Вечное (СИ) - Вересень Мара

– У меня тоже есть кое-что яркое, – сказала я, присаживаясь рядом так, чтобы не мешать перебирать мерцающие стекляшки. Протянула руку с браслетом Альвине, который давно врос в кожу и мою суть, потому что свет на двоих – это навсегда.

–Красивый.

– Хочешь примерить?

–У меня свой такой, покрасивее твоего. А этот себе оставь. Так будет легче.

–Кому?

–Всем, с кем ты делишь себя. Жалко, если все отдашь. Брось, – сказала она, протягивая мне распотрошенную трубку калейдоскопа, проклеенную по краю картонную ленту, свернутую спиралью. –Нужно, чтобы вспыхнуло.

–Как я?

–Ты тлеешь. А это совсем не то. Сквозь трещины мало тепла, – сказала она и, бросив взгляд в камин, вновь посмотрела внутрь на меня: один глаз карий, второй – синий. И в обоих золотистые сполохи.

–Это не трещины, это кракелюры,– улыбнулась я, припомнив почти такой же разговор. Похожий, но другой.

–Это осколки, – поправила девочка. Сгребла в горсть цветные стекляшки, и круглые, как бусины, и с острыми колкими краями, подбросила. По стенам путаясь в тенях, замерцали радужные блики. –Осколки тени и света. А ты должна быть целой. Вы должны быть целым. Тогда будет.

– Что?

–Свет, тень, тьма. От огня. Три и четыре. Три-четыре. Вечная жизнь.

– Три-четыре, – повторила я, вскакивая. – Три и четыре. Достаточно и…

– И-и-и сю-у… – попытался сбить меня назойливый сквозняк, но я дернула темной лентой дверь кабинета, захлопывая ее, и мерзкий звук пропал.

– Достаточно искры… Три. Четыре. Импульс!

Рывком шагнула сквозь видение прямо в арку навстречу тени своего отражения. Морок рассыпался искрами, издав странный шелестящий звук, который мог быть смехом, если эхо смеха считается за смех, или чем угодно.

Искаженная зеркалом грани перспектива сыграла со мной шутку, и я ударилась о стол. Пакет из информатория свалился с обратной стороны стола. Пришлось лезть за ним на четвереньках.

Не выдержала и распотрошила там же. Отпихнула в угол Холинское кресло, чтоб не мешалось, разложила распечатки веером… Нащелкала целый рой светляков. А удобно! Считывающий информ кристаллы артефакт нашелся в нижнем ящике – только руку протя... О! Конфетка!..

И-и-и, начали. Три-четыре…

* * *

Это я наподдала мощности светлякам или уже утро?

Мозг кипел, оскомина на зубах намекала на явный передоз карамели, которой в столе обнаружилось как-то неожиданно много, и впечатлений – меня потряхивало. Ныли стертые локти и колени, будто я как на втором курсе академии отрабатывала повинность за провинность собственноручным мытьем полов в заклинательном зале после того, как там в порядке расписания порезвилось четыре группы первокурсников.

Кажется, в кабинет кто-то заглядывал, но я точно не могла вспомнить, когда: вот только сейчас или пару часов назад. Если сейчас, наверное, дети в школу пошли. Хорошие у меня дети, сами себе мать.

– Да как же это… Ну что же это… Ы-ы-ы-ы! – взвыла я, в попытке изловить верткую мысль за скользкий хвост. Плюхнулась на спину, врезалась макушкой в угол подкравшегося тишком кресла. Хрупнула в сжатых зубах карамелька, перед глазами вспыхнули звезды, а меня озарило.

– Это не погрешность, это… О-о-о, Тьма! Это переход! На новый уровень!!! Вот бездна…

Я вскочила. В голове, как в вирт-поле информатория, выстраивался каскад. Пружина, спираль, веер из вероятностных плоскостей, сходящихся в точке начального импульса, замкнутый на себя же и при этом активно растущий, непрерывно расходящийся, бесконечно расширя…

Я должна рассказать… Мне надо…

Глядь! Постирушки!

