Ярослава Лазарева - Мой возлюбленный vampire…
Кладбище осталось слева, впереди темной громадой надвинулась церковь. Вампир невольно улыбнулся, вспоминая бурную проповедь молодого священника, обещавшего ему, исчадию зла, все мыслимые и немыслимые страдания. Как он ошибается, этот наивный сентиментальный мальчик! Страдания придуманы для таких глупцов, как он и его прихожане. Вампирам же дана вечная жизнь, всемогущество и вседозволенность! Если соблюдать осторожность, конечно…
Он будет осторожен. Пройдет мимо этого скопища малолетних невеж, никак себя не обозначив. Если уж и разбираться со священником, то в самый последний момент. Это будет его триумф, когда перед обалдевшими прихожанами предстанет их преобразившийся пастырь.
Село притихло и замерло, словно ожидало, на кого падет сегодня выбор. Чем ближе вампир к нему подходил, тем больше чувствовалось человеческое тепло. Голод рос внутри его, но он не позволил себе спешить. Спешка враг опыта. Да, он голоден, но какое наслаждение будет утолить его, понимая, что не поторопился, не сделал ошибки.
Он даже замедлил свой шаг. Убить спящего человека просто, надо лишь, чтобы смерть выглядела естественной.
Черная тень тополя прикрыла темный силуэт вампира. Огляделся, примеряясь, с какого дома начать поиск жертвы, и вдруг увидел освещенное окно.
Странно. Невежественные крестьяне рано тушили свет, считая, что на огонь в ночи приходит нечисть. Хотя на самом деле это лишь способ экономить масло в лампах.
Но раз они боятся, что на свет кто-то придет, самое время появиться. Бессонница гонит людей на улицу, а в темноте многое может случиться.
Редкий забор из прутьев отделял палисадник от улицы. Блеклые ромашки, невзрачные астры, поникшие колокольчики — мимо них вампир проскользнул так, что ни один цветок не шелохнулся. И первое, что он почувствовал, приблизившись к стеклу, был уже знакомый противный запах розы. Он вырывал из горла недовольный рык, заставлял скалить зубы. За один этот запах хозяина комнаты можно убить.
Вампир приблизил лицо к стеклу. Сквозь кисейную прозрачную шторку была видна уютная комната: в темноте угла пряталась вздыбленная кремовыми перинами кровать, за ней стоял тяжелого дерева шкаф, около него — стул с брошенным на сиденье халатом. Спиной к окну в просторной белой сорочке сидела девушка. На столе перед ней лежала книга. Лицо ее было прикрыто выбившимися из прически льняными кудрями. Голову она подпирала сжатыми кулачками. Тело под сорочкой было напряжено, нога обвила ногу, да еще пальцем зацепилась за ножку табурета, на котором сидела девушка. Сердце колотилось так, что от возбуждения вампир стал дышать в такт этому стуку.
Девушка читала, и, судя по позе, события в романе ее захватили. Вампиру даже захотелось подойти к ней и заглянуть через плечо в белые страницы.
Высокая, слегка коптящая лампа освещала узенький столик, безвкусно-цветастые обои на стене, угол с сундуком, лавку.
Как же попасть внутрь? Окно плотно закрыто, дверь на запоре, пол в темных сенях усыпан листьями чеснока.
Ничего, сама откроет.
Вампир уперся взглядом в ее кудрявый затылок. «Повернись!»
Еще секунду девушка сидела все в той же напряженной позе, но вот она коснулась пальцами локона, заправляя его за ухо. Глаза ее пока бегали по строчкам, но желание оглянуться было сильнее. Она отодвинула книгу и бросила в сторону рассеянный взгляд.
В нос вампиру ударил режущий запах розы. Он качнулся от окна, но взгляда не отвел.
Девушка была очаровательна той красотой, что требует немедленного разрушения. Вампир приник к стеклу, ожидая, что жажда крови, желание принести смерть толкнут его вперед, но все тело заполнила неведомая доселе лень. Желание не рождалось. Хотелось застыть, чувствовать слабый, чуть сладковатый запах ее тела и просто смотреть.
