Вероника Горбачёва - Иная судьба. Книга I
— Приветствую, брат мой. — Монах поклонился синеглазому офицеру, стоявшему неподалёку от кресла его светлости. Намётанный глаз брата Тука отметил четверых охранников в непосредственной близости и ещё двоих — на хорах. Но подошедший заговорил не с объектом охраны, а потому — был всего лишь прощупан взглядами.
— Рад видеть, брат Тук, — шёпотом отозвался капитан Винсент. Момент бы удачен: Литургия Слова закончена, архиепископ ещё не начинал омовения рук, и можно было обменяться несколькими фразами, не нарушая торжественности обряда освящения Даров. — Каким ветром занесло вас сюда? Я думал, в свободное от поручений время вы не выходите из кельи.
— А вы — из казарм, капитан. Примите мои поздравления. Похоже, мы оба не вписываемся в каноны наших Уставов.
— И всё же?..
— Вы здесь со своим кормчим, я со своим. Его Высокопреосвященство весьма рад, что его светлость, как истинный христианин, почтил в воскресный день своим присутствием сии священные стены, но выражает сожаление, что не видит рядом с ним прелестной добронравной супруги, во здравие которой, собственно, и служит сегодняшнюю мессу.
Капитан многозначительно приподнял бровь.
— Позвольте уточнить: он выражает только сожаление?
— И некоторое недоумение. Его светлость много лет посещал службы в одиночестве; сейчас, когда супруга чудесным образом вернулась — народу было бы отрадно видеть их вместе. Был бы достойный пример, а кроме того — пресеклись бы слухи о якобы хитрой выдумке некоего лица, призванной обелить распутницу, списав её грехи на самозванку. Чем раньше новая герцогиня появится на людях, тем лучше.
Тонкая улыбка промелькнула на устах капитана Модильяни.
— Его светлость вряд ли нуждается в рекомендациях подобного рода, брат Тук. Он осведомлен о настроении народа и, будьте уверены, печётся о его благонравии. К сожалению, госпожа герцогиня пока не готова к выходу, её тревожит переизбыток внимания. Но она выразила желание отстоять воскресную службу в Божьем храме, и его светлость посоветовал ей навестить монастырь святой Урсулы, который удалён от шумного центра города. Госпоже Анне будет там спокойнее.
Брат Тук безмятежно кивнул. С видом, что уж ему-то это нисколько не интересно.
— Отрадное известие, брат мой. Вы позволите передать эти новости его высокопреосвященству?
— Полно, брат Тук, можно подумать — вас так волнует мой разрешение… Скажите-ка лучше, удалось что-нибудь выяснить по интересующему нас предмету?
Тук кивнул, вроде бы небрежно, но губы дрогнули в торжествующей улыбке.
— Артефакт изучается, но уже сейчас можно сказать: он был замкнут на некоем лице, находящемся здесь, в Эстре. Как и пояса умертвий, сопровождающих покойную… лже-герцогиню. Пряжки на поясах держали тварей в безусловном подчинении.
— И замыкались, стало быть… — задумчиво продолжил как бы про себя капитан.
— На одном известном нам обоим субъекте.
— С дипломатической неприкосновенностью, сдаётся мне… В кружевах и павлиньих перьях.
— Совершенно верно, брат мой.
— Но ведь мы наступим ему на хвост, не правда ли?
— Уж безусловно. Вы со своей стороны, мы со своей. Боюсь только, как бы после этого наш павлин не остался бы голозадым.
— Что это? Смиренный служитель божий знает подобные слова?
— Для пользы дела, брат мой, приходится узнавать многое.
— Верю. Однако же…
Капитан заколебался. Краем глаза увидел, как герцог недовольно на него покосился. Ну, простите, ваша светлость, иного места встречи просто не нашлось! Да и времени не хватает, с вашими-то постоянными поручениями…
— Помните, брат Тук, вы собирались выяснить ещё кое-что из своих источников. Насчёт одной фамилии, показавшейся вам знакомой.
Монах сдержанно вздохнул.
— На здешнем уровне — пусто. Нужно обращаться в Папские архивы.
— Даже так?
— Терпение, друг мой — высшая добродетель. Вооружимся же им…
* * *…Нехорошо, думал Бенедикт, бросая на герцога взгляды поверх чаши со Святыми дарами. Совсем нехорошо… Глаза сияют, затаённая улыбка, мыслями витает в облаках… Из мужчины в подобном состоянии духа можно запросто вить верёвки. И кто её знает, эту новую герцогиню, так ли уж она проста и бесхитростна, как судачит прислуга. И не стоит ли кто за этой простотой?
Марта Дюмон. Почему-то в уме архиепископа к простому женскому имени добавлялась совсем иная фамилия: Марта Лорентье. Дочь Мартины Дюмон-Лорентье, внучка Иоанны Дюмон-Лорентье… Неужели той самой?
Иоанну Лорентье долго искали после признания самим Папой её невиновности, но так и не нашли. Дело легло в тайные архивы уже лет… семь назад, кажется. Настала пора их перетряхнуть. Дождаться известий от Тука — о чём там они беседуют с капитаном, будто добрые приятели? — и послать его, пожалуй, прямо в Ватикан.
При раздаче причастия Бенедикт Эстрейский внимательно вгляделся в безмятежное лицо герцога и увидел самые наихудшие признаки, подтверждающие одно: его светлость, как заурядный школяр, был пьян любовью. Отсюда и лёгкое золотистое сияние — новое вкрапление в ауре светлейшего — и прозрачный взгляд, и, главное, полностью исчезнувший шрам над губой. Плохо дело…
«Ты снова мне нужен, брат мой», — потянулся он мысленно к брату Туку. «Жду тебя сразу после окончания…»
… Карета его высокопреосвященства была достаточно высока и широка, чтобы большой и сильный мужчина мог переодеться на ходу, не испытывая тесноты. К тому же, походный образ жизни изрядно упростил привычки Бенедикта, и для смены парадного облачение на простую рясу ему не требовалась помощь шести лакеев и целого штата придворных, как если бы это было при дворе Его Величества Генриха. Архиепископ по простецки стащил одежды через голову, обтёрся мокрым полотенцем, насухо вытерся и лишь после этого натянул на голое тело простую льняную рубаху, а поверх — коричневый балахон с объёмистым капюшоном. Теперь он был неотличим от членов собственной братии.
— Святой Урсулы, говоришь? — только и сказал, выслушав Тука. Помолчал. — Отлично. Я давно собирался навестить сестёр, посмотреть их хвалёный сад и поговорить о новой школе, да всё было недосуг. Вчера они послали мне уже третье слёзное напоминание. Нехорошо столь долго откладывать встречу…
И в последних его словах брату Туку послышалась скрытая угроза.
* * *…А яблоки в монастырском саду были чудо как хороши. Желтобокие и полосато-красные, с глянцевой, почти фиолетовой кожицей — и с нежно-розовым матовым восковым налётом, с кулак молотобойца — и с перепелиное яичко, мягкие, для уже немолодых челюстей — и твёрдости почти каменной, для зимней лёжки; тугие, крепкие — и наливные, чуть надкусишь — брызнет сок, сладкий, липкий…
![Брайен Фрил - Праздник урожая [=Танцы на праздник урожая]](/uploads/posts/books/271489/271489.jpg)
