Лика Лонго - Омут
По выражению лица профессора я пыталась понять, известно ли ему что-нибудь еще, кроме истории с журналистами. Но Стоян источал благодушие, казалось, его ничто не тревожило.
— Как ты взволнована, моя прекрасная госпожица! — возразил он, улыбаясь. — Но это напрасно, совсем напрасно!
— Его увезли какие-то люди… И кажется, он от них убежал… — пробормотала я.
— О, да! Наш друг Саймон может постоять за себя… Даже если имеет дело со спецслужбами! — сказал Стоян, довольно потирая коротенькие ручки.
— Но зачем он понадобился… этим людям?
— Дело в его необычных способностях, девочка… Спецслужбы интересуется всем, что могло бы принести пользу в их работе. А существо, которое может неограниченно находиться под водой, — это мощный ресурс…
— Саймон — не ресурс! — возмущенно перебила я.
— А кто он? — возразил профессор, пристально глядя на меня.
Я замялась, не зная, что ответить.
— Итак, кто же он для них? — повторил профессор. — Первый же анализ крови покажет, что Саймон — не человек. И так называемые права человека на него не распространяются!
— Значит, они могут делать с ним, что захотят? — с трудом выговорила я.
— Как бы не так! — фыркнул профессор. — Я же сказал: наш друг может за себя постоять. Ведь он же убежал от них, если я не ошибаюсь?
— Да… — протянула я, медленно переваривая услышанное. И вдруг сообразила: если профессор уже знает, что Саймона пытались задержать люди из спецслужб, значит, он говорил с ним. Выходит, Саймон позвонил Стояну, но не позвонил мне…
— Почему Саймон не дает мне о себе знать? — спросила я, холодея от неприятного предчувствия.
Тут профессор стал серьезным и переглянулся с Магдой.
— М-м-м, девочка, а ты перед ним ни в чем не провинилась?
— Ни… ни в чем… — еле выговорила я.
— И ты не хвасталась своим подружкам, что у тебя особенный парень? Не такой, как все?
— Нет! — закричала я так, что опушенные ресницы Магды дрогнули.
Профессор в шутливом ужасе зажал уши руками.
— Верю, драгоценнейшая, верю! — затараторил он. — Не надо так кричать! Верю тебе, бедная эмоциональная девочка! Но вот не знаю… — он скрестил руки на груди, — не знаю, поверит ли тебе Саймон!
Я почувствовала, что среди жаркого весеннего дня меня пронизывает холод. Наверное, выражение моего лица сильно изменилось, потому что профессор опять замахал ручками:
— Но мы объясним ему, дражайшая, мы все ему объясним!
— Он больше не появится в Бетте, — произнесла вдруг Магда низким голосом.
— То верно! — кивнул профессор. — Драгоценная Магда сказала верно, Саймона здесь ищут…
— Я не уйду, пока вы не объясните, как найти Саймона! Я буду искать его! — мои губы дрожали от волнения, руки непроизвольно сжались в кулаки.
Профессор посмотрел на меня очень внимательно. Во взгляде его пытливых серых глаз было какое-то удовлетворение, как будто мое отчаяние соответствовало его планам. Он переглянулся с Магдой и сказал:
— Так, девочка! У тебя горячее сердце… — он немного помолчал и добавил: — Но твоей земной жизни не хватит, чтобы обыскать Черное море!
— Я не уйду! — только и смогла сказать я.
— Упрямая, своенравная госпожица! Твои жалобы растопили мое сердце! — театрально воскликнул профессор. — Обещаю тебе: как только он объявится, ты узнаешь об этом первой. Взамен прошу тебя покинуть мой дом…
— То правда, Полина, — подтвердила Магда. — Здесь искать Саймона бесполезно. Ты ведь должна скоро ехать в Москву, поступать в институт?
Я молча кивнула.
— Так поступай, не расстраивай близких, — спокойно убеждала меня Магда. — Как только Саймон объявится, мы дадим тебе знать. — Она загадочно усмехнулась и добавила: — Кто знает, может, в Москве ты будешь ближе к нему, чем в Бетте…
Лишь сейчас я подумала, что Саймон, возможно, находится в Греции, Болгарии или еще где-то. А в Бетте даже авиабилеты не продают…
— Не думай ни о чем, девочка, иди домой! — посоветовал профессор. — Саймон найдется, я все ему объясню… Все будет хорошо!
В Бетту я возвращалась по самому солнцепеку.
Голова раскалывалась, во рту все горело от жажды.
На заборе соседнего с нашим дома кто-то написал огромными буквами: "Иришка! Ты — самая лучшая!" У шестиклашек уже начались весенние влюбленности, скоро такими надписями запестреет вся Бетта. Рядом с признанием расцветал куст сирени. Я присела на корточки в его тени и разревелась. Через несколько минут мне стало легче. Я вытерла лицо, пригладила волосы и пошла к дому…
Вечером в мою комнату зашла мама.
— Полина, выйди на кухню, нам с бабушкой нужно поговорить с тобой! — торжественно объявила она.
Я вышла к ним, и бабуля неодобрительно посмотрела на мою кислую физиономию:
— Надеюсь, Поля, ты придержишь эмоции, потому что разговор важный! — сказала она. Однако по ее лицу было видно, что она сильно сомневается в моей способности держать себя в руках, Я устало плюхнулась на стул между мамой и бабушкой.
— Что такое? — спросила я, уже заранее зная, о чем пойдет речь.
— Вижу, ты сегодня не в самом хорошем настроении, — с упреком заметила мама и продолжила: — Но мы все равно должны обсудить твою дальнейшую жизнь. А точнее, поступление в институт, от которого зависит твое будущее.
Как же я не люблю, когда она выражается так высокопарно! И как я ненавижу теперь слово "будущее"!
— И что вы решили? — я обвела взглядом семейный "совет".
Мама с готовностью встрепенулась:
— Поскольку ты в последнее время была очень занята… э-э-э… своей влюбленностью… — мама слегка покраснела, — и доверила нам выбор института, мы с твоим отцом и бабушкой посовещались и решили, что тебе нужно поступать на психологический факультет Московского социально-педагогического института.
Что ж, я давно думала о профессии психолога. В тринадцать лет я мечтала поскорее вырасти, выучиться и стать Полиной Дмитриевной, специалистом в области психологии, всеми уважаемым, в том числе за сдержанность и спокойный характер. И никто не называл бы меня тогда Тайфунчиком…
Но сейчас меня интересовало одно — когда придется ехать в Москву?
Мама знала, что я спрошу это первым делом. Сделав трагическое лицо, она добавила:
— И уезжать надо через три дня, доченька… ЕГЭ будешь сдавать в Москве. Папа уже договорился в школе и записал тебя на подготовительные курсы в институт. Будешь жить с ним…
— А ты? — быстро спросила я.
— Я останусь здесь. — Я видела, какого труда стоили маме эти три слова.
Бабушка молча сжала мою руку своей сухой горячей ладонью. Грустно покачав головой, она сказала только:
