Ардмир Мари - Некромант-самоучка, или Смертельная оказия
— Кис-кис?
— Мяу…
— Пушистик!
Слезы и обиды забыты, возмущение и досада развеялись, как не бывало, я ринулась к кустам, из которых доносился глас самого везучего зверька на свете и с воплем:
«Вернулся, маленький мой!» прижала его к груди. Казалось, это мгновение счастья нашего воссоединения будет длиться вечно и не завершится никогда. Но как же я ошибалась. Не прошло и минуты совсем рядом прорычали:
— Сумеречная, твою ж!
* * *Напиться до безрассудства и полнейшего беспамятства после он мечтал не первый день, но только сейчас ощутил насколько истосковался по черному хмелю, вышибающему дух. Нет, ранее ему так же сильно хотелось надраться, чтобы горло обожгло жидким огнем, чтобы нутро взорвалось искрами, а в голове посветлело и стало легко, безоблачно и абсолютно плевать на все. На смертьнесущую поганку, на его участие в играх Смерти, на Могучего и его задание, на таргов и их заманчивые предложения покинуть академию и взвод. Позже хотелось надраться, чтобы совсем не чувствовать смрада пещер, затем, чтобы отметить свое спасение от кравга. Всего минуту назад многоликий мечтал отключиться в пьяном угаре, дабы не наложить руки на себя, раз уж к доморощенной некромантке и ее коту не дотянуться. Но вот сейчас он отчетливо понял насколько несущественным было его желание потерять связь с реальностью.
Таррах!
Гер с рождения знал, что ему сопутствует удача, что там, где другой не пролезет, он, метаморф младшей ветки рода Дао-дво, пролетит. Собственно, так всегда и получалось, за что он и заработал признательность Тагаша, индивидуальную подготовку у Сули, «догляд» за кузенами, звание капитана команды Кра… Графитовых, разрешение Дована Горрана на свидания с его дочерью и опеку над Сумеречной… И последнее по всей видимости исказило его судьбу, на корю уничтожив прежнее везение. Из ответвлений пещеры ему на встречу вышли не просто два каменных бородача помоложе и постарше, а мать-основательница колонии и ее набирающее силу дитя. Иными словами, многоликому посчастливилось встретить двух разумных тварей, одна из которых обладает внушительным опытом, вторая бесстрашием и силой. И не нужно считать, что этот малыш так похожий на бородатую божью коровку весом всего в пятьдесят килограмм не опасен.
Ему вполне под силу обезглавить жертву слетевшей со спины каменной пластиной, которая бумерангом вернется назад вместе с отсеченным трофеем.
— Проклятье… — одновременно выдохнули метаморф и его прирученная нежить, с оторопью оглядывая новоприбывших.
— Хозь-зяин, он самец, — прошептала теневая.
— Паршиво, — выдохнул Гер, обдумывая куда ступить, чтобы первый удар бородача прошел мимо.
— И он учится охотиться.
— Твою ж! — метаморф застыл. Если детеныш только учится, значит, бить будет по всем движущимся мишеням, независимо от того летят они на него или от него. И возникает вопрос: — Теневая, а Могучий о бородачах знал.
— Не-а.
— Что, даже тарги ничего ему сообщить не соизволили?
— Все что они сказали, так это: «Последние из посетивших тайное убежище вот уже шестой день не выходит на связь».
— Догадываюсь почему…
— Й-я тоже, но все еще надеюсь, что Червь жив, — вздохнула лопоухая и на удивленный взгляд многоликого произнесла с укором: — И не смотри так. Ранее он часто навещал Дульку, что поделаешь, й-я успела к нему прикипеть.
— А больше ты ничего не успела? — поинтересовался разведчик, отслеживая каждое движение переговаривающихся… жуков. И аккуратно вынимая из нарукавника клонирующую иглу уточнил: — Тетрадь полистать, почитать об особенностях боя с этой нежитью?
— Так ты запре…
— Кука! — Гер сжал зубы до скрипа.
— Симпать-тяшка, — напомнила нежить и нагло вопросила: — И что я за это получу?
— Пару-тройку подзатыльников. — Нашла лопоухая время для торга!
— Не прельщает. Может один день отпуска?
Да чтоб ее! Он не ответил, зыркнул грозно, вогнал иглу в свое бедро. И уже двадцать три рассерженных Дао-дво, едва уместившиеся в пространстве пещеры рыкнули, держась за ногу:
— Выкладывай, что знаешь!
Будущий производитель колонии бородачей, подметив увеличение численности многоликих, приободрился и взялся за обезглавливание добычи, отправляя в полет по две пластины разом. Но клоны на то и клоны, они не падали замертво, не теряли голов и продолжали со злостью коситься на свое пустое правое плечо, сжимая зубы и кулак свободной руки. Бородатый недоросль злился и вздрагивал, издавая неприятный стрекот, в то время, как его родительница внимательно смотрела на настоящего метаморфа.
Приподняв верхнюю пластину головы, она словно бы держала его под прицелом. Да, в том, что мать-основательница уже сталкивалась с разведчиками и знает, как действуют их побрякушки, сомнений не возникало, впрочем, как и в том, что Гер не уйдет отсюда живым, пока кука намеренно тянет время.
— Если не отпуск, тогда золотое слово, — лопоухая гадость уверенно выторговывала себе блага.
— Живо!
— Ладно-ладно…только ради твоего спасений-я! — взвизгнула она, когда пластина пролетела над ее головой, чтобы рассечь клона, стоящего справа. — Малыши не умеют различать настоящих сородичей от морока или отражения в воде, а взрослые, как я уже говорила, ничего не видят снизу.
— Не понял, — Гер, пригнулся, уходя от каменного «бумеранга», посланного уже в него, и клоны повторили движение, несказанно обрадовав недоросля. Бородач почуял азарт и приблизился, а мамаша его напряглась, подняв еще одну пластину.
Разумная тварь — это та еще тварь!
— Ну, отец На… Намины изгонял молодняк при помощи многочисленных зеркал, установленных в пещерах, а тем что постарше снизу пробивал воздушный мешок.
— Зачем? — спасая свою голову, многоликий сделал кульбит назад, упустив момент, когда игла выскользнула наполовину и клоны стали полупрозрачными.
В этот миг он и будущий производитель колонии высшей нежити столкнулись взглядами, а кука произнесла:
— Чтобы не успели молодняк вразумить и подать остальным тревогу.
Что ж Гер не стал уточнять, почему так, а не этак, и, зачем бородачей оставлять в живых, он начал действовать.
— С мелким разбираешься ты. С мамашей я.
Выдернув из ноги клонирующую иглу, он вручил ее куке и… Многоликий хотел исчезнуть, чтобы подкрасться к самке, хотел перевоплотиться в какую-нибудь юркую пичугу, в крайнем случае, в шмеля, но не успел. Упал, как подкошенный от очередного огненного укола, вспоровшего грудь.
— Таррах!
— Хозь-зяин?! — завопила нежить, хлопая ушами и уворачиваясь сразу от четырех пролетевших рядом пластин. — Хозь-зяин, не времь-мя лежать!
