Мелани Милберн - Забытый брак
Что-то мелькнуло в глубине его глаз, словно Хавьер, как опытный шулер, мысленно тасовал колоду карт, выбирая подходящую случаю.
— А как ты думаешь? — будничным тоном спросил он. — Поверь, я не принуждал тебя принимать мое предложение. Ты сама хотела выйти за меня.
— Не знаю… — протянула Эмелия. — Может быть, я просто не помню, что меня снедало страстное желание найти мужа. Мне всего двадцать пять…
— Двадцать семь, — поправил ее Хавьер.
— Т-точно. Двадцать семь…
Я захотел тебя в тот самый момент, когда увидел сидящей за роялем. — Кончиками пальцев он приподнял ее лицо за подбородок. — Нас потянуло друг к другу с первого взгляда. Не было смысла откладывать то, чего мы оба так желали.
Глядя в завораживающую темноту его взгляда, Эмелия ощутила, как внутри зарождается желание. Значит, так оно и было в тот самый первый раз? Зов плоти, неукротимая сила, которая поглотила весь имевшийся в ее распоряжении здравый смысл?
— Как скоро… — она сглотнула, — мы стали спать вместе?
— Попробуешь догадаться? — спросил испанец хрипловатым, дразнящим шепотом, поглаживая большим пальцем ее нижнюю губу.
— Я не из тех женщин, которые прыгают в постель на первом свидании.
— Похоже, на этот счет у тебя нет никаких сомнений, — подначил он.
Глаза Эмелии расширились от ужасного подозрения.
— Ты же не хочешь сказать, что я…
— Не хочу. — Хавьер убрал руку от ее лица. — Честно говоря, я был потрясен твоим поведением. Из всех женщин, с которыми я встречался, ты одна сказала мне «нет».
Эмелия мысленно вручила себе медаль. Отказать такому мужчине, как Хавьер, нелегко.
— И что, мой отказ раззадорил тебя, ты принял вызов и решил меня завоевать?
Он расплылся в ленивой улыбке:
— У меня были и другие причины.
— Ага. — Эмелия снова взглянула на фотографию. — Полагаю, первой брачной ночи мы дожидаться не стали.
— Не стали.
Эмелию потрясло, какой мощный пинок ее воображению дали два коротких слова. Она вся подобралась, представив, как Хавьер обладал ею. Грудь покалывало от возбуждения, в животе что-то трепыхалось, как вывешенное на улице белье в ураган, сердце бешено колотилось. Но это были лишь фантазии, допущения. Ее память молчала. Эмелия чувствовала себя обманутой, она боялась, что воспоминания о самых знаменательных моментах ее жизни никогда к ней не вернутся.
— Знаешь, что забавно? Некоторые люди — мой отец, например, — отдали бы что угодно, лишь бы стереть из памяти дни своих свадеб… А я стараюсь вспомнить и… не могу…
Голос сорвался, и она спрятала лицо в ладони, стыдясь, что не смогла совладать с эмоциями.
— Не плачь, querida. — Хавьер нежно погладил ее по плечу.
Его ласковый утешающий тон лишил Эмелию остатков самообладания. Захлебнувшись рыданиями, она инстинктивно прижалась к широкой груди мужа, обняла его за талию, уткнулась носом в его рубашку, вдохнув терпкий мужской запах. Их бедра соприкоснулись. Эмелия почувствовала, как набухает, наливаясь желанием, его член, ощутила ответную реакцию своего тела: сладкую боль в низу живота и ускорившийся пульс…
Одной рукой Хавьер начал поглаживать ее затылок. Когда он заговорил, его глубокий голос отдался в ушах Эмелии эхом мягких звуков органа в пустом соборе.
— Ш-ш, mi amor. Не нужно расстраиваться, не нужно плакать. Слезами делу не поможешь.
— Но я хочу вспомнить! Девушка должна помнить день своей свадьбы! Что это за жизнь, если в ней не хватает таких важных кусков?
Хавьер отвел прядь волос, упавшую на лицо жены, серьезно взглянул в ее заплаканные серо-голубые глаза.
— Посмотри на это с положительной стороны. Ты забыла не только хорошее, но и плохое — то, что стоило забыть.
Он вытащил носовой платок и, свернув его чистым уголком вверх, осторожно промокнул дорожки слез на щеках Эмелии. Это неожиданное проявление нежной заботы никак не вязалось с его недавней отстраненностью. «Возможно, он все-таки смирился с тем, что стал для меня чужим», — понадеялась Эмелия.
— А что мне стоило забыть? — спросила она.
— Браков без ссор не бывает. — Хавьер спрятал платок в карман брюк. — Мы с тобой спорили, временами — довольно горячо. Я рад, что ты этого не помнишь.
— О чем мы спорили?
Испанец пожал плечами:
— Как правило, о мелочах. Делали из мух слонов.
— И кто обычно извинялся первым?
— Я не очень умею признавать свою неправоту, — ответил Хавьер, помолчав. — Возможно, я похож на отца больше, чем мне бы хотелось.
Он открыл перед ней раздвижные двери большой гардеробной.
— Все твои вещи здесь. Надеюсь, они помогут тебе почувствовать себя дома.
Эмелия прошлась недоверчивым взглядом по рядам элегантных дизайнерских туалетов на вешалках, выставке дорогой обуви и сумочек на полках. Тесные даже на вид мини-платья и туфли на высоченных шпильках просто не могли принадлежать ей, Эмелия никогда в жизни не носила ничего подобного.
— А где все твои вещи? — спросила она, указывая на пустоту в другой части гардеробной.
— Я попросил Алдану на время перенести их в одну из свободных комнат.
Эмелия не удивилась чувству облегчения, а вот примешавшаяся к нему нотка разочарования стала для нее сюрпризом.
— Значит, ты не хочешь, чтобы мы снова начали… хм… спать вместе прямо сейчас?
Хавьер вопросительно выгнул широкую бровь:
— Насколько я помню, ты утверждала, что не имеешь привычки спать с незнакомцами.
— Технически мы знакомы, — чопорно сказала Эмелия, заподозрив, что он решил ее подразнить. — Предъявленные тобой доказательства убедили меня, что ты — мой муж.
Теперь насмешка в его блестящих черных глазах стала очевидной.
— Ты приглашаешь меня переспать с тобой, Эмелия?
Она запаниковала:
— Н-нет… пока. То есть нет. Я еще не готова, и это будет несправедливо по отношению к тебе.
Протянув руку, Хавьер намотал ее локон на палец и потянул к себе, пока Эмелия не почувствовала первые уколы боли.
— А вдруг это воскресит твои воспоминания? Ты так не думаешь, querida! Как знать, может, твое тело запомнило меня лучше, чем голова?
Эмелия едва могла дышать. Они стояли так близко, что тепло его тела обжигало ей грудь даже через два комплекта одежды. Ее соски напряглись и заныли, укромный уголок между ног пульсировал жаром. Ее тело недвусмысленно давало понять, что желает более плотного, более интимного контакта. Бедром, прижатым к его промежности, Эмелия ощущала, что тело Хавьера желает того же.
Хавьер провел подушечкой большого пальца по ее губам, повторяя их очертания.
— Такой красивый рот, — промурлыкал он своим низким сексуальным баритоном. — Сколько раз я целовал эти губы, а они целовали меня! Как жаль, что ты забыла все те восхитительные вещи, которые проделывал со мной твой прелестный пухлый ротик.
