Камень, жнец и мандрагора (СИ) - Гэлбрэйт Серина

А потом до меня дошло.

— Твою ж… это ты настолько старый?!

— Старый? — Алессандро повернул ко мне голову и глянул с каким-то обиженным удивлением. — Я не старый. Жнецы не бывают старыми или молодыми, время не имеет для нас того же значения, что для простых смертных. Наше положение определяется лишь степенью посвящения и знаний, а не прожитыми годами.

— Демоны побери, с настолько древним старика… мужиком я ещё не ночевала, — пробормотала я себе под нос, но на слух Алессандро не жаловался.

— А ты ночевала с таким большим количеством старика… прошу прощения, мужиков? — неожиданно саркастично поинтересовался жнец, повторив мою оговорку.

Не считая пары-тройки ночёвок в одном помещении с кучей друзей сразу… ни с кем я не ночевала.

Вообще. Одной ночевалось спокойнее и зависеть от чужих причуд не надо: захотела — пришла, захотела — ушла и никто над душой не стоит, жалуясь на отсутствие уюта и горячих ужинов.

Хотела ответить в том же язвительном тоне, что и собеседник, но резкий звон перебил намечающийся спор. Мы оба умолкли и повернули головы к двери. Минута тишины и звон повторился, на сей раз чуть громче.

И донёсся он из глубин дома, не с улицы.

Алессандро встал и направился к двери. Я последовала за ним. Разумеется, источником шума мог быть кто угодно — папа решил спуститься на кухню попить или Азур по дому болтается. Или привидение завелось — чем не вариант?

Алессандро выглянул в небольшой полутёмный коридор, пересёк его и спустился вниз по лестнице. На подземных этажах традиционно располагались кухня, кладовая и прочие маленькие хозяйственные помещения, на первом наземном — гостиная, библиотека и столовая. Выше шли спальни, сначала старших детей, затем младших, и самый верхний этаж занимала родительская опочивальня и нечто вроде личной маминой гостиной. Второй этаж ввиду отъезда старших нынче считался гостевым и сегодня здесь не должно быть никого, кроме нас с Алессандро.

Никого и не было.

Кто-то был в холле первого этажа: стоял, согнувшись, над любовно собранным мамой тюком для праздника, и, приглушённо ругаясь себе под нос, перебирал содержимое. Содержимое иногда гремело и звенело, и тогда брань становилась громче и цветистее.

Вор?!

Нас грабитель даже не заметил, благо что замер спиной к лестнице, а жнец ступал осторожно и бесшумно. Трудно сказать, что искал новоявленный воришка, но по мелочи мама не работала и, помимо личных вещей, который каждый брал с собой в Скарро, родительница уложила всё, что, по её мнению, могло потребоваться на празднике. Ведь надо и во временном жилище в самом городе обустроиться с удобствами, и выглядеть достойно в течение каждого дня, и о подарках на праздник не забыть. Тащить приличных размеров тюк предполагалось папе и Азуру, в крайнем случае Фиану, и младшенький-то точно был не в восторге от необходимости изображать из себя бесплатную тяговую силу.

Алессандро сошёл с лестницы и включил свет в холле. Грабитель выпрямился, резко обернулся к лестнице и выдал совсем уж забористое выраженьице. Я такое ругательство вообще впервые услышала.

— Киана?!

— А-а, это ты, — сестра сдула упавшую на глаза чёлку. — То есть вы. Хотя какая разница? Вы же теперь целые, неделимые и прочая любовь-морковь до гроба, — она отвернулась к распотрошённому тюку и продолжила раскопки.

— Киана, что ты делаешь? — вопросила я, с закономерным ужасом присматриваясь к уже порядком развороченной поклаже.

Когда мама вот это вот увидит, то всех если не прибьёт, то покалечит наверняка.

— Да так… ищу кое-что… мама запихнула не глядя, а мне оно надо сейчас…

— Э-эм, а ты уверена, что оно тебе действительно надо? — с нажимом переспросила я.

— Надо, — с непробиваемой убеждённостью заявила сестра.

В отличие от Азура, роста Киана так и не прибавила, оставшись на полголовы ниже меня. И волосы острижены выше плеч — удивительно, как мама допустила этакую неподобающую деве младой причёску?

— Мама ругаться будет, — напомнила я.

— Поругается-поругается и успокоится, — равнодушно парировала Киана.

— Хочешь сказать, мир настолько изменился, что наша мамуля не взорвётся при виде того бедлама, что ты тут устроила?

— Не-а. В крайней случае скажу, что это ты сделала.

