Ли Уэзерли - Охота на ангела
— Нет, будет! — резко сказала я. Это прозвучало как удар хлыстом. Брови Бет взлетели вверх. — Поверь мне, это неправильный выбор. На этом пути все казалось… ледяным.
Мое сердце заколотилось, когда я вспомнила скользкие, будто грязные серые облака. Все слова вдруг показались неправильными, неподходящими.
Бет сидела неподвижно, глядя на меня в упор. Я слышала звуки телевизора, доносившиеся из соседней комнаты, и тихий голос сиделки, говорящей что-то маме. Наконец Бет откашлялась.
— Что значит ледяным? Ты хочешь сказать, ты видела… смерть?
Я нервно провела рукой по волосам.
— Я не знаю! Я видела смерть раньше, и она выглядит иначе. Я не знаю, что это, но это точно что-то дурное.
Бет глубоко задумалась, в ее глазах читалась тревога. В конце концов она тряхнула головой.
— Я… я не знаю, как быть. То, что ты говоришь, противоречит моим собственным чувствам. Я знаю, что ангел делает мне добро. Я это чувствую, прямо здесь! — Она прижала руку к груди. — Не знаю, что ты увидела, но…
— Но какая-то часть тебя все еще сомневается, иначе ты бы не пришла ко мне, — отчаянно возразила я.
Бет испуганно подняла глаза.
— А как же твоя усталость, Бет? Это началось, когда ты встретила ангела, разве нет? Тебе ведь и сейчас плохо! Твои мышцы ноют, и ты чувствуешь себя измученной, опустошенной, и…
Бет залилась краской. Не глядя на меня, она отпихнула стул и вскочила, перекидывая сумку через плечо.
— Спасибо, что помогла мне, Уиллоу, — резко сказала она. — Сколько я тебе должна?
Я вскочила.
— Постой! Подумай серьезно, прошу тебя… Если это и правда принесет тебе добро, разве тебе должно быть так плохо? — Я судорожно вцепилась в спинку стула, мой голос звучал умоляюще.
— Я не знаю, о чем ты, — сказала Бет, глядя в пол. — У меня все хорошо. Вот, возьми, этого достаточно?
Достав из сумки кожаный кошелек, она протянула мне двадцатку. Я отдернула руку, и Бет подсунула деньги под сахарницу, стоявшую на столе.
— Я пойду, мне уже пора.
— Нет! — я стиснула ее руку. — Бет, умоляю, поверь, это существо убивает тебя!
Глаза Бет сверкнули, она выдернула руку. Я покорно отступила, у меня внутри все опустилось. Я зашла слишком далеко и оттолкнула ее от себя. Черт. Черт!
— Спасибо, — еще раз проговорила Бет равнодушным голосом. — Это было интересно. Не стоит меня провожать, я найду дорогу.
Она раздвинула створчатые двери и исчезла в глубине коридора. Через минуту я услышала громкий хлопок входной двери — пожалуй, даже слишком громкий.
Я опустила голову на стол, словно погружаясь в бескрайний океан отчаяния. Что я сделала не так? Если бы я использовала другие слова, более удачные, может, мне бы удалось ее остановить? Теперь она приняла решение, я видела это по ее глазам, оно так и читалось в них. Она направлялась прямо навстречу ангелу.
А этот ангел — что это за существо? Я попыталась вспомнить увиденное, осмыслить его заново. Но ничего нового мне в голову не пришло: это было некое сверхъестественное существо, которое толкало Бет на путь, грозивший ей гибелью.
Но ведь это не могло быть правдой… или могло? Что же я увидела на самом деле?
Откинувшись на спинку кресла, я невидящим взором уставилась на картину с грустным клоуном, висящую над буфетом. В руках у клоуна был увядший нарцисс, а на его щеке была нарисована большая блестящая слеза. Тетя Джо купила эту картину на распродаже в чьем-то дворе пару лет назад.
— Отличная сделка, не правда ли? — сказала она тогда, гордо вешая клоуна на стену. — Всего за двадцатку!
Двадцатка. Мой взгляд упал на деньги, по-прежнему лежавшие под сахарницей. Я достала их, подержала в руках и сунула обратно под сахарницу, обхватывая голову руками.
— Посмотри, Миранда, какая красота! — воскликнула тетя Джо, глядя в телеэкран.
Дело происходило тем же вечером, после ужина, который пришлось готовить мне — потому что я не люблю полуфабрикаты, а тетушка Джо, напротив, убеждена, что если на упаковке не написано «Готово за 5 минут!», то это нельзя брать в рот. Так что я сварила для нас троих кастрюлю спагетти — их можно приготовить без особых изысков. К тому же меня успокаивает процесс нарезки овощей и помешивания бурлящего соуса, а именно сейчас я нуждалась в спокойствии как никогда. Я никак не могла перестать думать о Бет.
Тетя Джо не умолкала целый вечер: она снова и снова рассказывала о женщине с работы, которая ее раздражала. Какой сюрприз — вообще-то, ее раздражали практически все. Я не отрывала взгляд от тарелки, накручивая спагетти на вилку и в подходящие моменты вставляя:
— Ммм.
Мама, конечно, не обращала на тетю никакого внимания. Она задумчиво возила вилкой по тарелке, время от времени отправляя в рот пару макаронин. Иногда я ей завидовала. Ей не нужно даже притворяться, что она слушает тетушку Джо.
Теперь мы все сидели в гостиной, и тетя Джо настойчиво пыталась «наладить контакт» с мамой, как это называл доктор. Это значило заставить маму обратить на тебя внимание, вернуть ее на секунду из мира ее собственных грез на нашу планету. Иногда я не понимаю, зачем мы это делаем. Честно говоря, я думаю, мама счастлива в своем мире.
— Миранда! — снова позвала тетя Джо, наклоняясь к маме и настойчиво дергая ее за рукав. — Ты слышишь меня? Посмотри на экран. Разве этот тропический пляж не прекрасен?
Она говорила громко и медленно, как будто обращалась к трехлетнему ребенку. Мама не отвечала. Она сидела в своем любимом мягком кресле, уставившись в пустоту. Мы с мамой очень похожи, по-моему. У нее такие же волнистые светлые волосы, как у меня, только она носит стрижку боб, потому что за ней легче ухаживать. И она невысокого роста, как я, правда, худенькой ее теперь не назовешь. Она слишком долго просидела вот так, погруженная в собственные мысли, и со временем приобрела бледность и округлые, мягкие очертания.
Но она все еще красива. Она всегда такой останется. Я посмотрела в ее большие зеленые глаза. Цвета горошин в стручке, как она сама говорила.
Она не всегда была такой: раньше она разговаривала — по крайней мере, со мной. Когда я была маленькой, мы играли вместе, и она смеялась. Хотя уже тогда она была немного странной и такой застенчивой, что к пяти-шести годам я уже научилась защищать ее, зная, что она не может справиться с некоторыми вещами, а я могу. Иногда ее будто накрывало облаком и уносило куда-то далеко, прочь от меня. Она сидела вот так, как сейчас, и ни криком, ни слезами невозможно было вернуть ее обратно, пока она сама не возвращалась. Мне пришлось научиться готовить, причесываться, и я уже тогда понимала, что не могу никому об этом рассказать — иначе бы маму забрали у меня навсегда.
