуты, Ланнфель всё же нашел в себе силы сомневаться до конца.
«Врёт, конечно. Та ещё стерва…»
Справившись, наконец, со смехом, отрывисто бросил:
— Тогда раздевайся, Эмми. И иди сюда.
Поспешно, желая не затягивать неприятный момент, новобрачная подалась вперёд. Встав на колени, принялась выпутываться из длинной сорочки.
Раздевшись и проморгавшись, вдруг тут же отпрянула, прикрывшись шелковым комком, как щитом.
«Ну не может этого быть, — только и подумала, скользя ошарашенно взглядом по смуглым плечам и груди супруга — Да что такое… Опять блазнит…»
И впрямь, в этот раз видение оказалось намного страннее даже, чем какие — то там болотные глаза…
Глава 11
Глава 11
Когда Эмелина, наконец — то, избавившись от скомканной шелковой сорочки и части стеснения, легла на спину, совершенно не представляя, что нужно делать дальше, у неё зуб на зуб не попадал.
Недавнее видение узких, изумрудно — серебристых пластин, перемешавшихся на мгновение со смуглой кожей обнаженной груди супруга, равно как и жуткие болотные глаза, малодушная льерда тут же списала на страх. Он был объясним, вполне себе объясним! И прежде — то льерд Ланнфель не вызывал никаких чувств, кроме опасения… Теперь же Эмелину более, чем раньше, страшила близость, уже точно неотвратимая.
«Как ЭТО происходит? Это в самом деле НАСТОЛЬКО больно, как трепали некоторые девушки в Пансионе? Ну те, кто пробовал… Или те, кто говорил, что пробовал. И что, в самом деле, женщина после первого раза исходит кровью так, что может умереть? Или это враки всё? Хотя в книгах ЭТО САМОЕ описывают так красиво! Ооой, что будет… Однако, чего ж он медлит — то? Скорее бы уж! Давай, Эмми! Не бойся. Это как прыгнуть с крыши, рррраз! И всё.»
Решимость юной Ланнфель подкрепляли отчасти перспектива завладеть папенькиной маслобойней, приносящей даже теперь, в кризис, неплохой доход и отчасти желание доказать собственнику — мужу свою честность. Ну, и отчасти же та самая молодеческая, залихватская удаль подтвердить самой себе собственную храбрость, поставить в длинном списке «выполненного» жирную галку.
