Алена Медведева - Объект (СИ)
— Нас определи в пару, как и принято, по итогам селекционного отбора. Знаете, у нашей цивилизации это в основе сохранения вида лежит. В супруги мужчин и женщин определяют сообразно их генетической составляющей. Это позволяет нашему виду совершенствоваться и становиться здоровее и живучее.
Говорить все это роденцу в тех условиях, в которых находились мы, после всего, чего он натерпелся от землян, было полным абсурдом, но я говорила… Говорила с распирающей от восторга гордостью! Говорила, растрачивая крохи оставшихся сил. Была не в силах удержаться от накатившего желания рассказать обо всем, прекрасно понимая, что ему мои откровения безразличны.
— Нас с Говардом именно так выбрали. При этом мы работаем на разных планетах. Но теперь придется одному из нас переселяться. И, вероятно, мне. Мы уже дважды общались по визосвязи. Хотя этого вопроса коснулись вскользь. Через полгода он прилетит ко мне в отпуск, тогда все и решим. И отпустят ли меня отсюда до истечения этого срока?
С последним вопросом прорвались рыдания, выдавшие мой страх перед будущим.
— Вы больше никогда не увидите и не услышите этого мужчину, — неожиданно отозвался роденец. Очень тихо и с абсолютной убежденностью, заставив меня на миг потрясенно замереть: я тоже так думала! В глубине души понимала, что отсюда меня никто живой не выпустит.
— Я обречена, да?
Слезы хлынули потоком. В сознании творился необъяснимый сумбур. Язык во рту ворочался с трудом, но я не могла остановиться и замолчать.
— Свои же меня вам скормят?!
— Меня вынуждают питаться вами, — в его ответе я услышала подтверждение всех своих опасений.
— Это… больно? — меньше всего хотела знать ответ на этот вопрос, но язык жил какой-то своей отдельной жизнью.
— Я полагаю… да, — в его шипении мне почудилась некая заминка, лишь усилившая мои тревоги.
Меня ждет страшная участь еды! Поэтому он и не ел?! Возможно, жители галактики Орес питались редко, но могли за раз съесть человека?
— П-пожалуйста… — меня трясло как в ознобе, шипение вырывалось из горла отрывистыми звуками, — пожалуйста, не мучайте меня долго!
Пусть все случится быстро!
— Я не способен на промедление, — он словно вздохнул. — В состоянии голода действую стремительно и наверняка. Инстинктивно.
А я зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Чего реветь, когда все предопределено?.. И пусть я не могла себе представить, каково это — быть заживо кем-то съеденной, но понимала: это ужасный конец. Зато мне хотя бы обещали быструю смерть.
— Хорошо, если быстро — отмучаюсь на раз!
— Так не получится. После этого голод будет приходить чаще… — в шипении роденца явственно звучало отчаяние. — Я уже чувствую его!
«Растянет мое поедание на несколько раз?!» — ужаснувшись, я, превозмогая бессилие, попыталась отодвинуться от мужчины. Впрочем, он и сам отстранился от меня на допустимое капсулой расстояние.
— Даже замуж до конца не вышла, — всхлипнула я, обращаясь скорее к себе. — Говард так и не узнает, где я сгинула. И в этом моя невезучесть…
Неудержимым потоком слов полились воспоминания о жизни, сожаления о несбывшемся, проклятия настоящему и чужой злобе…
Роденец не перебивал, все так же молча обессиленно поникнув головой на скрещенные на коленях руки. Мне казалось, он спит, следуя своему же совету.
Говорила я долго и безостановочно, даже язык во рту стал неметь, теряя чувствительность. Нечаянно прикусив его, заплакала от новой боли. И наконец-то остановилась.
«Что со мной творится?!»
И тут же поняла — еда! Не зря роденец ее не пробовал, туда определенно добавляли какие-то вещества, способствующие утрате контроля над собой. Чувство обиды и горечи на «своих» достигло неимоверных размеров, заслонив все прочие эмоции и потребности в душе и сознании. И в итоге я смогла обмякнуть совсем без сил, погружаясь в пучину беспамятства.
Но отдохнуть не получилось. Прошло не больше часа, как вновь вернулся… ад. Вопреки его словам, никто к роденцу сегодня не пришел.
Жуткий грохот и слепящий свет…
Темнота и невыносимый визг…
Ледяная, бьющая в упор вода…
И так снова и снова, час за часом…
Я уже сама не понимала, осталось ли во мне хоть что-то живое. Время для меня остановилось, рассудок не способен был воспринимать реальность…
Глава 6
Тепла чужого тела я ждала как последнюю надежду. Не чувствуя собственных рук и ног, оледенев как изнутри, так и снаружи. По сути, все стало безразличным. Выдерживать происходящий ужас я была не способна.
Поэтому не сразу обратила внимание на нетипичное поведение роденца. Просто не осознавала уже ничего, пребывая едва ли не в бессознательном состоянии.
Мужчина не просто прижался к моей спине, согревая и растирая мои ладони, как делал это раньше. Он сильно стиснул меня, прижимая к себе. Яростно! Грубо! Безжалостно!
Руки его стремительно двигались по моему телу, сдирая промокший насквозь комбинезон. Не позволяя отстраниться. Рот роденца двигался по поверхности моей кожи. Он то скользил губами по коже плеча, направляясь к шее, то прихватывал зубами. Но я настолько замерзла, что о многом скорее догадывалась по ощущению его обжигающего дыхания, чем чувствовала на самом деле.
И сердце… Оно устало бояться, стремительным ритмом выдавая мой страх.
«Голод!» — всплыло в сознании понимание происходящего. Но даже мысль была вялой. Я дошла до того состояния, что готова была стать чьей-то пищей, раз это могло избавить от мук.
Поэтому даже не дрогнула, когда острые зубы впились в плоть в укрывавшей наши тела кромешной тьме, с какой-то внутренней благодарностью принимая происходящее — роденец обещал быструю смерть!
Укус был болезненным, так, наверное, могла бы впиться змея…
Я чувствовала тело мужчины, притиснувшее меня к влажному полу. Слышала его странный шипящий шепот, ощущала его тяжесть, его глотки… Роденец явно жадно и мощно втягивал в себя мою кровь — глоток за глотком. И я это понимала, но сделать уже ничего не могла. Бессилие, неимоверная усталость и коченеющее тело не позволяли мне хоть как-то помешать ему.
В мужчине же вопреки всему чувствовались огромные силы. И они словно прибывали с каждым мгновением: его руки все яростнее сжимали меня, едва не душа, тело двигалось поверх моего нервными инстинктивными рывками, а челюсти все яростнее впивались в мою плоть. Собственно, своей шеи я уже совершенно не чувствовала: боль, холод и отток крови сделали свое дело.
Не знаю, сколько продолжалось «питание» роденца…
Глаза бессильно сомкнулись, бесполезные в окружающей темноте. Онемевшее тело мне практически не подчинялось. Оно даже больше «слушалось» настойчивых движений мужчины. Слушалось его рук, яростно растиравших мою кожу, его ног, раздвигавших мои. Прогибалось, послушное требованиям мужского тела, его напору. Раскрывалось, позволяя роденцу оказаться глубоко во мне.
