Наталья Якобсон - Живая статуя
— Да-да, конечно, — сдуру я выкинул первую карту, которая мне попалась. Это оказался один из старших козырей, и Винсент без лишних раздумий его подхватил.
Роза снисходительно наблюдала за нашей игрой и едва заметно усмехалась.
Я решил, что в дальнейшем буду более осмотрительным, но это мне мало, чем помогло. Вторая партия также была проиграна. С Винсентом, похоже, лучше не садиться за игорный стол, но уйти просто так я не мог. Надо же было отыграться. Я не привык оставаться в проигрыше, но когда после еще нескольких партий в кошельке стало пусто, то о победе пришлось забыть. Вот это да, всего за какие-то пятнадцать минут я проиграл больше, чем до этого за всю жизнь.
— Ты пасс или будешь продолжать? — Винсент довольно оскалился. Его лицо, по-прежнему, оставалось мальчишеским, но взгляд стал каким-то хищным, пронзающим, как у старика.
— Мне нечего больше поставить на кон, а ты сам сказал, что не привык развлекать кого-то лишь за «спасибо».
— Нечего? А как же твои часы.
Тот же самый зверек ловко вскочил на стол, полез мне в нагрудный карман и вытащил золотую цепочку часов. Я приоткрыл рот от изумления, потому что был уверен, что оставил их дома.
— И еще у тебя есть табакерка, — напомнил Винсент.
Она также быстро была извлечена у меня из кармана, хотя я и носил ее обычно в кармане другого кафтана, а не того, который был на мне сейчас.
Чудеса! Когда это я успел стать таким забывчивым. Наверное, это должная расплата за то, что я веду свои записи ночи напролет.
Радоваться, однако, было рано, и ту, и другую вещь я проиграл за считанные секунды. Ну, теперь конец. Я уныло повесил голову.
— Твой кинжал инструктирован янтарем и бирюзой. Он тоже кое-чего стоит, — услужливо пояснил Винсент, и я покорно выложил на стол свое оружие.
— Может прибавить еще носовой платок и срезать пуговицы с кафтана? — с легким сарказмом осведомился я.
— Не трудись, они не золотые, — непринужденно обронил Винсент. Похоже, этот малый ничуть не стеснялся собственной корыстности. Его взгляд открыто кидал вызов «я такой, какой есть, и меняться не собираюсь», как будто говорил он каждому, с кем встречался, и это было правдой.
— Боюсь, что при твоей-то сноровке это будет наша последняя игра.
— Для последней можешь оставить запонки, — соперник покосился на мои рукава и неприятно усмехнулся.
— Я вас оставлю, — Роза встала из-за стола, легко зашуршал атлас.
— И не забудь, гость не должен уйти недовольным, — напомнила она Винсенту, прежде чем исчезнуть в темноте. Когтистый зверек сразу после ее ухода подхватил наполовину полный графин и вместе с ним прыгнул во мглу.
— Она у нас теперь хозяйка, — уныло протянул Винсент, разглядывая свои карты. — Уф…тяжело же стало…
— Что-что? — я по наивности подумал, что его фразы обращены ко мне.
— Только попробуй донести, — он настороженно уставился на меня. В это мгновение могло показаться, что его карие глаза бездонны и полны страха. — Одно неосторожное слово при ней, и можешь считать, что ты проиграл мне свою жизнь.
— Это чрезмерная ставка, — неожиданно решительно возразил я ему и для убедительности положил руку на его пальцы на столе.
— Для нас не чрезмерная, — сурово возразил он, его пальцы легко вывернулись и сжали мою ладонь так, что я чуть не вскрикнул. Казалось, что они состоят из одних костей: твердых, сильных, готовых сокрушить все, с чем соприкоснутся. Я мог бы сжать их и в следующий миг обнаружить, что держу только воздух. Винсент был неуловим. И как при таких качествах он мог кого-то бояться.
Скрип, донесшийся откуда-то из глубины помещения, заставил его насторожиться. Кто-то опять скреб по полу, но не волки. У волков нет стальных когтей. Что только способно издавать подобный звук. Воспользовавшись замешательством Винсента, я ловко перехватил его запястье. Глупо с моей стороны, конечно, ведь если он, и вправду, так силен, то, что ему стоит сломать мне кости, но на этот раз он сморщился от боли. Черный рукав с белой манжетой легко соскользнул с худого запястья, и под тканью заалели еще свежие царапины. Целая сетка ранок.
— Волки? — я, нехотя, отпустил его руку.
— Не будь таким любопытным, — буркнул он в ответ и поднес запястье к губам, чтобы слизнуть выступившую на ранках капельку крови.
Его бледные бескровные губы слегка порозовели.
— Чего только не насмотришься в глуши лесной, верно? — понимающе кивнул он мне.
— Это ведь не глушь, а какой-то… дворец, — я не мог подобрать точное слово, поэтому просто выразительно обвел глазами потолок, и мне показалось, что статуй под куполом стало меньше, а медный ифрит, до этого сидевший, сгорбившись, распрямился и расправил крылья.
— Как тебе объяснить, — пальцы Винсента нервно забарабанили по столу. — Во дворцах обычно бывает уютней, но, если тебе нравится, называть эту дыру хоромами… Ах, чтобы ты сказал, если бы побывал в том месте, где мы жили раньше.
Мне очень хотелось спросить, а где было это место, но я не решался, чтобы не дать Винсенту повод причитать или накинуться с упреками на любопытного.
Вопросы были и не нужны, мой партнер гораздо больше стремился к игре, чем к задушевным разговорам. Искренность была у него не в чести. Он предпочитал давать интригующие намеки, но не раскрывать ничего конкретного. Я даже сомневался, были ли эти намеки правдивыми, или же Винсент их только выдумывал, надеясь таким образом поднять свой авторитет, показать, что он тоже может быть серьезным и чувствительным.
И все-таки, эти царапины на его запястьях… В чем же дело? В волках? Или есть другая причина? Но уж точно не то, что Винсент хочет изобразить из себя страдальца.
Две последние партии окончились быстро, но отыграться мне так и не удалось.
— Давай, я провожу тебя до выхода? — Винсент быстро сгреб себе в карманы блестящие вещицы и монеты, и бойко вскочил из-за стола. Казалось, что он просто спрыгнул со стула.
— Сам ты дорогу не найдешь, — пояснил он. — Сюда войти очень трудно, а выйти еще сложнее. Можно даже сказать, что обратную дорогу отсюда найти невозможно.
Конечно, ведь здесь же полно волков, и выглядят они далеко не безобидными, подумал я, но вслух этого, разумеется, произносить не стал.
— Уже уходит, уже уходит, — нервно прохрипел кто-то, перепрыгнувший с потолка на лепнину стены. — А ведь еще даже ста лет не прошло.
— Еще и часа не прошло, — глухо отозвался ему кто-то с недосягаемых высот потолка. Неужели некие разумные создания могут висеть под куполом, как пауки, или карабкаться по стенам.
— Пусть убирается, он ведь меченый, — прохрипел, опять же с высоты, женский голос.
