Барбара Воллес - Наш сказочный роман
– Я-то считала, что у нас перемирие, – ушла она от ответа.
– Да я просто разговариваю. Вот уж не думал, что попросил вас разгласить государственную тайну.
Он прав, а она зря так реагирует. Он ведь не виноват, что коснулся больного вопроса.
– Я хотела стать учительницей, – уже мягко произнесла она.
– Но разве это так трудно? – Черт бы его побрал за эту харизматичную улыбку! – Почему вы передумали?
– Я просто выросла, – отрезала она. – Наша мама умерла, и мне пришлось растить Пайпер. – Наверное, лучше кое-что рассказать. Это разумнее, чем постоянно ершиться.
– Не легко ходить в школу и воспитывать младшую сестру.
Не стоит сообщать ему, что денег на школу не было, но ему не нужно это знать.
– Простите, сколько вам было лет?
– Восемнадцать.
– Вам, должно быть, туго пришлось.
– Мы справились. А вы? – Она поспешила перевести разговор на него. – Вы всегда хотели стать юристом?
Он засмеялся:
– Нет, конечно. Ни один маленький мальчик не хочет стать юристом. Я хотел стать профессиональным бейсболистом.
– И что случилось?
– Я вырос, – повторил он ее же ответ, но у него слова прозвучали без колкости, а грустно. – Нужно иметь атлетические способности еще ребенком, чтобы стать профессиональным спортсменом.
Глядя на него, трудно поверить, что он не был таким мальчиком.
– По-моему, у вас фигура что надо, – сказала она. На что он изогнул брови, чем вогнал ее в краску. – Я хочу сказать, что вы вовсе не такой хилый, как говорите.
– У меня было слабое зрение, аллергия и детская астма. Поверьте, никто не мог спутать меня с Бейбом Рутом[2]. – Он усмехнулся: – И Галерея славы впереди не маячила. Так что меня направили по стезе семейного бизнеса.
– Я думала, что ваш семейный бизнес – это рудники. – Ана постоянно говорила о серебре Даченко.
– Это было в прошлом веке. А дедушка Теодор сделал семейным бизнесом право. И слава богу. Можете себе представить, как я кашляю, пробираясь по серебряному руднику?
Пейшенс рассмеялась. Его среда – костюмы от модельера и богатое общество.
– Вы сказали, что вас направили в семейный бизнес. Выходит, вы сами этого не хотели?
– Иногда начинаешь заниматься чем-нибудь и сам не понимаешь, как получилось, что ты втянулся, – пожал плечами он.
Пейшенс это тоже касалось, хотя его жизненный путь далек от ее собственного.
– Вам, по крайней мере, это нравится?
– Большей частью – да. Но бывают дни, когда я жалею, что я не в шахте.
– Давайте без обид, но я полагаю, что плохой день богатого юриста не совсем то, каким бывает плохой день у бедной прислуги.
– О, не будьте так уверены, – заметил он. – Вы никогда не занимались брачным контрактом вашей сводной бабушки.
Тут девушка за прилавком выкрикнула их заказ, и Стюарт вылез из кабинки, оставив Пейшенс думать над его ответом. Через минуту он вернулся с подносом еды. От запаха жареного мяса у нее забурчало в животе. Пусть ресторанчик «У Эла» не отличается чистотой, но бургеры здесь отменные.
Они поделили бургеры и картофель фри, а потом Пейшенс спросила:
– Разве составление брачного контракта такое ужасное дело? Это же не мытье туалета или что-то в этом роде?
– Вы бы так не говорили, если бы знали бабушку Глорию.
– Сурово.
– Это еще недостаточно сурово, – ответил Стюарт, откусывая от бургера.
Ага, выходит она не единственный человек, с которым у Стюарта проблемы. Возможно, он вообще не любит чужаков в семье. Или только женщин-чужаков?
– Но может что-то ее оправдывает? Ну, например, если ваш дедушка ее любил…
– Дедушка Теодор хотел ее. Это большая разница.
– И она, возможно, его хотела, – ответила Пейшенс. Почему она защищает незнакомую Глорию? Может, потому, что тем самым хочет улучшить собственную репутацию в его глазах.
– Ей были нужны капиталы Даченко. – Нельзя было не заметить яда в его голосе. – Она устремилась к деньгам со скоростью реактивного снаряда. Ей было безразлично, от кого получить деньги или кому она при этом причинит боль.
А кому? Судя по горечи в его голосе и по искаженному лицу, было ясно, что он чего-то недоговаривает.
– Эта Глория… чудовище какое-то.
– О, первосортное. Я говорил, что ей только что исполнилось тридцать четыре года? – неожиданно добавил он.
– Тридцать четыре?
– Угу.
– Разве ваш дедушка не умер…
– Десять лет назад, – уточнил он. – Мой дед умер десять лет назад.
Выходит, Глория… Пейшенс наморщила лоб, делая подсчеты.
– Поняли? И теперь я навечно увяз в ее делах.
Пейшенс сделала большой глоток колы. Его откровения вызвали у нее массу вопросов, но эти вопросы она не имела права задавать – не ее это дело. Тем не менее она не удержалась:
– Ана почти ничего не говорила о своей семье… о других членах семьи помимо вас.
– Так уж получилось, что Ана и дедушка Теодор не любили друг друга. Насколько я понимаю, они не разговаривали лет сорок или пятьдесят. Все были поражены, когда она приехала на его похороны. Она заявила, что сделала это исключительно из-за уважения ко мне.
– Ну и ну. – Не разговаривать с родным братом десятилетиями? Она не могла прожить, не поговорив с Пайпер два-три дня. – У них, должно быть, была крупная ссора.
– Я тоже в этом уверен. Я как-то спросил у Аны, но все, что она сказала, – это то, что дедушка Теодор украл ее счастье.
– Каким образом? – Для Пейшенс Ана представлялась одной из самых довольных жизнью людей.
– Не могу этого понять. Помню, что мой отец как-то ворчливо произнес, что деду следовало поступить по совести и что все случившееся – его вина. Но пока Ана не захочет рассказать, что же было, мы так ничего и не узнаем.
– Бедняга ваш отец. Похоже, что он оказался между двух огней.
– Это длилось не долго. Он… – Стюарт опустил глаза в тарелку с едой. – Он и мама погибли в автокатастрофе. Мне тогда было четырнадцать.
Пейшенс охнула. Зачем она начала этот разговор!
– Сочувствую.
– Это было давно.
Время ничего не значит. Что может быть хуже того, чем когда у тебя выбивают почву из-под ног, а ты уже не знаешь, на каком ты свете, что произойдет дальше и кто тебя поддержит, если ты упадешь? На долю Стюарта выпали страдания, когда он был еще подростком, но он их пережил, выстоял и защитился от окружающих замкнутостью.
Как и она. Никого нельзя заставлять повзрослеть, пока ты к этому не готов.
И опять, словно она произнесла свои мысли вслух, Стюарт поднял голову и сказал:
– Рискну предположить, что вы повзрослели раньше, чем я.
Если бы только он знал… На долю секунды ей захотелось рассказать ему все: ей показалось, что он ее поймет. Но этот порыв тут же заглох. Он никогда ее не поймет. Они вышли из разных миров. Богатство против бедности. Чистота против грязи. Сидя здесь с ним и разговаривая о детских потерях, можно на минуту забыть об этом.
