Карен Монинг - Кровавая лихорадка
— У меня этого и в мыслях не было. Мы сядем, вдвоем, и поговорим без взаимных угроз, поговорим о разнице между нами. Мы проведем один час твоей жизни как друзья.
Мне не понравилось, как осторожно она уточнил время.
— Один из моих часов?
— Наши часы значительно длинней, ши-видящая. Видишь я тебе все объясняю? Без утайки. Так и начинается доверие.
Нечто в поведение Тени привлекло мое внимание. Через минут я сообразила в чем дело. Ее ощущения изменились. Желание сожрать меня никуда не делось, но теперь она еще и злилась. Я почувствовала ее злость, так как прежде чувствовала ее чувство превосходства надо мной. Я ясно понимала, что ее злость направлена не на меня. Чиркнув спичкой я сосчитала сколько горючего у меня осталось. Всего четыре спички, и сильное подозрение, что В‘лэйн делает нечто и сдерживает аморфного пожирателя жизни.
Возможно ли что очень сильная Тень могла накинутся на меня, даже при свете, если бы В’лэйна не было здесь?
— Один час, — выдавила я. — Но браслет я не принимаю. И ты не будешь пробовать эти свои «трахни-меня» штучки. И я хочу кофе.
— Не сейчас. Время я выберу сам, МакКайла.
Он назвал меня по имени, словно мы уже друзья. Мне это ни на йоту не понравилось. Я чиркнула последней третьей спичкой.
— Хорошо. Помогай.
Я размышляла, на что я только что согласилась, и сколько еще требований предъявит В’лэйн прежде чем избавит меня от Тени — у меня не было никаких сомнений он будет тянуть до последнего, лишь бы напугать и унизить меня по максимуму — и тут он произнес шелковым тоном:
— Да будет свет, — и внезапно все лампочки в комнате зажглись.
Тень взорвалась, разлетевшись на множество мелких темных фрагментов. Они спешили в сторону ночи, словно безумные тараканы вылетали из комнаты, и я чувствовала невысказанную боль Невидимых. Если свет и не убивал их, то без сомнений он был для них мини версией Ада.
После того как последний дрожащий фрагмент сбежал через подоконник, я поспешно закрыла окно. Аллея снова была залита ярким светом. И там никого не было.
В’лэйн исчез.
Я собрала с пола фонарики, снова засунула их за пояс и прошлась по магазину, разыскивая Тени в укромных уголках и шкафах. Я ничего не нашла. Все лампочки снаружи и внутри исправно горели. Это вывело меня из равновесия. В’лэйн помог мне так легко, и с такой же легкостью мог снова погрузить магазин в темноту, ему даже не пришлось входить внутрь. Что еще он может натворить? Насколько силен эльфийский принц? Ведь охранные заклинания должны были помешать ему воздействовать физически? Кстати, про охранки, почему они пропустили Тени? Бэрронс защитил свою собственность только от Гроссмейстера? Если он умеет это делать, почему бы не защитить все здание от всего сразу? Исключая, конечно же, клиентов магазина, хотя и так ясно, что книжная лавка лишь прикрытие — Бэрронсу деньги нужны как Ирландии дождь.
Мне нужны ответы. Меня тошнит от неизвестности. Меня окружают эгоистичные, непредсказуемые, капризные, наглые засранцы, и я знаю, если я не могу их побить, надо к ним присоединится. Я уверена, я тоже могу быть наглой засранкой. Мне просто нужно практика.
Я хотела знать больше о Бэрронсе. Я хотела узнать живет он в этом здании или нет. Я хотела разузнать больше о его загадочном гараже. Он как-то проговорился о подземелье под магазином глубиной в три этажа. Я хотела знать, что он может хранить в подземном убежище.
Я начала с магазина. Передняя часть была именно тем, чем кажется, книжная лавка с широким ассортиментом литературы. Я перешла в дальнюю часть. Первый этаж был безликим музеем, чрезмерно набитым антикварными произведениями искусства, но ничего личного о хозяине все этого множество артефактов сообщить не могло. Даже его студия, единственная комната от которой я ожидала немного более личного, представила мне лишь холодное, отражения в большом зеркале с деревянной рамой, оно занимало стену между стеллажами вишневого дерева, и располагалось за богато декорированным письменным столом 15 века. На первом этаже не было ни спальни, ни кухни, ни столовой.
Все двери на втором и третьем этажах были закрыты. Они были прочные деревянные с сложными замками, которые я никак не могла открыть или взломать. Поначалу я осторожно дергала за ручку двери, боясь вдруг Бэрронс окажется внутри одной из этих комнат, но достигнув третьего этажа, я уже не стесняясь раздавала дверям злые пинки и хорошенько трясла каждую ручку. Сегодня я проснулась в темноте. Я устала жить без света. Мне надоело, что кто-то другой контролирует освещение.
Я затопала вниз по лестнице, и вышла к гаражу. Дождь почти прошел, но небо все еще оставалось темным от грозовых туч, в возможность рассвета верилось с трудом, если бы не 22 летний опыт убеждавший меня в том, что такое явление все же существует. Дальше по аллей, слева от меня, на краю опустошенного квартала беспокойно толпились Тени.
Я двумя руками показала им ФАК.
Проверила дверь гаража. Закрыта, конечно.
Я подошла к ближайшему замазанному краской окну и разбила его рукояткой фонарика. Звон разбитого стекла успокоил мою душу. Сигнализации нет.
«Получи-ка, Бэрронс. Как видишь, не все у тебя под контролем». Возможно гараж был тоже защищен заклинаниями, от кого-то, но не от меня. Я разбила торчащие куски стекла, чтобы не порезаться, перелезла через подоконник и спрыгнула на пол.
Щелкнула выключателем рядом с дверью, потом просто минуту стояла с усмешкой идиота на лице. Я и раньше видела его коллекцию, даже водила парочку его машин, но вид их всех вместе, одна блестящая фантазия за другой, это полнейший отрыв мозгов для кого-то моего типа.
Я обожаю автомобили.
Все. Гладкие и спортивные, приземистые и мощные, от роскошных седанов до быстроходных купе, от новомодных до классики, я фанатик автомобилей — и у Бэрронса есть они все. Ну, может и не все. Я пока что не видела у него «Бугатти», правда, учитывая 1003 лошадиных сил и цену в миллион долларов, не особо ожидаю, но он обладает практически всеми машинами моей мечты. У него есть даже, покрашенный в британский гоночный зеленый — в какой же еще — «Стингрэй» 1964 года.
Далее черный «Мазератти» притаился неподалеку от «Волф Каунтач». Вот красный «Феррари» растянулся почти мурлыча, рядом с — улыбка потухла мгновенно — «Майбах» Роки О’Баниона. Машина сразу напомнила мне о шестнадцати смертях которых не должно было произойти и о человеке который не заслужил смерти, и в том что так случилось есть и моя вина. Своими смертями они, временно, выкупили мне право на жизнь.
Куда бы пристроить противоречивые переживания? Или мне нужно повзрослеть и начать делить память на отсеки? Разделение это просто способ договориться со своей совестью. Засунуть парочку там, и парочку здесь, расставить все так, чтобы скрыть грехи и жить дальше под их рассредоточенным давлением, иначе все разом они нас раздавят?
