Светослов - Оранжевый блюз
Маэстро вошёл в тускло освещённый прохладный подъезд долгожданного дома и, адаптировавшись в полумраке, начал подниматься по отлогой каменной лестнице, ведущей к нужной квартире…
Когда раздался звонок, Лёня встрепенулся, отложил орудие труда, быстро сгрёб осколки в сторону и, метнувшись в коридор, распахнул дверь…
— О-о, какие люди! — искренне пропел Лёня и протянул руку гостю.
— Привет, Лёньчик, — Маэстро улыбнулся и зашёл в просторную прихожую.
— Ну, что нового на фронте музыки? — глаза хозяина светились.
— На фронте музыки — затишье, — скромно ответил Маэстро и окинул взором прихожую. — Давненько у тебя не был…
— Да ты проходи, — засуетился Лёня.
— Да нет, я — на пять минут; не могу, спешу — дел много, — остановил его визитёр.
— Чего же так? — расстроился Лёня, — Проблемы какие?
— Проблема одна. Ты не одолжишь мне денег немного? До завтра. Позарез нужно.
— Сколько тебе?
— Ну… полтинник хотя бы… Завтра верну.
— О чём разговор.
Лёня ушёл в комнату… Через некоторое время он вернулся в прихожую с несколько озадаченным видом, держа в руке стодолларовую купюру, и растерянно пробормотал:
— Ничего не пойму… Куда мои «деревянные» задевались?.. Одни доллары… Ладно, потом разберусь. На вот сто баксов. Хватит?
Он протянул другу деньги.
— Конечно, хватит. Спасибо тебе, Лёня, огромное, — радостно ответил Маэстро, принимая деньги.
— Да не за что. Заходи, если что.
— Завтра зайду, заодно деньги занесу, — ответил Маэстро, убрав купюру в карман, и направился к двери.
Лёня, щёлкнув замком, распахнул дверь и, желая ещё несколько мгновений побыть с Маэстро, решил заинтриговать его:
— А у меня послезавтра — фейерверк, шпаги буду глотать и по стёклам бегать, — в Доме актёра тусовка будет грандиозная. Приходи, если хочешь — в семь вечера начало.
— Мы с Юной придём обязательно; ну ещё завтра встретимся, поговорим, — оживлённо произнёс Маэстро и шагнул в пространство лестничной клетки. Они ещё раз попрощались, и Лёня захлопнул дверь.
Маэстро, окрылённый удачным визитом, начал быстро спускаться по лестнице, ведущей в ликующий солнечный мир… На последнем пролёте лестничной площадки он внезапно замер… Его взору предстала довольно странная картина: боком к нему стоял какой-то заросший немыслимый тип в затёртом пальто и рваных ботинках, — он отдирал от потрескавшейся запотевшей стены пласты штукатурки и, разламывая их почерневшими грубыми пальцами, клал в рот, смачно жуя… Похоже, он её ел… Маэстро смотрел не мигая. Бродяга отвлёкся от трапезы, медленно повернул в его сторону седую лохматую голову, обнажив измождённое безутешное лицо, перепаханное морщинами и оттянутое всклоченной бородой, и, обдав оцепенелого Маэстро бездонным, угрюмым взглядом, начал вдруг как-то отрешённо причитать протяжным, сиплым баритоном:
— Да укрепит нас воистину Сила Христова; да простятся нам грехи наши по Любви его, да пребудет с нами Сын Божий во спасение наше, во Славу Отца и Сына и Духа Святаго… Да осенит тя Благодать Божия, странник вселюбящий…
Юродивый так же отрешённо повернулся к стене и принялся опять отпластовывать штукатурку…
