Когда родилась Луна (ЛП) - Паркер Сара А.

Я могла бы попытаться отодвинуть его сама, но, скорее всего, я только создам еще больший беспорядок. Я не хочу выставлять себя дурой перед королем Пекла, который, как известно, может строить и разрушать города несколькими словами.

Нет, спасибо.

Проходит слишком много времени, прежде чем Каан говорит:

― У него белый флаг, Лунный свет.

― Я могу это исправить. ― Я достаю из бандольера клинок и перебираю его между пальцами. ― К тому времени, как я закончу, он станет красным.

Красным, как волосы Эсси.

Красным, как цвет рубцов на теле его зверя.

Красным, как кровь, которую он высекал из моего тела.

Каан наблюдает за мной с кошачьей расчетливостью, словно оценивает поле боя, пытаясь выработать наилучшее направление атаки.

― Если этот всадник окажется мертвым у меня на пороге, начнется война с его покровителем.

Мое сердце бешено колотится, ребра трещат, а верхняя губа оскаливается, демонстрируя клыки.

― Любой, кто нанял этого монстра, тоже заслуживает смерти.

Такой же медленной.

Такой же мучительной.

― Согласен. Но сейчас не время для этого. Он путешествует с двумя эмиссарами Сумрака, которые не проявили такой же жестокости по отношению к своим молтенмау. Ты собираешься убить и их? ― спрашивает он, склонив голову набок. ― Потому что, если ты этого не сделаешь, поползут слухи, что эмиссар был убит на земле Пекла ― отличный повод для моих братьев примчаться через Болтанские равнины и развязать войну, которой они ждут с тех пор, как я убил нашего Паха.

Я открываю рот, закрываю его, затем сжимаю руки в кулаки так сильно, что рукоять моего железного кинжала впивается в ладонь.

― Так что ты хочешь, чтобы я сделала?

Его глаза смягчаются, а мои, как мне кажется, наоборот.

― Как бы мне ни было неприятно это говорить, ― бормочет он, слишком медленно, слишком успокаивающе, ― мне нужно, чтобы ты опустила свои клинки. Я уйду и поговорю с всадниками. Выясню, чего они хотят.

Я скрежещу зубами так сильно, что ощущаю вкус крови, и хищная энергия, бурлящая под кожей, грозит разорвать меня.

― Ты не собираешься его убивать?

Если он заберет у меня это убийство, я стану настолько невыносимой, что ему придется вычеркнуть меня из этого мира.

― Нет, ― говорит он, в его голосе звучит раскаяние. ― Мне жаль… ― Обещаешь, что не сделаешь этого?

Между его бровей пролегает едва заметная морщинка.

― Я… обещаю, что не убью этого мужчину. Даю слово.

Хорошо.

Кивнув, я убираю кинжал обратно в ножны, а кипящая жажда крови, бурлящая в моих венах, утихает.

Я знаю, где он.

Я смогу выследить его, как только он улетит отсюда.

Это знание хоть немного, но облегчает зуд в кончиках пальцев.

Повернувшись, я начинаю вынимать кинжалы из ножен и снова укладывать их на каменное основание тюфяка. Я освобождаюсь от бандольера, а затем расстегиваю ножны.

― Я могу быть уверен, что ты останешься здесь, Рейв?

Я оглядываюсь через плечо на Каана ― он все еще стоит на том же месте. Все еще наблюдает за мной с беспощадной пристальностью.

― Я не собираюсь убивать его на твоей земле, Каан. Теперь, когда я все поняла, я не буду подвергать твой народ опасности. Обещаю.

― Это не ответ на мой вопрос.

Нет.

Я поворачиваюсь, скрещиваю руки на груди, и мы смотрим друг другу в глаза ― наши позы совпадают, между нами возникает напряжение, которое ощутимо настолько, что может расколоть землю.

Дважды он открывает рот, чтобы заговорить, но затем сжимает зубы. Наконец он прищелкивает языком, поднимает с земли свою тунику Великого шторма, хватает корону и отдает приказ, который сдвигает в сторону прекрасный сломанный кусок камня.

Не сказав больше ни слова и не взглянув в мою сторону, он уходит.

