Елена Миллер - Светлая полоска Тьмы
— Как ты посмел, Квинт!?
Я обернулся. У входа в цех стояли семь представительниц Древа.
— Мирослава, какая встреча! Сколько лет, сколько зим? — я широко улыбнулся советнице Древа. Она была матерью моей последней наложницы, считай, теща. — Что привело тебя сюда, дорогая?
— Ты убил его, тварь! — ее руки были сжаты в кулаки, брови сведены в гневе. Могла бы плеваться ядом — плюнула бы.
— Что поделать, натура такая. Я ведь монстр, попиратель Закона, уничтожитель Света, — сарказм Странника был заразен.
— Хочешь войны, Квинт? Ты ее получишь! — ее желто-зеленые очи пылали, хоть и не такие яркие, как у почившего эльфа.
Чистота цвета и яркость глаз видящих — показатель их Силы. Если у человека есть хоть крупица зелени в глазах, значит, где-то в его родословной затесалась видящая. Зеленых глаз у людей до первого визита Энтаниеля в наш мир не было, это его наследие.
— Война? — притворно удивился я. — Это после того, как я прикончил вашего прародителя и заполучил его Силу?
— Да как ты смеешь!? Напомнить тебе, как моя бабка разделалась с твоим отцом.
— Целестина была раз в пять сильнее тебя, и ей помогал полный Круг. А вас сколько? Семеро. Рискнете одолеть меня, дамы? — я окинул их компашку насмешливым взглядом. Надо бы запомнить их лица, выяснить потом, кто такие. Одну я знал, третья дочь Мирославы, Клементина — прямо-таки кандидатка в мои очередные наложницы. Неправильно, забирать у советницы двух дочерей кряду, но Мирослава сама напрашивалась.
— Думаешь, я не смогу подпалить тебе хвост, дракон!?
— Остынь! — рявкнул я, пора было прекращать этот фарс. — Я мог бы выпить вас всех за пару минут, но вы под моим протекторатом, хоть тебе это и не нравится, дорогая теща.
— Элиенеры этого так не оставят. Рано или поздно они начнут искать Энтаниеля и найдут.
— Пусть приходят. Мы все платим по счетам, так или иначе, — я подошел к ним вплотную. Мне нужно было покинуть цех, а они столпились у двери.
Неверно истолковав мои намерения, ведьмы попятились, спотыкаясь о строительный мусор. От них веяло страхом. Угрозы советницы — просто бравада, они это понимали.
— Передай Совету, — я холодно глянул на Мирославу, — Я остаюсь в этом городе. Отныне это моя территория. Кстати, тебе сюда путь заказан, сиди в Москве и не смей попадаться мне на глаза.
— Подавись своей дырой, — процедила она сквозь сжатые зубы. — Это еще не конец, дракон.
Я промолчал. Зачем обращать внимание на пустые угрозы слабой женщины?
↑
Глава 9. Свет мой, зеркальце!
Когда Криштовский разрешил вставать, я попросила молоденькую санитарку Марину помочь мне принять душ. Эта девушка была мне симпатична: веселая, бойкая, с толстой косой до пояса и ямочками на щеках. Она будто пришла из того времени, когда женщины сидели по домам и держали себя в строгости: ни косметики, ни вредных привычек, ни загулов. А ведь она студентка, учится на втором курсе медицинского, но вместо положенной студиозам разгульной жизни, подрабатывает санитаркой. Марина сама оплачивала учебу, а не тянула деньги с матери-одиночки. Кстати, мать ее тоже медсестра, как и моя была. Она работала здесь же, в клинике Одинцова, сюда и дочку пристроила.
Марина осторожно и медленно вела меня в ванную, поддерживая под локоть. В палате имелась отдельная ванная комната с душем и туалетом, что было, несомненно, удобно, не нужно тащиться через все отделение в общую душевую, как в обычных больницах. Когда мы доплелись до цели, Марина помогла мне раздеться, заставила нацепить на голову полиэтиленовый чепчик, чтобы не намочить повязку.
— Иди, Мариша. Дальше я сама.
— Нет. Вы еще слишком слабы, Алиса Сергеевна, — она выкала и звала меня по имени-отчеству, хоть была всего на десять лет младше. Это заставляло чувствовать себя старой, но такова была политика клиники, а Марина — девушка ответственная, нарушать правила, даже по просьбе v.i.p. пациентки, не собиралась. — Вдруг вы в обморок упадете, Проф мне потом голову оторвет и на зачете завалит, он мне не только здесь начальник.
Профом она величала Криштовского. Возразить мне было нечего — пришлось сдаться.
После душа я все-таки уговорила Марину оставить меня одну. Когда она вышла, я вытерла запотевшее зеркало использованным полотенцем, дабы узнать правду о своей физиономии. Из зеркало на меня смотрело бледное до синевы лицо с темными кругами под глазами, краше только в гроб кладут. Захотелось стать прежней, такой, какой была до смерти мамы, до института, до гибели Вовки, вычеркнуть эти годы из жизни, забыть и следы стереть. Желание было таким сильным, таким отчаянным. Внезапно изображение в зеркале стало меняться. Моя кожа приобретала здоровый оттенок. Круги под глазами таяли. Губы наливались краской. Будто невидимый художник раскрашивал мой портрет. Стиснув зубы, чтобы не заорать, я вцепилась в край умывальника. Это бред или уже шизофрения? Накатила тошнота, адреналин выплеснулся в кровь. Я завесила полотенцем "мерзкое стекло". Вдох-выдох, еще разок. Дыхательные упражнения на расслабление, наследие давних занятий йогой, помогли. Сердце перестало колотиться, тошнота улеглась.
— Алиса Сергеевна, с вами все в порядке? — Марина постучала в дверь.
— Да, — ответила я коротко, чтобы не выдать дрожи в голосе.
— Вы уверены?
— Абсолютно, — нельзя, чтобы она узнала о моих галлюцинациях, а то побежит к Профу, а тот опять накачает меня успокоительными. — Я скоро выйду, только зубы почищу.
— Хорошо, — она отошла от двери.
Я постояла еще пару минут, приходя в себя, потом почистила зубы, как и обещала Марине. Пока работала щеткой, полотенца с зеркала не снимала, было страшно, но оставлять его так не стоило, иначе возникнут вопросы. А что я могла отвечать? Что смотреть на себя не могу без дрожи — аргумент так себе. Сдернув полотенце, я бросила его на пол, толкнула дверь и вернулась в палату. Марина заканчивала перестилать постель.
— Ой, Алиса! — она всплеснула руками, забыв о правилах обращения к пациентам. — Вы так хорошо выглядите, прямо другой человек.
Я застыла как громом пораженная. О чем это она? Льстит? Но не врет, ее удивление было искренним, она даже наволочку выронила.
— Чистота — залог здоровья, — пробормотала я.
Марина снова подхватила меня под локоток и довела до кровати. Я не сопротивлялась. Слабость усилилась — меня шатало как пьяного матроса. Пожелав спокойной ночи, она выскользнула за дверь, тихо прикрыв ее за собой.
Сон не шел. Я ворочалась с боку на бок, пыталась уснуть. Овцы не поддавались счету, разбегались, разгоняемые беспокойными мыслями. На пятой попытке я сдалась. На улице горели фонари, их призрачный свет заглядывал в окно. Пожелтевший клен отбрасывал причудливые тени на потолок. Его листья облетали. Иногда они бились о стекло и уносились прочь желтыми бабочками почившего хлорофилла. Уже октябрь. Золотая осень в разгаре, а я валяюсь здесь и гадаю, сошла с ума или нет.