— Я? Мне-то оно зачем?!

— Искала что-то…

— Что мне тут искать?

— Ничего. Я уже нашла, — Киана выудила плоскую продолговатую шкатулку, потрясла ею, прислушиваясь к дробному перестуку неизвестного содержимого. Затем сунула искомое под мышку, прошмыгнула мимо меня и резво взбежала вверх по лестнице.

— Киана! — зашипела я вслед сестрёнке. — Киана, а кто всё обратно сложит?

Ответа я не дождалась.

— Демоны побери! — метнувшись к тюку, я попыталась оценить размер ущерба и торопливо принялась перекладывать вещи, как они были. Или я предполагала, что они так были.

И чего тут только не было! Покрывала, подушки, жестяная — дабы в пути не побилась — посуда, запасные светильники, продукты из тех, что не портились вне ледниковых шкафов, шкатулки вроде той, которую забрала Киана. Всё было сложено аккуратно, компактно, не просто накидано как придётся… именно что было.

— Да не стой ты столбом, лучше помоги.

— Какой в этом толк? — Алессандро подошёл к тюку, с сомнением заглянул в оставшуюся после Кианы воронку, похожую на прорытый пьяным кротом ход. — Как было, ты уже не сложишь.

— Слушай, великий магистр некромантских путей, а не мог бы ты колдануть разок и чтобы всё само упаковалось обратно? — а средство для мытья стёкол маме зачем? Или она собирается окна в Скарро драить?

— Ты же сотрудничала с ведьмами, должна бы знать, что магия так не работает.

Коробка со столовыми приборами выскользнула из рук и завалилась куда-то между подушкой в белом чехле и ароматическими свечами.

— Мама меня убьёт, — простонала я, согнувшись в три погибели над треклятым тюком.

— Ты ни в чём не виновата.

— Поверь, с Кианы действительно станется сказать, что это я всё разворошила. Когда она была маленькой, то всегда перекладывала вину за свои шалости на меня и Литу. Только Лита даже в детстве была образцовой умницей, и потому заподозрить её в мелком вредительстве было затруднительно. В результате крайней неизменно оставалась я, хотя я старше и из некоторых игр к тому времени уже выросла, а некоторыми вообще никогда не интересовалась. Знаешь, сколько раз мне попадало за разбитые стёкла, потому что Киана с мальчишками гоняла мяч прямо на улице, а не на игровой площадке?

— Я могу подтвердить, что ты не при чём.

— И кто поверит чужаку, человеку и некроманту?

Внезапно Алессандро обхватил меня за талию, перевернул и уложил спиной на тюк. Причём аккуратненько так, ровнехонько на мягкую часть, где больше подушек и покрывал. Закинул мои руки над моей же головой, зафиксировал одной своей, вторую пристроил мне на бедро и поцеловал меня. И не просто коснулся губ невесомым целомудренным поцелуем, но впился жадно, словно оголодавший вампир в шею жертвы. Тюк хрустнул и ощутимо просел под весом моим и навалившегося на меня Алессандро. Я протестующе замычала и выгнулась в попытке его оттолкнуть, однако в результате лишь уткнулась своей грудью в мужскую. Ещё и язык мне в рот засунул, потому как ошалевшая от подобной наглости я не успела стиснуть зубы. Нет, я, конечно, целовалась с мужчинами и не раз, но когда лезут вот так неожиданно, без предупреждения, без элементарного интереса друг к другу и в совершенно не располагающей ситуации… приятного мало. Это вам не за ручки пару минут подержаться.

Я дёрнулась и что-то под моей спиной начало неумолимо расползаться в разные стороны. С лестницы донеслось громкое аханье. Я застыла, Алессандро тоже. Оставил мои губы в покое, отстранился, глянул на замершую на нижних ступенях маму. Неспешно выпрямился и рывком снял меня с опасно просевшего тюка.

— Халциона? — с подозрением уточнила родительница. — Я слышала шум и…

— Прошу прощения, мама, мы с Хэл тут немного… увлеклись, — беспечно заявил Алессандро и улыбнулся бесшабашной озорной улыбкой, какой я за ним ни разу ещё не замечала. Даже присмотрелась к нему повнимательнее, не вполне уверенная, что вижу то, что вижу. Затем опустила глаза на собственную грудь и заодно увидела, что Алессандро умудрился расстегнуть две пуговицы на моей блузке. И как только исхитрился, да так, что я ничего не почувствовала? — Вы же понимаете, молодость, страсть, горячая кровь… кстати, ничего, что я называю вас мама? Как-никак, мы почти родственники.