ГЛАВА 83

В сопровождении шести вооруженных стражников я пробираюсь сквозь неравномерные лучи солнечного света, проникающие в коридор Цитадели, над нами висит мертвая тишина.

― Вольер двадцать семь?

― Да, сир. Остальные эмиссары расположились на двенадцатой платформе. Они уже разошлись и находятся под охраной, пока вы не будете готовы их принять. Мунплюм просто забилась в первую попавшуюся тень, вместо того чтобы слушать смотрителей.

― Да уж, я ее не виню, ― бормочу я, когда мы сворачиваем за угол и чуть не налетаем на двух солдат, которые тут же отступают к стене и прижимают кулаки к груди.

― Hagh, aten dah.

― Кто-нибудь узнал имя всадника мунплюма? ― спрашиваю я.

― Рекк Жарос, сир. ― Я перевожу взгляд на Бруна, стоящего слева от меня, его суровые глаза встречаются с моими. ― Охотник за головами. Его хорошо знают в южных королевствах.

― О, я слышал о нем.

Уверен, что Рейв откусила фалангу его пальца. Жаль, что она не успела перегрызть ему горло. Судя по ее реакции, я бы сказал, что она чувствует себя примерно так же.

― У кого-нибудь есть железные наручники?

― У меня, ― говорит Колет справа от меня.

Хорошо.

Еще один пронзительный рев разносится по Цитадели, уничтожая мое самообладание.

Я стискиваю зубы, ускоряю шаг и взбегаю по лестнице. Двое стражников, охраняющих двери наверху, распахивают их, как только видят нас, открывая плоскую площадку из потрескавшегося камня, достаточно большую для того, чтобы на него мог сесть почти любой зверь, из трещин растут редкие медные кусты.

Одна из самых ранних хижин, несколько изолированная. Удаленная от остальных.

Редко используется.

Я смотрю на массивную посадочную площадку в форме почки, выдолбленную в отвесной скале, на восточную сторону которой льется поток солнечного света. Другая половина погружена в тень, и в данный момент ее занимает дрожащая самка мунплюма Рекка, вжимающаяся в каменную стену в попытке уклониться от солнечных лучей. Рекк все еще сидит в седле.

Я не удивлен, что она расстроена. Испугана.

Из-за того, что грозовые тучи быстро рассеиваются, наступает плотная, влажная жара, которой это существо не способно противостоять, и нет надежды на то, что солнечный свет ослабнет и позволит ему безболезненно перебраться к затененному входу в нору с другой стороны.

― Творцы, ― бормочу я, рассматривая существо. На ее морде ― черная маска, закрывающая глаза и защищающая от ослепления, но это не помогло остальному ее телу. Ее кожа покрыта пузырями и волдырями, кровь и гной вытекают из множества ран от солнечных лучей и размазываются по камню, когда она сворачивается в комок.

Фигура, которая слишком напоминает мне Слатру, застывшую в той же позе глубоко под моими покоями.

Сердце колотится, когда я разглядываю ее сожженные крылья, едва способные ловить воздух, и удивляюсь, как она вообще сюда добралась.

Смотрители приближаются к раненному зверю, выкрикивая команды, чтобы она вышла из тени и перебралась в нору. Ее шелковистый хвост хлещет по земле, угрожая сбросить их с обрыва, и некоторые успевают отпрыгнуть в сторону как раз вовремя, чтобы уклониться от своей участи.

― Beuid eh vobanth ahn… defun dah, ― кричит Рекк, обращаясь к Булдеру, который прорезает паутину трещин в камне прямо под зверем. Он пытается вытолкнуть беднягу из тени.

Но вместо того, чтобы убраться с нетвердой земли, измученная мунплюм сворачивается в еще более тугой клубок, едва не придавив Рекка к скале своей спиной в попытке избежать солнца.

Нахмурившись, Рекк вдавливает шпоры своих ботинок в окровавленные дыры на седельном покрывале.

― Шевелись, тупая сука!

Мунплюм наклоняет голову, издавая еще один низкий, жалобный стон, который разрывает мои гребаные сердечные струны.

― Ждите здесь, ― рычу я своей охране и устремляюсь вперед.

В воздухе раздается глухой удар, и огромная, более хищная форма ярости нарастает у меня под ребрами, падая в бурлящий котел моего собственного неистового гнева.