Карина Демина - Наша светлость
Следовало выразиться иначе, потому Изольда дышать перестает. Но не спрашивает, ждет продолжения.
– Прошение будет подано к вечеру. Я откажу.
– Что?
– Я откажу. Так надо. Условие неприемлемо. А попытка помиловать вызовет очередную затяжную войну. И мне придется пойти на уступки. А я больше не хочу уступать. Поэтому откажу. Урфин вспылит. И я запру его в Круглой башне. До казни. После он уедет из города. Если и ты прилюдно оспоришь верность моего решения, я буду вынужден тебя наказать.
Изольда умница и все понимает правильно.
– Как?
– Запру. В Круглой башне хватит места на двоих. Также тебе придется присутствовать на казни, опознать тело после. К сожалению, свидетельства Урфина будет недостаточно, Долэг слишком мала, а иных родственников у девушки нет. И никого, кто бы знал ее так же хорошо, как ты.
Кайя знал, что она не откажет. И вопросов опасных, способных насторожить тварь в голове Кайя, задавать не станет. Поступки Кайя не противоречат закону, равно как и мысли.
– Тебе будет неприятно. Но я настаиваю.
– Деспот, – сказала Изольда и, дотянувшись, поцеловала.
– Чудовище.
Ему опять не поверили.
Лорд-канцлер появился именно тогда, когда Кайя уже начал сомневаться в собственных прогнозах. И эта вынужденная пауза – Кормак наверняка не случайно тянул время – вызвала глухое раздражение. Лорд-канцлер выглядел ровно так, как во все предыдущие дни, – безупречно.
Темный костюм, не траур, но почти. Золотая цепь с медальоном канцлера.
Трость с навершием в виде когтистой лапы.
Без парика и пудры он кажется старше, чем есть на самом деле. Седина. Морщины. И эта неестественная неподвижность осанки, которая против воли внушает, что человек прикладывает немалые усилия, дабы казаться молодым и бодрым.
– Доброго дня желать не стану. – Кормак соизволил поклониться, медленно, не сгибая спину. И будь в кабинете иные зрители, кроме Кайя, они бы уверились, что лорд-канцлер слишком стар для таких формальностей. – Ваша светлость готовы меня выслушать?
– Вполне.
Продолжая играть спектакль – Кормак медленно, обеими руками опираясь на трость, опустился в кресло, – лорд-канцлер не перешагнул ту черту, которая отделяет драму от комедии.
Хороший актер.
И держит паузу, словно собираясь с мыслями.
– Вы неважно выглядите, Кайя. Прекратите себя мучить.
– Прекратите меня мучить.
– Вы переоцениваете мои усилия. Я лишь пользуюсь ситуацией, которой было бы странно не воспользоваться. И я никогда не был врагом вам. Напротив, мне казалось, что мы прекрасно друг друга понимаем. Следовало сказать, что понимали на протяжении двенадцати лет.
– На протяжении этих двенадцати лет вы реализовывали через меня собственные амбиции. Признаю, что в сложившейся ситуации есть немалая моя вина. Я слишком много внимания уделял внешним делам, забывая о внутренних. Это будет исправлено. Не сразу, но постепенно.
– Полагаете, у вас получится?
– Надеюсь.
Кормак слишком умен, чтобы бросаться обвинениями или угрозами.
– Вы повзрослели, но так ничего и не поняли. Вы не принадлежите себе, Кайя. И не имеете права поступать лишь так, как хочется вам.
У серебряной лапы длинные когти, изогнутые, хищные. И эта деталь, пожалуй, единственное, что выдает истинную натуру Кормака.
– В первую очередь я принадлежу моей семье. Во вторую – протекторату, поскольку ради благополучия моей семьи буду делать все, от меня зависящее, чтобы жизнь была спокойной. Но я не ваша собственность, Кормак. И не Совета, как бы вам этого ни хотелось.
Чужие эмоции, которые прорываются сквозь завесу сдержанности, дурно пахнут. Как правило.
И Кормак не исключение. На сей раз хотя бы не бойня – кислый запашок. Гниль? Болезнь? Нечто, с чем Кайя не хотелось бы сталкиваться без щита.
– Если бы вы могли приказать мне, вы бы это сделали. Но раз уж нам все-таки приходится разговаривать, – Кайя добавляет в голос нотку презрения, потому что именно презрения от него ждут, – то я слушаю вас.
– Зачем слова, если ваша светлость и так все прекрасно поняли. У девочки будет один шанс, и, поверьте, я воспользуюсь своим правом присутствовать на казни.
– Никто не собирается ограничивать ваши права. Напротив, я рад, что мы оба стоим на страже закона.
Лорд-канцлер поднялся, позабыв о трости и притворной слабости. Ему удавалось скрывать раздражение – неужели рассчитывал на легкую победу? – но это отнимало много сил. На маску уже не оставалось.
– В таком случае, я надеюсь, что вы надежно запрете вашего друга. – Кормак повесил трость на сгиб локтя.
– А разве он совершил что-то противозаконное?
– Прекратите. Мы оба понимаем, что его… таланты делают его потенциально опасным.
– Таланты любого человека делают его потенциально опасным. Я не могу запереть всех.
Пожалуй, Кайя способен получать от этой игры своеобразное удовольствие. Прежде он не замечал за собой подобного.
– То есть вы готовы пожертвовать здоровьем и благополучием многих сотен людей? – уточнил Кормак.
– Вы – человек и готовы жертвовать людьми и почему я должен поступать иначе? Но если у вас есть неопровержимые доказательства готовящегося преступления…
– Четыре человека, которым я поручил осторожно… поинтересоваться душевным состоянием вашего многоуважаемого кузена, мертвы.
Это что-то новое.
– Убиты?
Если Урфин настолько подставился, то Кайя ему лично шею свернет.
– Несчастный случай. Упали с лестницы. Все четверо.
– С одной?
– С разных. – Кормак все-таки умеет злиться. Морщины становятся глубже. Веки почти смыкаются, а верхняя губа приподнимается, обнажая и зубы и десны.
– В таком случае вам следует вплотную заняться лестницами. Возможно, их слишком рьяно натирают мастикой. Если же вы имеете иные предположения, то обратитесь с ними к дознавателю. Пусть разбирается…
Юго старался не выпускать из виду человека в зеленом камзоле, некогда весьма роскошном, но давным-давно поистаскавшемся. Бархат обрел характерный лоск, на локтях протерся, а золотые пуговицы сменились позолоченными. Хозяин камзола был еще не стар, но и молодость его – судя по веточкам капилляров на массивном носу, весьма бурная, – осталась позади.
Он нервничал.
Шел, то и дело останавливаясь, оборачиваясь, словно чувствовал за собой слежку.
Юго это нравилось.
Первого он убрал потому, что кого-то хотелось убить, а объект имел продолжительную беседу с лордом-канцлером, что являлось достаточным мотивом для Юго.
И давешний проигрыш в карты, а также специфическая репутация объекта, славившегося злоязычием, позволяли сделать определенные выводы. Юго выводы сделал и решение принял. Лестница оказалась непреодолимым препятствием для объекта. А Юго переключил внимание с недоучки на Кормака. Всяко интересней.
