Дж. Уорд - Пробужденный любовник
Унижение стало полным, когда раб начал плакать: слезы скатывались из уголков его глаз, падая на виски, попадая в уши. Его никогда никто не трогал между ног до сегодняшнего дня. Как любой мужчина, не прошедший превращение, он не был готов к сексуальным отношениям, что, впрочем, не мешало ему думать о том, как он в будущем будет с женщиной. Однажды в помещениях для слуг он случайно увидел половой акт и решил, что соединение станет потрясающим.
Но сейчас… Когда интимная связь происходила таким образом, ему стало стыдно, что он осмелился тогда хотеть чего-то.
Вдруг Госпожа выпустила его из рук и ударила по лицу. Боль обожгла щеку, когда она слезала со стола.
— Принесите мне бальзам, — отрезала она. — Его штука не знает, что ей нужно делать.
Один из мужчин подошел к столу с маленьким горшочком. Раб почувствовал скользкую руку, опустившуюся на его плоть, но он не знал, кто именно прикасается к нему. Затем началось жжение. В его паху все отяжелело, затем он ощутил движение между бедер, что-то скользнуло по его животу.
— О… Дева правая в Забвении, — сказал один из мужчин.
— Какой размер, — прошептал другой. — Он коснется самых глубин колодца.
В голосе Госпожи звучало то же изумление:
— Он огромный!
Раб поднял голову. На его животе лежала большая раздувшаяся штука, ничего подобного он никогда в жизни не видел.
Он снова откинулся на стол, когда Госпожа забралась на него. На этот раз он почувствовал, как его плоть поглотило что-то влажное. Он вновь поднял голову. Она села верхом на него, и он… был внутри ее тела. Она начала двигаться на нем, подскакивая вверх и опускаясь вниз, неровно дыша. Он едва отдавал себе отчет, что мужчины тоже начали стонать, гортанные звуки становились все громе, когда она двигалась все быстрее и быстрее. Потом послышался крик, ее, их.
Госпожа упала рабу на грудь. Тяжело дыша, она сказала:
— Подержите ему голову.
Один из мужчин положил ладонь на лоб раба, свободно рукой поглаживая его по волосам.
— Такие красивые. Такие мягкие. И посмотрите, какие цвета.
Госпожа приблизилась к шее раба и укусила его. Он взревел, почувствовав укус и посасывание. Он и раньше видел, как мужчины и женщины питались друг от друга, но это всегда казалось ему… правильным. Это же причиняло боль, голова начала кружиться, и чем сильнее она впивалась в вену, тем хуже ему становилось.
Видимо, он потерял сознание, потому что, когда очнулся, увидел, что Госпожа подняла голову и облизывает губы. Она слезла с него, надела накидку, и все трое ушли, оставив его в темноте. Через секунду вошли знакомые охранники.
Мужчины старались не смотреть на него, хотя раньше они были в дружеских отношениях, потому что он часто приносил им эль. Теперь они отводили глаза и не говорили с ним. Посмотрев на свое тело, он устыдился: то, что они смазали бальзамом, до сих пор работало; его интимная плоть была напряженной и жесткой.
От вида поблескивающей на ней влаги его затошнило.
Он отчаянно хотел сказать стражникам, что это не его вина, что он хотел бы заставить плоть успокоиться, но был слишком слаб, чтобы говорить, когда они освобождали его запястья и лодыжки. Встав на ноги, он покачнулся, потому что провел на столе много часов, а превращение случилось лишь сутки назад. Никто не пришел на помощь, и он понял, что они не хотят прикасаться к нему, не хотят быть рядом с ним. Он хотел прикрыться, но они заковали его руки.
Стыд лишь усилился, когда ему пришлось пройти по коридору. Он чувствовал тяжесть на своих бедрах, непристойно покачивавшуюся, двигавшуюся в такт его шагам. Слезы навернулись на глаза и потекли по щекам — один из охранников фыркнул от отвращения.
Раба отвели в другую часть замка, в комнату с толстыми стенами, покрытыми стальными решетками. Здесь была кровать, чистый ночной горшок, ковер и факелы, установленные высоко над головой. Оказавшись в комнате, он увидел воду и еду, оставленные его приятелем по кухне, которого он знал всю жизнь. Тот тоже не смотрел на него.
Они сняли с него оковы и заперли в помещении.
Дрожа, он сел на пол в углу. Он осторожно обхватил себя руками, убаюкивая, как не делал никто другой, пытаясь по-доброму отнестись к новому телу, ставшему результатом превращения… телу, которое использовали так ужасно.
Покачиваясь взад-вперед, он волновался о своем будущем. У него никогда не было никаких прав, его ничему не учили, у него не было даже имени. Но, по крайней мере, раньше у него была свобода передвижения. А тело и кровь принадлежали ему.
Воспоминание о руках, прикасающихся к его коже, вызвало новый приступ тошноты. Он взглянул вниз на свою интимную плоть и понял, что до сих пор чувствует запах Госпожи. Он не знал, скоро ли спадет вздутие.
И что произойдет, когда она придет за ним в следующий раз.
Зейдист потер лицо руками и перекатился на живот. Она приходила за ним. И она никогда не приходила одна. Он закрыл глаза, прогоняя воспоминания прочь, и попытался уснуть. Последним четким образом, мелькнувшим в его голове, стал дом Бэллы на заснеженном лугу.
Боже, это место казалось таким пустым, заброшенным, несмотря на то, что было заставлено вещами. С исчезновением Бэллы оно лишилось своей основной функции: хотя оно и было цело, могло защитить от ветра и непогоды, спрятать от незнакомцев, но больше не было домом.
В нем не было души.
Этим они с Зедом были похожи.
Глава 5
С рассветом Бутч О`Нил въехал на Эскалейде во внутренний двор поместья. Выбравшись из машины, он услышал ритмичные удары «G-Unit»[24], доносившиеся из Ямы и свидетельствующие о том, что его сосед дома. Ви была необходима рэп музыка; эта штука была для него словно воздух. Он говорил, что биение басов позволяет держать на терпимом уровне вторжение чужих мыслей в его сознание.
Бутч подошел к двери и ввел код. Замок открылся, и, шагнув в вестибюль, он занялся очередной системой безопасности. Вампиры отдавали предпочтение двойным дверям. Так им не приходилось волноваться о том, что кто-то впустит в дом солнечный свет: одна из пар всегда оставалась закрытой.
В домике у ворот, известном также как Яма, не было никаких излишеств: лишь гостиная, кухня и две спальни, соединенные с ванными комнатами. Но ему все это нравилось, как нравился и вампир, с которым он жил. Со своим соседом он был близок как… с братом.
