Галина Долгова - Иллюзия выбора. Шаг
Один за другим выходили вниз существа, открывая совету свои воспоминания. Все то, что они узнали, чему были свидетелями, становилось известно всем. В какой-то момент захотелось закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы избавиться от этой грязи. Я видела и себя в этих воспоминаниях. Как за мной следили, что планировали сделать… Эти… нелюди, недочеловеки, спокойно распоряжались моей жизнью, думая, как получше ее использовать. Боль, грязь, жестокость, пытки, подлость… все смешалось.
Только когда шар под куполом пожелтел почти на две трети, опрос «видящих» прекратился. Теперь пришла наша очередь. Для «причастных» вопрос формулировался немного подругому. «Вы слышали обвинения. Вы видели воспоминания «видящих». Вас вызывали в круг суда Ария как «причастного». В чем ваша причастность?». Первыми прошли те, кто просто служил Илье и Калиму, затем были наемники с Земли, Карсер, Рашиза и Шархат, Калим, Кларисс, Цицелия, Аскотор и, наконец, Илья. Здесь уже было легче. Многое я слышала, чему-то была свидетель и участник. Хотя сцена, где Кларисс стонет под ласками Калима у какой-то стены во дворце и рассказывает, какая ей пришла идея с зельями, заставила меня сжать кулаки. В этот момент, если бы меня не сдерживали стены камеры, я, наверно, убила бы обоих. Такое чувство омерзения и предательства, которое я испытала в тот момент, трудно было передать.
Самым интересным было то, что не все воспоминания были полными. Например, как меня нашел Калим, или наш разговор с Ильей и Аскотором. Все вопросы, касавшиеся меня, будто были вырезаны. И это было странно, но обнадеживающе.
Но больше всего меня волновало то, что могут увидеть в моей памяти или памяти Дана. Когда произнесли мое имя, меня уже била крупная дрожь. Если будут просматривать мои воспоминания, то увидят кто я, откуда… меня еще во время допроса Калима и Ильи чуть удар не хватил, но каким-то образом эти моменты не просочились. А теперь моя очередь…
Встала в пентаграмму и ожидала ставшего уже привычным вопроса. Воспоминания полились сплошным потоком, так быстро, что я не успевала их отслеживать. Но каким-то образом проявлялось и отражалось под куполом только то, что нужно. Каждый раз, как только я пугалась, то видение прекращалось и перелистывалось дальше. Я даже не поняла, в какой момент меня отпустило. Ноги дрожали, руки тоже, в горле пересохло… как очутилась снова в своей стеклянной камере не помню. Даже «допрос» Дана прошел как-то мимо. Мозг реагировал только на опасных моментах, и снова впадал в полубессознательное состояние.
Ударившая по ушам тишина вырвала помутневшее сознание в реальность. Все молчали, никто не шевелился. Золотой шар стал практически полностью заполненным краской.
— Суд Ария, признаете ли вы достойной причину созыва совета? — и тридцать три светящих шара на поверхности черного стекла вспыхнули одновременно.
— Суд Ария, готовы ли вынести решение? — и тот же результат.
— Суд Ария, выносите решение.
Свет в зале померк. Полная темнота внезапно сменилась полумраком, лившимся откуда сбоку. Понять, что это было трудно. Чистый белый свет. И только спустя несколько минут до меня дошло, что это осветилась одна из кабин. На черном стекле ложи один за одним стали разгораться огни. Красные, голубые и фиолетовые. Больше всего было фиолетовых. Потом все огоньки собрались в один шар и окрасились в свет большинства. Этот огонек отцепился от ложи и полетел в нашу сторону. Миг и свет снова потух. Та же процедура повторялась снова и снова. В основном огни были фиолетовые, один раз голубой, и пару раз красные. Я не знала, кому предназначался какой цвет, и что он означал. Только догадывалась, что в том же порядке, как выходили на сцену, оглашался приговор. Потом стали гореть один за другим красные шары. Последний раз он вообще буквально моментально вспыхнул не просто красным, а багровым. А потом меня ослепил свет. В этом потоке я вообще ничего не видела, только жмурилась. Минута, и все прошло. Я проморгалась и успела только заметить, как рядом вспыхнула камера Дана. Я старалась рассмотреть, какого цвета будет шар, но свет слепил. Кажется, в последний момент я заметила летящий белый шар. И что бы это значило?
— Приговор оглашен! — Приговор? Но какой? Мозг снова лихорадочно заработал. Шары — приговоры, но кому какой и что все это значит? — Суд Ария вынес решение.
— Нет! — это с трибуны заорал король Вилморт. Он пытался еще что-то сказать, размахивал руками, но внезапно онемел и осел.
— Приговор Суда Ария оспорим только Богами! Да будет их воля! Oarrle earlan verto morreno! — странный язык. Не калахнэ, а что-то еще более древнее. Снова в зале повисла тишина и погас свет. Только «луна» испускала золотисто-бледное сияние. Минута, вторая, третья… на одиннадцатой небесное светило внезапно вспыхнуло, испуская практически осязаемые лучи. Они тянулись вниз, к нам, туда, где мы стояли, прикасались, и отражались обратно. Вспышка, и в зале снова светло.
— Решение одобрено! — провозгласил голос.
Все. Это конец. Когда сзади послышался скрип открываемой двери, ноги меня уже не держали. Я тихо осела на пол, даже не видя, кто меня подхватил под руки. Сознание не выдержало напряжения последних дней и покинуло свою нерадивую хозяйку.
Глава 34
Не хочу просыпаться. Страшит неизвестность. Понимаю, что надо встать, и тогда на смену неизвестности придет определенность. Но вдруг эта определенность страшнее неизвестности? Замкнутый круг.
Пробуждающееся сознание снова уплывает. И так снова и снова, не могу выбраться из этого омута. Внутри словно чего-то не хватает, снаружи холод. В какой-то момент мелькает что-то похожее на мысль «не возвращаться». Тут хорошо. Здесь ничего нет…
Тепло. Появилось тепло, и оно не дает окончательно погрузиться туда, туда, где ничего нет. Тепло окружает со всех сторон, и даже внутри появляется что-то… что-то знакомое, родное, как маленькое солнышко… а еще голос. Он зовет меня, обволакивает, настаивает. Он ласковый и нежный, я пытаюсь прислушаться, но разобрать слова не удается.
Голос замолчал. Плохо. Сознание снова начинает погружаться во тьму. Без голоса я не вижу дорогу. Но хоть тепло… да, так лучше… тепло и спокойно.
Нет, не спокойно. Снова появился голос. Он злится, кричит. Еще один голос. Не такой близкий, но тоже родной. Они зовут меня вдвоем. Но меня это лишь раздражает. Пусть говорит только первый голос!
Второй замолчал. Вот теперь хорошо. Хочется даже замурчать. Голос начинает замолкать. Нет! Не пропадай! Без тебя плохо!
— Нет! — вырывается из пересохшего горла, и я с трудом разлепляю глаза.
— Слава Богам! — на меня тревожно смотрят черные глаза Дана. Лицо осунулось, залегли тени, волосы всклокочены. Но все равно он самый прекрасный мужчина во вселенной. — Аэлин, ты меня слышишь? Как ты?
