Аманда Мэдисон - Ты самый лучший
Стук в дверь прервал этот тягостный внутренний диалог. Гвендолин быстро провела щеткой по непривычным каштановым волосам и сказала:
— Войдите.
На пороге показался Нараян Бахадур.
— Я не помешаю вам?
Гвендолин положила щетку.
— Нет, я как раз закончила с прической.
Если можно назвать это прической, усмехнулась она про себя, с грустью вспомнив о своей жертве — роскошной рыжей гриве.
Нараян Бахадур вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Сегодня он был одет не в костюм, а в легкие серые брюки и бледно-голубую рубашку с открытым воротом.
— У вас красивые волосы.
Искренность неожиданного комплимента застала Гвендолин врасплох и заставила покраснеть.
— Спасибо.
— Мне всегда нравился этот цвет. Я вчера просто налюбоваться не мог вашими волосами.
Она понятия не имела, что сказать. Обычный каштановый цвет, самый скучный, на ее взгляд.
— Я польщена, ваше высочество.
— Как ни странно, — спокойно продолжил принц, — но мне никогда не нравились ни блондинки, ни тем более рыжие.
Гвендолин вздрогнула, как от удара хлыстом.
— Вам не нравятся блондинки или рыжие? — недоверчиво повторила она.
Все мужчины обожают блондинок, особенно темнокожие. А от ее рыжей гривы они просто с ума сходили.
— Не особенно.
— Почему же?
— Не хочу показаться поверхностным в суждениях, но…
— Но?
— Но, исходя из собственного опыта, могу сказать, что блондинки в основном легкомысленны и глупы, а рыжие к тому же еще самовлюбленные и жестокие эгоистки.
Она моргнула, чтобы прогнать застлавшую глаза красную пелену гнева.
— У моей сестры Гвендолин роскошные рыжие волосы, но она не легкомысленна, не глупа и не эгоистка.
— Правда? — Он скептически нахмурился.
— Да, — твердо ответила Гвендолин. Она была глубоко возмущена тем, что он судит о женщинах и их характере по цвету волос. — Моя сестра окончила Сорбонну.
— Кстати, о вашей сестре, — произнес Нараян Бахадур, резко меняя тему. — Поэтому-то я и пришел. Пока мы не женаты, я бы ни за что не пришел к вам без приглашения. Но поскольку только что позвонила ваша сестра, я решил, что это может быть что-то срочное.
— Сестра?! — Гвендолин охватила паника, если не ужас.
— Я почти готов поклясться, что она представилась как Беатрис.
— Это невозможно! — Как Генри мог допустить, чтобы она позвонила, да еще и называлась своим настоящим именем?
— Естественно. — Черные глаза встретились с ее зелеными. — Ведь Беатрис здесь.
— Наверное, связь была плохая, — неловко пробормотала она.
— Наверное.
— Или Гвендолин попросила служанку набрать номер, а та что-то перепутала, — поспешно добавила она, заметив промелькнувшую в его глазах насмешку.
Что у него на уме? Что он знает? О чем догадывается?
— Нет, на служанку не похоже. Но и на вашу сестру Гвендолин тоже. Голос был слишком… сдержанным, слишком… утонченным. Насколько мне говорили, она совсем не такова. Впрочем, не мне судить.
Гвендолин напряглась, услышав в его тоне явное осуждение. Да как он смеет судить, не зная?
— Не хотите ли перезвонить? — предложил тем временем принц, указывая на аппарат на туалетном столике. — Просто снимите трубку, и вас соединят с тем номером, с которого звонили.
Господи, как это возможно, недоумевала Гвендолин, чтобы из всех неприятностей случилась именно эта? Конечно, это Беа звонила. Но почему же? Как Генри допустил такое?.. И уж конечно ей вовсе не хотелось разговаривать с Беатрис в присутствии принца.
— Я перезвоню позже.
Выражение его лица не изменилось. Рука, указывающая на аппарат, не опустилась.
— Но, может быть, это что-то срочное?
Гвендолин опустила глаза, чтобы не выдать своего страха и ярости, сняла трубку, и ее сразу соединили. Она услышала голос Беатрис.
— Господи, я так волнуюсь за тебя, Гвен! — воскликнула младшая сестра, не тратя времени на церемонии.
— У тебя нет никакого повода для волнений. Все прекрасно, — ответила старшая.
Ложь. Гнусная ложь!
— Как твои дела?
Гвендолин понимала, что не может сказать сестре всей правды, как и не может вообще разговаривать в присутствии принца. Поэтому должна поскорее закончить разговор.
— Все замечательно. Почему ты позвонила? Что-нибудь случилось?
— Н-нет… — неуверенно протянула Беатрис. — Кроме того, что Генри мне все рассказал. И я сразу разволновалась. Боюсь, даже слишком. По-моему, от волнения неправильно представилась. И… и еще, я хотела сказать тебе, что… очень ценю то, что ты делаешь для всех нас и для меня. Тебе очень тяжко?
— Не тревожься, все прекрасно. Хорошо, что ты позвонила, Гвен. Для меня это очень важно.
— Ты… не жалеешь, что ввязалась в эту историю?
— Нет. И не думай об этом больше. У меня все замечательно. Я люблю вас обоих, очень, — добавила Гвендолин. Звонок сестры напомнил ей, что поставлено на кон. Что зависит от того, насколько хорошо она сыграет свою роль. — Я перезвоню позднее. — Она положила трубку и повернулась к принцу. — Спасибо. Звонок действительно был важным.
— Надеюсь, у вас дома все в порядке.
— Да, благодарю, ваше высочество. — Гвендолин выдавила слабое подобие улыбки.
Он кивнул, поколебался.
— Я уже не увижу вас до вечера. Надеюсь, вы заглянули в сегодняшнее расписание? У вас есть какие-нибудь вопросы?
Гвендолин тут же вспомнила, почему проснулась в ужасном настроении. Принц, конечно, мужчина красивый и явно чувственный, но это не извиняет его диктаторских замашек.
— Я не ребенок, ваше высочество! — воскликнула она, чувствуя приближение приступа ярости и понимая, что вызван он противоречивыми эмоциями. Никогда еще ее не тянуло с такой силой ни к одному мужчине, и все же он был совершенно неподходящей кандидатурой для любовной связи.
— Не сомневаюсь.
— Тогда почему же вы решили снова усадить меня за парту, не согласовав этого с моими желаниями и настроениями? Согласно расписанию у меня сегодня сплошные уроки до четырех часов дня, и первый начинается через двадцать минут.
— Я сделал только то, что действительно необходимо…
— Извините меня, ваше высочество, — резко оборвала его Гвендолин, — но я предпочитаю самостоятельно принимать решения. Возможно, в вашей стране принято, чтобы мужчины думали за женщин, но в моей я имею полное право распоряжаться своей судьбой.
3
Принц продолжал смотреть ей в лицо, словно лаская взглядом ее губы, нос, щеки.
— Мужчина, естественно, хочет самого лучшего для своей женщины.