Лиза Смит - Посвящение (народный перевод)
Кэсси посмотрела. Из одного окна она могла видеть дорогу. А другое окно выходило на океан. Прямо сейчас небо темнело, становилось мрачным, свинцово-серым, точно соответствуя настроению Кэсси.
— Я оставлю тебя тут, чтобы ты могла начать распаковывать вещи, — сказала бабуля. — Александра, я приготовила для тебя зеленую комнату в другом конце коридора…
Мама Кэсси очень быстро, почти робко пожала плечами. И затем Кэсси осталась одна. Наедине с массивной красноватой мебелью, и холодным камином, и тяжелыми занавесками. Она осторожно присела на кресло, потому что боялась кровати. Она подумала о своей спальне дома, с её белой компактной деревянной мебелью и о своих плакатах с Призраком Оперы, и о своем новом CD-проигрывателе, который она купила на заработанные в качестве сиделки деньги. Она покрасила книжную полку в светло-голубой цвет, чтобы выгодно подчеркнуть свою коллекцию единорогов, стоящую на ней. Она коллекционировала единорогов всех видов, у неё были: мягкие набивные, дутые из стекла, керамические, оловянные. Однажды там, дома, Кловер сказала, что Кэсси и сама была похожа на единорога: голубоглазая, застенчивая, и не похожая на всех остальных. И всё это теперь, казалось бы, словно относилось к её прошлой жизни.
Она не знала, как долго просидела там, но спустя некоторое время она обнаружила, что держит в руке кусочек халцедона. Должно быть, она вынула его из кармана, и сейчас Кэсси крепко сжимала его.
«Если ты когда-нибудь попадешь в беду или будешь в опасности», — подумала она, и волна необъяснимой тоски прокатилась по ней. Затем последовала волна ярости.
«Не глупи, — резко сказала она себе. — Ты не в опасности. И никакой беды с тобой не случится».
У неё был порыв выбросить камень, но вместо этого она просто потерла его о свою щеку, чувствуя прохладную, неровную поверхность его кристаллов. Это заставило её вспомнить его прикосновение — каким нежным оно было, и как оно затронуло саму её душу. Дерзко, она прикоснулась к камню губами и почувствовала, как внезапно начинают пульсировать все клетки её кожи в тех местах, где он дотрагивался до неё. Рука, за которую он держал её, — она всё еще могла чувствовать его пальцы на своей ладони. Её запястье, — она ощущала легкие прикосновения прохладных кончиков пальцев, и как волоски на её руке начинают подниматься. И затем… Она закрыла глаза, и её дыхание остановилось, когда она вспомнила тот поцелуй. Каково бы это было, подумала она, если бы его губы прикоснулись к ней там же, где сейчас дотронулся до неё кристалл? Она позволила своей голове запрокинуться назад, проводя прохладным камнем от её губ вниз по горлу и дальше к впадинке, где бился пульс. Она почти могла почувствовать как он целует её, как не целовал ни один парень, она почти могла представить, что на самом деле там были его губы.
«Я бы позволила тебе, — подумала она, — даже не смотря на то, что не позволила бы кому-то еще… Я бы доверилась тебе…»
Но он оставил её. Внезапно, она вспомнила это, ощутив шок. Он оставил её и ушел, так же, как сделал и другой, самый важный мужчина в её жизни. Кэсси редко думала про своего отца. Она не часто позволяла себе это делать. Он ушел от них, когда она была совсем маленькой девочкой, оставил её маму и саму Кэсси одних заботиться о себе. Мама Кэсси говорила всем, что он умер, но Кэсси она говорила правду: он просто ушел. Может быть, к этому времени он действительно был мертв, а может быть он был где-то еще, с другой семьей, с другой дочерью. Она и её мама никогда этого не узнают. И хотя её мама никогда не говорила о нем, пока кто-нибудь её не спрашивал, Кэсси знала, что он разбил мамино сердце.
«Мужчины всегда уходят, — подумала Кэсси, и её горло заболело. — Они оба оставили меня. И теперь я одна… здесь. Если бы только у меня был кто-то, с кем можно было поговорить… например, сестра… кто-нибудь…»
Её глаза всё еще были закрыты, она позволила руке с кристаллом проскользить вниз и упасть на колени. Она была настолько обессилена своими эмоциями, что даже не могла встать, чтобы добраться до кровати. Она просто сидела здесь, дрейфуя по течению в одинокой темноте, пока её дыхание не замедлилось, и она не провалилась в забытье.
В ту ночь Кэсси приснился сон — или, возможно, это и не было сном. Ей приснилось, что её мама и бабушка пришли к ней в комнату, двигаясь бесшумно, почти скользя по полу. В этом сне она знала об их присутствии, но не могла двигаться, пока они поднимали её из кресла, раздевали и укладывали на кровать. Затем они встали у кровати, смотря на неё сверху вниз. Глаза её матери были странными, темными и бездонными.
— Малютка Кэсси, — со вздохом сказала её бабушка. — Наконец-то. Какая жалость…
— Тсс! — резко произнесла её мама. — Она проснется!
Её бабушка снова вздохнула.
— Но ты же видишь, это единственный выход…
— Да, — сказала мама, её голос был покорным и полным смирения. — Я вижу, что от судьбы не уйдешь. И мне не следовало пытаться.
«Это как раз то, о чём я и думала, — осознала Кэсси, когда сон растаял. — Нельзя сбежать от судьбы.»
Она могла смутно видеть как её мама и бабушка идут к двери, и она могла слышать шепот их голосов. Но она не могла различить ни одного слова, пока до её ушей не долетел один свистящий звук.
— … пожертвовать…
Она не была уверена, кто же из двух женщин произнес это, но шёпот снова и снова эхом отдавался у неё в голове. Даже когда темнота накрыла её, она продолжала слышать это.
«Жертва… принести в жертву… пожертвовать…»
Было утро. Она лежала на своей кровати с пологом, а из восточного окна струился солнечный свет. Благодаря ему розовая комната сейчас выглядела как лепесток розы, повернутый к свету. Такой тёплый и сияющий. Где-то снаружи пела птица. Кэсси села. У неё были смутные воспоминания о каком-то сне, но они были неопределёными и бесформенными. Её нос был заложен — возможно, из-за того, что она плакала, — и она чувствовала легкое головокружение, но всё было не так уж плохо. Она чувствовала себя так, как чувствуют обычно люди, оправившиеся от тяжелой болезни или сильной депрессии, и затем получившие глубокий, восстанавливающий сон: необычайно мирно и немного оторванно от реальности. Спокойствие после бури.
Она оделась. Когда она уже собиралась выйти из комнаты, то заметила на полу приносящий удачу кусочек халцедона, и положила его в карман.
Никто еще, кажется, не проснулся. Даже в дневное время длинный коридор был темным и прохладным, освещенный только окнами с противоположной стороны. Когда Кэсси спускалась в холл, она поняла, что дрожит, а тусклые лампы настенных светильников подмигивали ей, будто выражая сочувствие.