Долгую секунду он стоял около окна, вглядываясь в это чистое лицо, мягкий овал подбородка, тонкие губы, ясные удивленные глаза.
Девушка смотрела на окно и все никак не могла понять, что ее отвлекло. Звук, движение? Чернота за стеклом проваливалась в улицу, увлекая за собой. Как странно, на дворе уже ночь, а перед ее глазами продолжали нестись стремительные тени. Дамы, мужчины, кареты, быстрые движения лошадей. Она села читать, когда смеркалось, и вдруг… В ушах еще стоял голос маменьки: «Катя, спать!» И вот… она спит? Нет, все на самом деле. Это ее комната: кровать, шкафчик, сундук. Но книга… она так заворожила, заставила сердце биться так сильно. Кате казалось, что и с ней сейчас произойдет что-то чудесное. И вся эта плавная, правильная, размеренная жизнь разобьется о книжный корешок и наступит совсем другое бытие. Как в книге! Со страстными признаниями, роковыми чувствами, смертельными обидами.
Рауль мчится за своей Дианой… Лошадь в мыле, спотыкается, вокруг ночь, но он должен успеть. И…
Что же ее отвлекло? Летучая мышь промелькнула за окном? Постучал в стекло ветер? Не спится потревоженной птице?
Она вновь опустила глаза к странице, но строчки плыли. Рауль, такой живой еще минуту назад, оказался искусственным, придуманным, неловким литератором. И не развевался больше локон на ветру, и не храпела лошадь, и не ныла уставшая за долгую погоню рука, держащая повод. Все это были слова, они рассыпались карточным домиком. Не то, все не то.
Катя положила руки на книгу, закрыла глаза, прислушалась к окружающей тишине. Ни звука. Наверное, еще ни разу она не засиживалась так поздно. Неожиданно ее охватил страх, ладони вспотели. С чего? Все обычно. Может, кошка пробежала в коридоре?
Она снова обернулась к окну. Пустота, ночь. Ее глаза пытались поймать малейший признак того, что могло вызвать тревогу. Но тьма была беспросветной, никто в ней не угадывался. Одна лишь ночь, волнующая, страшная.
Катя сама не заметила, как пересекла комнату, оперлась о подоконник. Разлапистый цветок герани щекотал локоть, в ладошку уперся камешек, но она не чувствовала. И смотрела уже не на улицу, а в собственное отражение. Или это не она в подрагивающем стекле?
Вампир глядел в удивленные карие глаза, поражался такому идеально ровному и причудливому изгибу брови. Как, почему природа создала такое совершенство?
И вновь ему в нос ударил неприятный запах. Розы! Они стояли на столике в вазе. Их аромат прочно вошел в запах девушки, смешался с волосами, с благоуханием ее девственно чистой кожи.
Он знал, что она его сейчас не видит. Но внезапно ему захотелось, чтобы за ее окном была не только ночь, но и он, Виктор Марцинович, таким, каким он когда-то отражался в зеркалах.
Невысокий, с длинной челкой, спадающей на лоб, с узким, сходящимся книзу лицом, уверенным разлетом бровей, с чуть скошенным подбородком, со смешно выглядывающими при разговоре верхними зубами, с опущенными уголками губ. Совсем некстати вспомнился тот далекий февральский вечер, когда на балу у графини Гулярской он познакомился с графом Борисом. Их неосторожный спор, ссора и глупая дуэль, когда граф его ранил. Виктор хорошо помнил это странное чувство, когда его телом начала медленно завладевать смерть, как она вытягивала из него силы, рвала невидимые нити, связывающие его со всем, что есть на земле живого. Умирать было страшно. И если раньше жизнь виделась ему нелепой игрой, скучным бесконечным водевилем, то тут в одно мгновение она стала яркой и привлекательной. В ней было так много всего — солнце, свежий воздух, возможность идти куда глаза глядят. Как же тогда ему захотелось жить! И вдруг граф Борис предложил ему вечное существование. Выбора не было. Оставалось только кричать, давясь болью, что он не должен, не должен умирать.
![Елена Усачева - Любовь ангела[Сборник]](/uploads/posts/books/3654/3654.jpg)
