Ребекка Уинтерз - Девушка «амальфи»
Молчание затягивалось, и ей сделалось неловко.
– Вы ждете, когда приготовят лекарство по рецепту?
– Нет. Я уже его забрал, принял и готов ехать, если вы готовы.
Видно, от того, что его ждет скорое избавление от боли, он проявил к ней вежливость. Неужели можно надеяться даже на благодарность? Аннабел завела мотор и, ничего ему не сказав, поехала в сторону Равелло.
– Отец был явно возбужден.
Вы и не представляете себе, Лукка, как он возбужден. А вслух она произнесла:
– У меня создалось впечатление, что он всегда такой.
– Вы, вероятно, слыхали о непоколебимом характере и неотразимой силе? Мой отец воплощает и то и другое, – с раздражением заметил он.
Аннабел тут же представила себе Гвилио, излучающего энергию и такого приятного в общении. Но она – не его сын, живущий с ним с рождения. И у сына свои суждения по этому поводу.
Она хотела было спросить, не надо ли ему что-нибудь купить по дороге, но передумала. Он молчит, значит, не стоит его спрашивать.
От такого угрюмого поведения кому угодно сделается не по себе, но она уже успела кое-что о нем узнать и, несмотря ни на что, жалела его. Он – не обычный человек, он выполнял свой воинский долг, привык принимать мгновенные решения, чтобы сразить противника, а самому остаться в живых. К тому же надо учитывать ранение, которое заставило его неожиданно вернуться домой. Она подумала о том, что не в его характере показывать, что он в ком-то нуждается. Вероятно, он слишком горд и будет избегать суеты вокруг себя. Аннабел это понимала и сожалела о том, что оказалась в его доме прошлой ночью. Раненый летчик имел право вернуться домой и без лишних глаз справиться со своими бедами.
Она оказалась не в том месте и не в то время. Гвилио не мог этого предусмотреть – он хотел устроить ее как можно лучше.
Аннабел стало стыдно, когда она вспомнила те жестокие слова, которые наговорила Лукке. Она излила на него всю ту брань, которую заслужил Райан. Он частенько возвращался домой поздно ночью после вечерних обходов в больнице. Вернее, она думала, что это были вечерние обходы. А он был тогда с женщиной, его теперешней женой. И у них ребенок. Ребенок, которого должна была родить Аннабел. Ребенок, которого они не могли, по словам Райана, завести до тех пор, пока он не откроет собственную практику.
Слова, брошенные в лицо Лукки прошлой ночью, были направлены в ложную цель. При первой же возможности она извинится перед Луккой.
Они подъехали к дому, и ей показалось, что он заснул. Она открыла заднюю дверцу и окликнула его, но ответа не последовало. Если бы он не полулежал в неудобной позе, она оставила бы его в машине на ночь.
Взяв трость, она прислонила ее к машине.
– Лукка? – Она тронула его за плечо. – Просыпайтесь! Вы уже дома. Я помогу вам выйти. Ну же. Вы не можете оставаться в машине.
Вероятно, ее слова – или просто звук голоса – дошли до него. Его тело напряглось и резко дернулось. Он захлебывался от слов. Он не ругался, и это не были злобные слова. Хотя Аннабел мало что понимала по-итальянски, но догадалась, что он, должно быть, отдавал приказы или указания. На его лице отразился ужас, что было видно даже в полутьме. Он мертвой хваткой вцепился ей в плечо, не сознавая своей силы. Ночной воздух прорезали его крики. Ей послышалось какое-то имя, произнесенное им вперемешку со сдавленными рыданиями. Дрожь сотрясала его тело, а у нее сердце разрывалась от сострадания, глядя на него.
Он переживал посттравматический стресс. Аннабел приходилось выхаживать ветеранов, и она более чем кто-либо понимала его интуитивное желание спрятаться от семьи, пока он не придет в норму.
Она наклонилась вперед и обняла его за плечи свободной рукой. Она укачивала его, словно ребенка, приговаривая:
– Лукка, все в порядке. Это просто сон. Вы дома, и ничто вам не угрожает.
Ее щеки коснулась свежевыбритая мужская щека. Чья щека была мокрой от слез – непонятно.
– Все хорошо, – прошептала она, прижавшись губами к его виску. Я с вами. Проснитесь.
Наконец он перестал стискивать железными пальцами ей плечо, его тело расслабилось, и он тяжело выдохнул.
Руки Лукки шарили по ее талии и спине, потом – по плечам и по лицу. Он смотрел на нее, ничего не понимая.
– Привет, – прошептала она, чувствуя, что ее собственное тело дрожит от его прикосновений. – Вы меня вспомнили?
– Синьорина Марш, – после долгого молчания произнес он.
– Да. Вам приснился дурной сон, пока мы ехали из аптеки.
Их губы были так близки, что она ощущала его дыхание.
– Прошлой ночью мне тоже снился страшный сон? – спросил он с болью в голосе.
У нее снова сжалось сердце.
– Честно говоря, я не знаю. Как только вы уснули, я перебралась в другую комнату. Лукка, расскажите мне, что случилось с вами на войне. Поговорите со мной. Я так поняла, ваш истребитель разбился.
Он сжал ей плечи. Даже в сумерках было заметно, как потемнело его лицо.
– Вы много всего услышали?
– Достаточно, чтобы понять, что с вами происходит.
– Вы действительно хотите знать? – пробормотал он.
– Да! Как бы ужасно это не оказалось.
– Наш отряд попал под огонь противника. – Дыхание прерывисто вырывалось у него изо рта. – Я видел, как сбили моего лучшего друга. Почему его, а не меня?
Как он страдает! И она вместе с ним.
– У него была жена и вот-вот должен родиться ребенок. Я не мог понять, почему я жив, а он – нет.
Она провела рукой по его щеке.
– После любой катастрофы тот, кто выжил, всегда чувствует себя виноватым. Это нормальная человеческая реакция. Со временем это пройдет. Вот увидите.
– Хотелось бы верить.
– Расскажите, что произошло потом.
– Мой истребитель подбили. – Жилы у него на шее напряглись. – Я успел катапультироваться, пока самолет не загорелся. Когда я пришел в себя, то увидел, что приземлился на кучу камней. Я был весь переломан. Три дня меня искал вертолет. Наконец меня нашли – я был в зоне боевых действий. После того как меня подобрали, меня доставили в полевой госпиталь, где оказали первую помощь. А уже оттуда самолетом отправили в Германию.
– Сколько времени вы пробыли в госпитале?
– Четыре месяца. У меня был поперечный перелом бедра. Пришлось вставлять металлическую пластину.
Аннабел с трудом сглотнула слюну.
– Это тяжелый перелом, но, слава богу, ногу вы не потеряли. Подобные операции дают возможность побыстрее вылечиться.
– Если только не пытаться влезть на крутой холм, а затем не грохнуться на кафельные плитки темной ночью, – произнес он.
