Дина Лампитт - Изгнание
– Бедняга, он так ни о чем и не узнал?
– Правду о своем происхождении? Нет. Это было бы слишком жестоко. Мы выделяли его среди других слуг, но это все, что мы могли для него сделать. И ты же знаешь, как он любил Джоселина, он всегда говорил, что тот спас ему жизнь. Еще и поэтому мы ничего не могли ему сказать.
– Значит, Сабина была его племянницей?
– Да, хотя она сама не знала об этом, и это ее оправдывает, – Мирод повернулась к Николь, ее лицо вспыхнуло, но тут же снова стало бледным. – Она была настоящим дьяволом, эта девчонка, правда?
Николь кивнула:
– Было бы несправедливо тебе врать. Она пыталась убить нас обеих – и меня, и Миранду. А когда Эммет догадалась об этом, она постаралась заставить замолчать и ее.
– И Карадок покончил со всем этим?
– Мирод, – произнесла Николь, обнимая золовку за плечи, – он убил ее, а потом и себя. Они умерли вместе. Такова ужасная правда о том, что сегодня произошло.
На глазах пожилой женщины выступили слезы:
– Какой ужасный конец для двух таких красивых молодых людей.
– Да, ужасный конец. Но разве это не самое лучшее, что могло случиться? У девушки была дурная кровь, ты сама говорила мне об этом. А Карадок был несчастным полулордом. Что бы дальше ждало их в этой жизни?
– Ничего. И так как одни дурные поступки порождают другие, я думаю, что их смерть была единственным выходом из всего этого.
– Я тоже так думаю. А теперь мы должны, для своего же блага, постараться смириться с тем, что сегодня произошло.
Лицо Мирод приобрело уверенное выражение:
– Они оба будут похоронены в часовне, в семейном склепе. Наконец-то, бедный Карадок обретет достойное себе место.
– И ты не испытываешь к нему ненависти за то, что он убил ее?
– Нет, – ответила Мирод, громко всхлипнув, – он был моим братом, а ему приходилось вести жизнь простого слуги. Как я могу теперь судить его?
Николь вгляделась в уже полностью обступившую их темноту, и тихо сказала:
– Джоселин не должен узнать об этом. Он будет знать только то, что будут знать все. Правда убьет его.
– А Эммет будет молчать? – обеспокоенно спросила Мирод.
– Она не скажет ни слова.
– Кроме тебя больше нет свидетелей этой драмы.
– Да, я видела, как Сабина упала в воду, а Карадок утонул, стараясь спасти ее.
– Аминь, – произнесла Мирод, и Николь почувствовала, как золовка еще крепче обняла ее.
* * *Через пять дней, несмотря на то, что она была на восьмом месяце беременности и была похожа на огромный бочонок (во всяком случае, ей так казалось), Николь решила уехать из Кингсвер Холл и отправиться на поиски Джоселина. К этому времени двойные похороны были закончены. Два гроба, на каждый из которых Мирод положила по красной розе, были опущены в семейный склеп, и священник прочитал молитву за упокой душ Сабины Аттвуд и Карадока Веннера. Потом все собрались в гостиной на небольшие поминки. В доме повисла гробовая тишина. Казалось, что даже сами его стены пропитались скорбью. Для Николь же эта тишина вовсе не была полной, ей постоянно слышался доносившийся изо всех углов шепот, ей повсюду мерещилось облако дымчато-красных волос и звук легких шагов по ночам. В огромном доме все напоминало о случившемся, и она поняла; если она не хочет сойти с ума и хочет родить нормального ребенка, ей необходимо покинуть это место.
Мирод решила, что Николь окончательно сошла с ума:
– Как ты собираешься путешествовать в таком состоянии? И куда, скажи на милость, ты собираешься ехать?
– Я хочу найти Джоселина. Я хочу быть с ним, когда ребенок появится на свет.
– А ты знаешь, где он находится?
– Сегодня утром я получила от него письмо. Астролог короля предсказал его величеству, что сейчас он может одержать быструю и блистательную победу. Поэтому он уехал из Оксфорда и находится в Стоу-на-Уолде.
Мирод удивленно посмотрела на нее:
– А Джоселин не рискует, когда пишет тебе о подобных вещах?
– Нет, – покачала головой Николь, – когда королевская армия куда-то движется, об этом знают все. Конечно, есть какие-то планы, которые от всех держатся в тайне, но Джоселин и не пишет мне о них.
– Но он пишет конкретно, когда он там будет?
– Конкретно – нет, но ты не волнуйся, я обязательно с ним встречусь.
– Тогда тебе следует взять экипаж с кучером. Николь поцеловала ее:
– Нет, дорогая. Позволь нам с Эммет путешествовать в простых платьях и в простой повозке, чтобы быть похожими на простых крестьянок, занимающихся своими делами. Тогда на нас меньше будут обращать внимание.
– Но не собираешься же ты пуститься в путь в этом ужасном крытом фургоне?
– Боюсь, что именно в нем. Но ты не беспокойся, я не собираюсь трястись на запятках, чтобы у меня начались преждевременные роды. На месте для кучера вполне хватит места для троих.
Мирод нахмурилась:
– Троих? Я надеюсь, ты не собираешься подвергать этому ужасному путешествию еще и Миранду?
– Я больше никогда не расстанусь с ней. Я понимаю, что ты бы здесь прекрасно за ней присмотрела, что ей было бы хорошо и спокойно в Кингсвер Холле, но я все равно возьму Миранду с собой. Понимаешь, когда она чуть не утонула в тот день, я впервые почувствовала, что это действительно мой ребенок, – слова соскочили у нее с языка, прежде, чем она успела подумать.
Выражение лица Мирод из недоверчивого сделалось совершенно потрясенным:
– Но ведь ОНА ТВОЯ дочь? Или нет?
– Да, конечно, – поспешила успокоить ее Николь, – просто ребенок Джоселина для меня так важен, что иногда мне кажется, что он – первенец.
Лицо Мирод смягчилось:
– Дорогая Арабелла, какая же ты замечательная жена.
– А ты – просто замечательная золовка. Но, пожалуйста, не плачь. Я вернусь, обещаю тебе.
– Правда? Ты, правда, вернешься?
– Да. В конце концов, мой ребенок имеет права на этот дом.
Все-таки Мирод всплакнула, и Николь почувствовала себя виноватой от того, что оставляет ее одну в этом мрачном доме, полном грусти и привидений.
– Тебе не будет здесь неуютно?
Золовка покачала головой:
– Сабина не причиняла мне зла, пока была жива, и я не думаю, что теперь она будет вставать из могилы, чтобы беспокоить меня.
– Но ты бы не хотела уехать отсюда на некоторое время?
– Нет, – уверенно ответила Мирод, – мне нужно следить за тем, чтобы дом содержался в чистоте и порядке, ведь вы с Джоселином вернетесь сюда.
– Мне будет не хватать тебя.
– А мне – тебя.
Все было сказано, и они обе понимали это. Поэтому на следующее утро они расстались с бодрыми лицами и без рыданий. Повозка, управляемая Эммет, съехала с парома на противоположном берегу реки и скрылась за поворотом дороги. Две женщины и ребенок направлялись туда, где вовсю бушевала гражданская война.
