Юлия Шолох - Рисунок шрамами
Потом еще пару коридоров над лестницами, которые ведут в кухню, в винный и музыкальный залы. Везде пусто.
Кухня. Моё личное достижение – я смогла пробраться в неё и оставить рисунок на боку печи. Зрительный ряд я не рисовала, чтобы сделать рисунок более неприметным, а вот звук включила погромче, нарисовав на зеркале соединяющую узор деталь-усилялку.
- …совсем уже не шевелятся! – возмущается одна из женщин.
Поваров там трое, все женщины, как и помощницы разных возрастов. Мужчин на кухне не держали вообще. А с тяжёлой работой им помогали големы – продукты таскали, что-то рубили, смешивали, в общем, трудились по мере сил своих и возможностей. И даже довольно дряхлый стань был. Я уже знала, что им дают имена все как один кровавые: Живоглот или Живоед, Кровопуск или Жестокий. А вот големов называли более приятными кличками. Одного из них, Ас-асса, я уже узнаю среди остальных. Он приносит мне еду и уносит пустую посуду. Узнаю я его по чрезмерно впалым глазницам, где затесались мелкие коричневые стеклышки, которые иногда поблескивают на свету так, будто он на меня смотрит. Такого быть не может, но всё равно, кажется, смотрит. Хотя, возможно, мне просто не хватает человека, с которым можно поболтать по душам. Да и просто поболтать. Вот и выдумываю небылицы. За прошедшие две недели я так ни с кем и не сблизилась. Какое там – даже доброжелательно ко мне никто не отнёсся! Несколько раз являлась младшая жрица, рассказывала историю некрогеров. Если коротко – это великая раса, проникнитесь все её недостижимостью и до конца жизни будьте счастливы, что вам выпала великая честь встать в ряды некрогеров. Про себя я добавляла: и еще делайте вид, что нудные некрогеры, не способные даже улыбаться незнакомке, чувствующей себя тут чужой и ненужной, действительно из разряда того, чему стоит завидовать.
Это больше всего меня расстраивало – они не улыбались. Ни одна служанка. Ни одна кухарка. Никто. А как, оказывается, мне не хватает таких случайных улыбок…
Так, не будем отвлекаться. Слёзы смахнем, отчего-то они слишком часто застилают мне в последнее время глаза. Чего грустить напрасно? Мне повезло - кухарки на кухне - и они болтают, в замке очень редко такое бывает – несколько разговаривающих друг с другом человек в одном месте.
- И Гло-гло скоро развалится. Он вчера песка насыпал прямо в тесто! Хорошо, что я вовремя заметила.
- Кто поставил Гло-гло на тесто? – кричит кто-то издалека.
- А ты хочешь сама мешать полбочки?
- Бестолковая…
- Ничего не случится! Янис вот-вот вернётся, подлатает.
- Даже не знаю, что лучше…
Последнюю фразу женский голос пробормотал прямо у рисунка, иначе бы я не расслышала.
- Лучше свежий стань, чем сыпучий Гло-гло.
Видимо Гло-гло – голем.
- Да, но когда Янис дома, у меня мурашки по телу. Кровь стынет.
Это тоже тихо и как-то неохотно.
- Не бойся! Тебе пока нечего бояться, - визгливый хохот. – Это же не Янис решает, он простой исполнитель. Какой срок дадут – так и отслужишь.
- Заткнись! Каждый грешен! Смотри, досмеешься над другими – окажешься в робе станя!
- Ах-хаха, - зло смеялся кто-то вдалеке противным женским голосом.
Мелодично постукивала ступа, в которой что-то измельчали.
- А это ещё что? – спросили так громко, что я отпрянула от зеркала.
- Эти закорючки? Не знаю… Правда, днём невеста пришлая заходила, толклась тут в углу, может, она?
- Которая не в себе?
- Она самая. Хабирша… Это что? - второй голос тоже приблизился. – Это точно она сдела…
Голоса резко оборвались. Та-ак, значит, служанки заметили узор и нарушили его целостность. И, кстати, чего это я не в себе? Очень даже в себе! А впрочем, какая разница, главное, чтобы они не догадались о назначении прослушки. А они и не догадались, судя по всему.
Еще два дня я пыталась найти места, где мои узоры приносили бы пользу. Честно говоря, мало что вышло. И вроде были в тёмном замке придворные, и, судя по утверждениям Дорин, их было немало, но они как будто перемещались между стенами, за пределами поля зрения моих следилок.
Или в замке существует сложная система тайных ходов, которой все пользуются? Да уж…
Потом я вроде бы нащупала подходящее место – по вечерам некоторые придворные дамы собирались в одном помещении за музыкальным залом и занимались там болтовнёй и рукоделием.
Теперь следовало проникнуть туда днём и установить прослушку. И не давать себя душить обиде, которая то и дело напоминала, что меня они ни разу к себе не пригласили. Почему? Они же даже не попробовали со мной познакомиться, поговорить. Почему они не дали мне шанса? Нечестно, ей-богу!
Вероятно, такую дикую обиду чувствуют изгои, которых насильно исключили из общества - не знаю, не с чем сравнивать. Дома меня всегда окружала масса людей, которые с удовольствием общались и со мной, и друг с другом.
Пока я кружила по коридорам, пытаясь пробраться к салону и при этом не засветиться, вспомнила, что сегодня день, когда Рондо пригласит меня на чай. Это происходило с чёткой периодичностью, раз в пять дней, поэтому лучше не вызывать подозрений и ждать этого светлого момента в комнате, иначе поинтересуются, где я была – и что ответить? Наврать можно, конечно, но ни к чему хорошему враньё в принципе не приводит.
Ориентировалась в замке я уже довольно прилично, и, кажется, даже стала лучше видеть в царящем вокруг полумраке.
Можно ещё пробежаться по галерее, которая краем задевает холл – и тогда я выйду на прямую дорогу к комнате.
Я шла почти бесшумно, потому что мне удалось найти в своих вещах мягкие кожаные туфли, в которых я когда-то училась танцевать. Не знаю, как они попали в моё своеобразное приданное, ведь они старые и потёртые, а в новый дом невесте дают только самое лучшее. Видимо, повезло. А может, Глунка подложила? Она всегда знала, что мне может пригодиться.
Глаза тут же стали неприятно влажными. Ну вот, лучше и не думать, откуда!
Всё – мой коридор.
И тут, в этот самый момент… не знаю, как я поняла, но вокруг что-то неуловимо изменилось. Замок словно дрогнул, сверху и донизу. От земли поднялась волна, перетряхнувшая каждый камешек и, на секунду затрепетав в окружающем воздухе, исчезла. И наступила такая глухая тишина, будто все живые, ну или те, кто выглядел так, будто всё ещё был жив, замерли, прислушиваясь к чему-то беззвучному, но крайне важному.
В этот день приглашения на чаепитие от Рондо так и не последовало, он передал извинения и обещание встретиться со мной на днях. А ещё – подарок, флакон духов, таких приторно-мутных, что они заполонили собой окружающий воздух даже невзирая на закрытую крышку. Вдохнув этот так называемый аромат, я невольно поблагодарила служанку сквозь зубы, хотя она не виновата. Девушка, к счастью, не обратила особого внимания, потому что и так выглядела нервной, тогда я спросила её, в чём дело и что произошло днём, в минуту внезапной тишины, но она не стала отвечать. Жрица же была занята и не отозвалась на просьбу прийти и поговорить. Хотя я уже заметила, что на вопросы она отвечает крайне избирательно и постоянно уводит разговор в сторону, а уточнений будто не слышит, так что толку от неё особого не жди.