Дылда Доминга - Ангел смерти
— Но ведь это не изменит результата, верно? — подняла глаза Соня.
— Нет, — мягко улыбнулся Чу Пен, — но избавит тебя от иллюзий.
— Вы не слишком-то верите, что у меня они будут радостными? — уточнила девушка.
— Дело не в этом, — отозвался Чу Пен, прихлебывая, — иллюзии, какими бы они ни были — ложь. Незачем обманывать себя, если этого можно избежать.
Соня задумалась над его словами, но не могла согласиться с ними полностью.
— А что будет потом?
— Мы ведь говорили об этом: рай или ад, — усмехнулся старик.
— А они — иллюзорны?
— Только в том же смысле, в каком иллюзорна жизнь, — туманно ответил Чу Пен.
— А жизнь иллюзорна?
— Насколько реален сон? — спросил он.
— Нереален, — ответила Соня.
— Но когда ты находишься в нем, разве ты его считаешь нереальным?
— Нет, — покачала она головой.
— Разве существует для тебя еще какая-то реальность, кроме сна?
— За исключением редких моментов, нет, — согласилась Соня.
— Тогда что реально? Откуда ты знаешь, что мы не спим?
— Потому что снов много, но каждый раз я пробуждаюсь здесь.
— Здесь — это где? — хитро прищурившись, поинтересовался Чу Пен, и Соня невольно улыбнулась в ответ.
— Понятия не имею.
— Именно, — кивнул он. — Ад и не-ад также реальны для умерших, как и жизнь.
— Что же тогда не-сон?
— Это тема для отдельного разговора, — уклончиво ответил Чу Пен и стал собирать чашки.
Что он хотел этим сказать? Что у нее все равно недостаточно времени, чтобы понять? Наверное, что-то вроде того.
Соне в очередной раз стало грустно. Вот ей опять из гостеприимной комнаты Чу Пена выходить в темноту и холод улицы. И не будет его мудрых советов и странных фраз. Но их не будет и тогда, когда придет время встретиться с Табралом. Все, что происходит, всегда случается один-на-один. Иллюзии… Ее не пугает демон смерти таким, каким она его видит. Даже больше. Соня вспомнила его сильные руки, которыми он подхватывал девочку, глаза, в которых отражалось столько терпения и мудрости, сколько она не видела даже у Чу Пена — самого загадочного из известных ей людей. Табрал не играл с умирающими, не насмехался над ними, он выполнял свою работу, нравилась она ему или нет. И однажды он придет и за ней. Соня поняла, что больше не боится.
День рождения
Мама хлопотала на кухне, в комнате раздавались голоса гостей. В двухкомнатной квартире родителей негде было разминуться. Вся мебель из большой комнаты перекочевала в маленькую, а в большой поставили два стола один за другим. У отца был день рождения. Даже Сонин брат приехал со своей семьей, и к общему шуму добавилась еще пара кричащих и гоняющихся друг за другом мальчишек.
— Где там наша тетя Соня? — приговаривал брат, поймав одного из них. — Верно, вот она. Идите, поиграйте с тетей.
И они накинулись на Соню, атакуя с двух сторон.
— Покатай, — визжал младший Деня, — покатай меня, — цепляясь за шею и пытаясь оседлать Соню.
— А ну, оставьте тетю в покое, — вмешалась Лидия, жена брата. — Я кому сказала!
И дети с криками унеслись по коридору.
— Дети — это морока, конечно, но такая радость, — сказала она Соне, и та неохотно кивнула. Ей ни к чему было думать о детях. У нее их никогда не будет. Соня вообще смотрела на сидящих за столом гостей так, словно выглядывала из-за ширмы. Они были актерами в пьесе, роль в которой ей не досталась. Соня наблюдала за ними со стороны, больше не участвуя во всеобщем веселье. Только Ира понимающе иногда поглядывала на Соню, и Соня грустно улыбалась в ответ. Следующего дня рождения для нее, вероятнее всего, не будет.
— Соня, скажи тост, — подтолкнул ее брат, наливая гостям вино и шампанское.
— Я? — удивилась Соня, оторвавшись от своих мыслей.
— Семен, я хотела бы пожелать тебе, прежде всего здоровья… — пришла ей на выручку тетя, подымаясь с бокалом, и общее внимание переключилось на нее.
— Спасибо, Ира, а я в свою очередь хотел бы выпить за твое здоровье, — произнес отец, и все шумно его поддержали, чокнувшись бокалами. Все были в курсе истории Иры, благодаря маме, так что или сочувствовали или попросту боялись оказаться в аналогичной ситуации.
— … за здоровье детей, — выдернула из очередных раздумий Соню чья-то громкая фраза, и снова раздался звон бокалов.
«Не стоит», — подумала Соня, — «мне уже не пригодится здоровье. Выпейте лучше за то, чтобы я оказалась в хорошем месте. Или вообще нигде? О чем там так туманно упоминал Чу Пен? В не-сне? О том, чтобы я проснулась, потому что, возможно, только возможно, но все же, вы мне все снитесь. И ты, мама, в своем праздничном зеленом платье, и ты, отец, с подернутыми легкой сединой волосами, и брат с женой и мальчишками, и все остальные — мне только приснились. И Чу Пен — мой проводник во сне, а быть может, я сама в облике старого китайца, которая помнит о том, что где-то есть настоящая реальность и пытающаяся пробиться к себе в сон.»
— Сонька, ну скажи же что-нибудь! Уснула, что ли? — возмутился брат, толкая Соню плечом.
— За пробуждение, — тихо сказала Соня, и ее слова утонули в смехе гостей.
— Завтра выходной, отоспишься, — смеясь, громко сказал брат. Они так и не поняли, о каком пробуждении она говорила. Соня смотрела на их лица: их голоса и смех доносились будто издалека — скоро она покинет их сон. Будут ли они все также смеяться или исчезнут вместе с ней? «Будут», — ответил внутренний голос, — «и свидетелем тому служит Табрал». Это общий сон, и каждый, кто пробуждается, становится еще одной проснувшейся клеткой единого сознания, а каждый, кто засыпает — попадает в один и тот же сон.
Опера
В опере пахло запыленным бархатом и старой обивкой. Соня решила сходить в нее только потому, что многие восхищались этим видом искусства и называли его самым совершенным, а она же, в сознательном возрасте, так ни разу и не побывала здесь. Ей было почти безразлично, что именно слушать, и потому Соня просто, придя в кассу, купила первый попавшийся билет. Оказывается, ей повезло, и она стала счастливой обладательницей сданного места на балконе.
Наверное, пение должно было вызывать сильные эмоции, но затянутые в корсет толстые дивы, изображающие юных влюбленных, не внушали Соне никакого доверия. Она не сопереживала им, и потому опера превратилась для нее в еще один слабо сыгранный спектакль. Арии могли бы быть красивыми, если бы в них вложили душу, но Соня не ощущала в них ничего, кроме пустоты, увы.
В антракт люди сплошным потоком потекли к лестницам, буфету и туалетам, негромко переговариваясь и создавая мерный гул. Соня сделала шаг-другой на выход и внезапно покачнулась. «Только не сейчас, пожалуйста, только не снова», — подумала она, но ни мыслями, ни уговорами ее приступы остановить было невозможно. Они приходили и уходили, когда им было угодно.