В шкафу остались только платья. А меня уже... Меня сейчас просто разорвет… Первым под руку попался давнишний презент Марека, похожий на то, в чем я была на выпускном и в нашу первую встречу в шиповниках. Платье неожиданно хорошо срезонировавшее с грубыми ботинками, оказалось тесно в груди, интересно облегало бедра и максимально задиралось при каждом шаге. Зато с волосами проблем не было. В кои-то веки я была не против, что они встали дыбом. В глаза не лезут. Подумаешь, капельку искрит? Но в таком раздрае гранью не пойдешь, еще унесет, как Холина от испорченного зелья куда-нибудь в Дейм или вообще к драконам, вот они обрадуются…

Створке гаража пришлось дать пинка – так мучительно медленно она открывалась… Дважды глядь. Мой антикварный “маард” остался на стоянке перед Восточным, а магфон – где-то под столом в кабинете. Он что-то настойчиво мне дребезжал, конвульсивно подергиваясь под завалом бумаг с кусками схемы, текстом сопроводительной лекции и моими на скорую руку пометками на чем-попало. Даже прямо на полу, когда я в порыве энтузиазма сползала маркером с края бумаги. А планшет я нечаянно спалила, потому что он разрядился, а я переборщила с импульсом в зарядное.

В магбус меня в таком виде не пустят… Бежать обратно в дом к терминалу, чтобы вызвать такси?

Пятки подгорали, полезли когти с перьями… Стажер, любитель экстремальной красоты, точно бы заценил, прикипев, куда ни попадя, бесстыжими глазами. Мои собственные враскорячку смотрели на имеющиеся в наличии транспортные средства: папину гоночную ступу, на которой никто не летал бездную кучу лет, и две метелки, бабулину (чур меня!) и мою, ею же подаренную, на которой никто не летал вообще. А я в последний раз на таком сидела на ведьмачьих курсах, когда стажировалась в Восточном.

– Детка, метла для ведьмы, это как сглазить, если один раз получилась – то на всю жизнь, – говорила ба, вручая мне подарок и счастливо улыбаясь в мою перекошенную от благодарной радости физиономию.

– Глядь, – уже в голос сказала я, нервно хрустнув костяшками, зеленая молния змейкой юркнула по полу, ударила в стену, закрепы щелкнули…

12

Тормозила я со свистом. Свист был не мой – патрульные разорялись, хотя я никого не задела, шла самым верхним потоком и только перед Управлением вспомнила, что передвижение на метлах в пределах города запретили еще лет десять назад, когда я даже магмобилем почти не пользовалась.

Бросив метлу на произвол подоспевших стражей порядка, галопом рванула поперек стоянки к Центральному. Обернувшийся на устроенную патрульными какофонию господин в строгом костюме, шляпе и с тростью, просиял радушной улыбкой:

– Добрый день, Митика. О!..

Натягивать задравшееся платье на средние части бедер и коленки было поздно, я с трудом сдерживалась, чтобы прямо здесь не начать орать то, чем мне обязательно требовалось поделиться, так что даже лич с кем-то, с кем – не разглядела, у крыльца управления магнадзора не удивил. Я пропыхтела “здра” Питиво, протаранила дверь, оставила еще одно “здра” дежурному, со свистом проскользила по натертому полу к лестнице, ломанулась вверх по ступенькам, прогарцевала по коридору…

Дверь…

Мар…

Я не добежала полшага до загребущих объятий только потому, что мне требовалось пространство для восторга.

– Это цикл! – восклицала я, помогая себе руками. – Смотри, – и пыталась на пальцах и визуализацией обрывков роящихся в голове образов объяснить. – Самая устойчивая динамическая система циклична. Всегда. Три по три! Понимаешь? Это система. Это цикл, понимаешь?! Система! Цикл! И это бесконечно! Бесконечно прекрасно!

– Понимаю. Смотрю. Согласен. Бесконечно прекрасна, – произнес Марек, улыбаясь глазами так, как умел только он, обволакивая бархатной искрящейся тьмой. Затем протянул руку и аккуратно убрал с моего лба упавшую на нос в запале объяснений челку.

От прикосновения пальцев, от ощущения его тьмы, пронизывающей насквозь, останавливалось дыхание.

– Что ты… делаешь?

– То же, что и всегда. – Губы дрогнули, лучики-паутинки разбежались от уголков глаз, рука замерла в волосах, посылая сердце кувырком.

Я смотрела в колодцы, полные тьмы и сверкающих звезд, и видела себя его глазами – огненные сполохи, пляшущие во мраке, и мириады нитей, золотых, алых, слепяще-черных, серебряных, изумрудных, аметистово-синих…