Вероника Мелан - Чейзер. Крутой вираж
Сложно, запутанно, до кома в горле и скрипа в голове.
Наверное, Элли даже не вспомнит, что другая Лайза-попаданка приходила к ней в гости и рассказывала небылицы, – это вычеркнется из реальности, как никогда не явившееся на свет событие. Все просто потечет своим чередом, гладко и непрерывно.
Интересно, а где та Лайза, что жила здесь до меня? Или это и есть я? Одна-единственная на все временные ветки?
Чертов Дрейк.
– Все… будет хорошо, – она не рискнула произнести «Ты все забудешь. И я тоже». Вместо этого неуверенно улыбнулась и постаралась утешить их обеих: – Все… как-нибудь уладится. Верь в это, ладно?
Верь.
Легко сказать и нелегко сделать.
– Главное, поговори с Реном и сделай это как можно скорее.
– Хорошо.
– Тогда я буду ждать звонка.
Уже у самой двери Элли, все это время мучительно запиравшая рвущийся наружу вопрос внутри, не удержалась и выдохнула:
– Слушай… А там, в будущем, у нас с Реном все хорошо? Мы не поругаемся?
Полутьма коридора скрыла мягкую усмешку на ненакрашенных губах.
– Нет, не поругаетесь. Так и будете жить, как два счастливых голубка.
Вырвавшийся вздох облегчения; неуверенное переминание обутых в домашние тапочки ног.
– Спасибо. Наверное, это глупо, но это важно.
– Не за что. Всегда рада помочь.
И, чувствуя себя дешевым и неудавшимся предсказателем чужих судеб, темноволосая гостья с неслышным вздохом выскользнула за дверь.
Все ли у нас будет хорошо? Не поругаемся?
«А какая будет погода? А из важных новостей что в ближайшее время произойдет?»
Смешно: поверить сначала не поверила, а после принялась спрашивать про дальнейшую судьбу – все ли там прекрасно? Люди есть люди: хорошие или плохие, знакомые или впервые встретившиеся – все как один любопытные и все в первую очередь думают лишь о себе.
– Не поругаетесь… – все еще бурчала себе под нос Лайза пятью минутами позже, шагая по отсыревшей от мелкого дождя мостовой. Слипшиеся нерасчесанные волосы, грязные со вчерашнего дня штаны – она что, не могла залезть в шкаф и выбрать что-то приличное?
Не могла – и эта мысль пугала. Не могла, потому что все то, что лежало в шкафу – старое и «местное», – не родное, пусть даже купленное за кровные деньги, а вот запятнанные травой штаны – они свои, памятные и почему-то очень нужные. Они – часть ее прошлого и настоящего, они, пусть и болезненно, напоминали о том, что будка была – существовала на самом деле, и Лайза, ползая по земле, искала ее. Долго искала. А переоденься она в «старое», и вдруг забудется настоящая жизнь – та самая, любимая? Вдруг она упустит прошлое, позволит ему соскользнуть с кончиков пальцев и сама не заметит, как белый парус оттолкнутого от берега кораблика превратится в точку на горизонте, а после и вовсе исчезнет за гребнем очередной волны.
И тогда все покажется сном даже ей.
Нет.
Нет-нет-нет.
Дрейк. Он позвонит. Точнее, позвонит Рен – Элли обещала, – и выход обязательно найдется. Вот только бы набраться терпения, не лопнуть от эмоций, не свихнуться от бездействия и ожидания непонятно чего.
Лайза уловила разлитый в воздухе запах жареной картошки. Истосковавшийся по еде желудок недовольно заурчал. Поесть бы… и кофе.
Интересно, сколько у нее на счету денег? Жаль, не проверила перед выходом из дома – теперь либо искать банкомат, либо, чтобы не рисковать, возвращаться в квартиру. А там тишина: там пусто, холодно и даже жутко. Там снова нахлынут воспоминания о вчерашнем дне, да и не только о вчерашнем: всплывут в памяти подписанный договор, счастливое утро, смеющиеся глаза, родной голос и теплые слова: «Просыпайся, принцесса…»
Черт, лучше бы она перенеслась на пятнадцатый, чем назад. Они бы что-нибудь придумали, потому что в этом случае Мак помнил бы ее.
А теперь…
Едва ли в мире есть чувство хуже, чем жалость к самому себе, но в этот момент, удрученная собственным бессилием, Лайза целиком отдалась именно ему, «саможалению» – остановилась на тротуаре, рассеянным взглядом окинула окрестности: перила невысокого пешеходного мостика, ухоженный зеленый газон, проехавшего мимо велосипедиста, – и нервно стерла ладонью согревающие щеки слезы.
Остаток пути до дома она думала о том, сколько времени нужно человеку для того, чтобы свихнуться? Месяц? Неделя? День? А может, одна лишь роковая минута, в течение которой происходит ужасное, навсегда разрушающее жизнь событие? И после этой минуты, как ни старайся, себя прежнего уже не собрать?
Она еще не сдалась, но уже изменилась. Потому что изменилось все вокруг – не ландшафт, не шахматная доска, но расстановка на ней фигур. Как быть тому, который всю жизнь был уверен, что у него есть три закадычных друга: Джон, Ларри и Флин, а тут вдруг небесный глас заявляет, что Джон, Ларри и Флин никогда не были твоими друзьями, что они вообще тебя не знают?
И знать не хотят.
Как быть человеку, который вот уже год жил на Карлетон-Драйв, 21, а вчера подошел к закрытым створкам ворот и увидел, что замок сменен? Как реагировать на осознание того, что твой любимый человек – тот самый человек, с которым ты породнился телом, душой, сознанием, эмоциями, – вдруг перестал узнавать твое лицо?
Лайзе казалось, она падает. Что почва под ногами – не более чем дешевая жалкая иллюзия, призванная заставить ее поверить в правдоподобность нового существования, что все эти люди, деревья, здания, дороги, машины – все это вымышленный и наскоро выстроенный Порталом мир, созданный с одной целью – лишить ее душевного равновесия. Сейчас и навсегда.
Что ж, она его лишилась, и, кажется, надолго.
Она не помнила, как забрела в винный магазин и как долго смотрела на пузатые бутылки, неспособная выбрать какую-то одну. Не помнила ни подозрительного взгляда продавца, с удивлением и неприязнью разглядывающего ее грязные штаны; не помнила, о чем думала, стоя в полутемном зале, как расплачивалась за покупку. Помнила лишь, что дальше по пути домой ее сопровождала схваченная за горло, словно ненавистный противник, бутылка шампанского.
Почему шампанского? Этого она тоже не знала.
Консьерж, глядя на прошедшего мимо и погруженного в невеселые думы жильца, вслух здороваться не стал – задумчиво поскреб пальцами щеку и вернулся к чтению газеты.
Одно дело, когда меняешь жизненные события сам, например, говоришь Джону: «Ты больше не мой друг!» – и тот, обиженный, злой и мрачный, уходит. В этом случае все понятно: налицо очевидная связь между твоим собственным действием и результатом. Сам отправил товарища прочь – сам увидел в дверном проеме его спину. Точно так же с остальным: когда говоришь прохожему на улице гадость, тот огрызается в ответ; когда ленишься на работе, теряешь премиальные; когда перестаешь общаться с приятелями, они постепенно перестают общаться с тобой. Не все, но перестают. Наверное.
![Вероника Мелан - Чейзер [litres]](/uploads/posts/books/484/484.jpg)
