Алёна Алексина - Перехлестье
— Василиса мертва, — отчеканил дэйн. — Проклятый дар убил ее.
— Да, ты прав, — Глен кивнул. — Ты прав. Во всем прав. Грехобор навсегда станет чудовищем. Василиса ведьмой. Меня лучше и вправду убить. А Зария пусть остается в обители. Именно так все и должно быть. Если перестать бороться. Вот только знаешь, чем колдуны отличаются от магов? Мы хотим жить. Страстно, яростно не хотим подыхать. И там, где маг смиренно выполняет волю богов, там, где дэйн терпеливо несет свое служение, мы боремся, противостоим и иногда выживаем. Поэтому я не верю, что ничего нельзя изменить и исправить. Поэтому нацепи на рожу былое высокомерие и делай то, что задумано. Напрягись хоть ради брата, раз на всех остальных тебе плевать.
Плечи дэйна напряглись. Он с минуту буравил призрака взглядом, полным лютой ненависти, а потом вдруг сделал глубокий вдох, прикрыл глаза и глухо сказал:
— Исчезни.
А когда колдун послушался, последний Палач Аринтмы повернулся ко входу в Капитэорнолас.
Зария надевает голубое
«Не выдай себя. Только не выдай себя!» — эта, вроде бы, простая задача казалась Зарии невыполнимой! Нет, когда Глен ее об этом попросил, девушка даже фыркнула от смеха. Она‑то думала, что он с таким торжественно-таинственным видом попросит ее покинуть обитель или пойти с ним в Храм. А оказалось, нужно всего лишь не показать щекочущую радость, что поселилась у наследницы лантей в душе.
— Не выдай себя, Зария. Это очень важно…
— Скажи еще раз, — вдруг попросила она.
— Это очень важно.
— Нет, не это.
— А что же? — и тут он понял, наклонился к ее покрасневшему уху и шепнул: — Зария-а-а-а…
От запястий к плечам тут же побежала волна колючих мурашек и девушка замерла, пытаясь усмирить бешено колотящееся сердце.
Глен смотрел на нее с такой любовью, что сжималось сердце. В его взгляде были одновременно восхищение, желание и почти осязаемая теплота.
— Не выдам, — тихо пообещала Зария.
А потом оказалось, что не так‑то это просто — вести себя, как ни в чем не бывало. Наутро девушка едва успела одеться, как в ее келью постучалась одна из сестер. Наследница лантей была уверена — никому, как и всем предыдущие дни, не будет никакого дела до того, что у нее на душе.
О-о-о, как она ошибалась. Казалось, каждая из сестер посчитала своим долгом осведомиться о ее настроении, самочувствии и ночном отдыхе. Приходилось прятать глаза, низко-низко опуская голову и занавешиваясь от мира челкой, и говорить едва слышно и скорбно, что все хорошо.
А еще Зарии казалось, будто ее счастье было таким явным, что его замечала каждая из послушниц, потому что нельзя же быть девам богини любви такими слепыми! Оказалось, можно. Ведь тихое шептание девушки, ее напускную робость и напряжение не заметил никто. Сестры забрасывали Зарию однообразными вопросами: «Как тебе спалось?», «Не устала ли ты?», «Не хочешь ли присесть?»
К полудню этот безостановочный допрос так надоел наследнице лантей, что она предпочла затаиться. Ушла глубоко-глубоко в себя и отвечала однообразно, односложно, монотонно. На удивление это успокоило послушниц, и они потихоньку отстали.
За час до вечерней службы Зарию пригласили к Матери. Та в свою очередь подвергла девушку очередному допросу и, лишь убедившись, что бедняжка едва шепчет, успокоилась. Белая женщина долго рассматривала наследницу лантей, о чем‑то раздумывая. Результатами своих раздумий она осталась, по всей вероятности, довольна, потому что поднялась со скамьи и удовлетворенно сказала:
— Ты готова.
— Мы пойдем в храм Талис, матушка? — тихо спросила девушка.
— Не совсем, — настоятельница покачала головой. — В один из самых древних храмов, когда богини были едины. В нем сила нашей молитвы умножится. Закрой глаза, дитя…
…Она очнулась на холодном каменном полу. Солнечный свет косыми лучами падал откуда‑то сверху, но, когда Зария вскинула глаза к потолку, то обмерла — высоко-высоко над ее головой раскинулся почерневший от времени и наполовину обрушившийся свод. Кое-где из камней проросли тонкие деревца, от огромного витража, некогда роскошного, осталась лишь железная основа, накренившаяся и искривленная. Прежде это было сердце, теперь же оно походило на смятый блин с неровными краями.
И это — Храм? Эти обрушившиеся стены, эти ворота, на которых одна створка сорвана и лежит, присыпанная пылью и обломками камней, а другая провисла на петлях и опасно накренилась… Это — священное место?
Среди огромного зала, где раньше возносились молитвы, оказалась расчищенной от обломков и мусора небольшая площадка — та самая, где очнулась наследница лантей.
Дом богини был пуст, бесприютен, заброшен и вызывал не благоговейный восторг, а жалость и тоску — неизменные при созерцании былого величия.
— Расположите образы вокруг, — коротко приказала Матерь послушницам. — Здесь раньше был алтарь.
Сестры поспешили выполнять приказание. Из шелкового мешочка извлекли благоговейно шесть каменных фигурок, каждая из которых изображала Богиню в разных ее обликах: девочки, девушки, женщины, матери, влюбленной, молящейся, разгневанной.
— Матушка…. — слабо позвала Зария. — У меня голова кружится.
— Очнулась? Хорошо, — бросив мимолетный взгляд на несчастную, женщина отвернулась. Видимо, состояние и самочувствие наследницы лантей больше не беспокоило жрицу. — Сиди здесь.
— Где мы?
— В Храме. Простым женщинам вход сюда закрыт. Если бы ты не была наследницей лантей… — Белая женщина замолчала, и осторожно положила на высокий обломок каменной глыбы книгу в медной чеканной обложке.
Зария встала на ноги, отряхнула подол и испуганно оглядела мрачные руины. Когда‑то давно тут было красиво, а сейчас попросту страшно. Словно это не обитель богини любви, а чертог бога войны. Смутное подозрение кольнуло сердце и отступило, стоило Зарии сосредоточиться на словах Матери.
— Вы стоите возле образов и не двигаетесь, что бы ни произошло. Зария останется в кругу, от нее зависит исход сегодняшнего обряда и… дитя, самое важное! Когда я скажу: «Призываем тебя!» — ты должна три раза произнести имя Талис и затаиться.
— Затаиться?
— Богиня придет к нам через тебя, через твое тело. Ты ее дитя, ее плоть и кровь, ее сосуд и воплощение в мире живых. Талис не сможет обрести телесную оболочку без помощи наследницы лантей. Мы выскажем ей свою просьбу, и после этого она уйдет, отпустив тебя. Но до тех пор твое тело должно быть свободным от души. Ты это понимаешь?