Маэстро плавно покинул подъезд. Его ослепило апрельское солнце, и он на мгновение остановился… Внезапно его ужаснуло поразительное сходство подъездного бомжа с тем странным бродягой, который пытался вскрыть себе вены на Канарах… Да, действительно, странный мир. Кого только не встретишь… А мир щебетал, звенел и звал в свои объятия, и Маэстро быстро двинул в сторону Арбата… Он миновал Новый Арбат и, в общем-то, правильно сделал, поскольку данный проспект в своём визуально-мистическом проявлении непредсказуем, а совокупность алкоголя и криминалитета обволакивает его гипертрофированной романтикой, каковая бывает разве что в голливудских фантасмагориях, и, хлебнув сией эйфории, можно запросто очухаться где-нибудь на Байконуре, а затем вернуться назад — в психушку, что и проделал как-то один мой романтизирующий знакомый. Так что Маэстро был предельно интуитивен, миновав этот горячий участок. Он вышел на добрый Старый Арбат и осмотрелся… Имея в кармане сто долларов, можно осмотреться. И даже больше — можно присмотреться… Арбат гудел. Где-то играла музыка, уличные прилавки пестрели товаром, люди светились радостью и беззаботной невинностью…
Но мы забыли сказать, зачем нашему герою понадобились деньги в сей бесшабашный день, если вечером он собирался их заработать сам… О, кому из нас не приходилось испытывать чувство полёта от нахлынувшей любви в пробуждённом сияющем мире! У кого не ликовала душа, тот просто не жил. Так вот, у Маэстро душа трепетала и пела, и деньги он занял у своего приятеля лишь затем, чтоб очаровать свою возлюбленную прекрасными благоухающими цветами, от которых она сама расцветала. И теперь, не спеша прогуливаясь по этому патриархально-богемному закутку Москвы, он высматривал то, что ему было нужно, заодно любуясь многоцветием рекламного авангарда и виртуозно художественных композиций, театрально вписывающихся в исторический рельеф архитектуры. Веяло Ренессансом. Где-то играла скрипка… Люди суетились у лотков с товаром, непринуждённо болтали; чуть дальше художники писали портреты с натуры. В этой стихии лиц было уютно и радостно, и душа жаждала чего-то нового, необычного… Маэстро углубился в круговорот улицы. Он невольно бросил взор влево и слегка оцепенел… На тротуаре, спиной к стене староарбатского дома сидел замшелый обросший бродяга со шляпой у ног — тот самый, что несколько минут назад трапезничал в лёнином подъезде… Каким образом он оказался уже здесь?!.. Скиталец равнодушно и устало смотрел куда-то сквозь людей. В шляпе топорщилось несколько мятых купюр… К сожалению, Маэстро не мог положить в шляпу нищему стодолларовую купюру, а других денег у него просто не было. Он двинулся было дальше, но на мгновение задержался, оторопев от маленькой едва заметной детали в обличии этого маргинала: из-под лацкана обветшалого затёртого пальто чуть выглядывала празднично-белая сорочка… Действительно, странный тип. Маэстро быстро пошёл вперёд. Жизнь крутилась и пела. Какая-то бравая намакияженная мадам в спортивной униформе прямо под фонарём занималась чем-то похожим на шейпинг, поочерёдно откидывая ноги назад. Рядом стоял лихой гармонист в кепи и наяривал на своей гармони что было мочи, раскачиваясь в такт музыке. Видимо, они рекламировали свой животрепещущий тренаж, совмещая полезное с приятным, ибо рядом в большой коробке пестрела груда купюр.
Два подвыпивших акселерата, стоявшие напротив них, вдруг пустились в пляс, скорее пародируя заядлую танцовщицу-шейпингинёршу; один из них особенно резвился — он умудрялся подпрыгивать в такт гармонисту, тем самым его поддразнивая, но внезапно рухнул на мостовую, не рассчитав свои силы. Маэстро решил побыстрей миновать всю эту ахинею с плясками под тривиально-ударный аккомпанемент попсы. Но он мог и не спешить, поскольку это действо неожиданно прекратилось.
![Ульяна Соболева - Пусть меня осудят...[СИ]](/uploads/posts/books/124/124.jpg)