Соседские войны (СИ) - Чар София
Впрочем, пока я размышляла о плюсах подруги, она резво продемонстрировала минус.
– Эй, ты вообще-то худеешь! – возмутилась я, провожая взглядом последний кусочек хлеба, который Дина бессовестно умяла.
Вот так и оставляй провиант без присмотра.
– Я не худею, а ограничиваю питание до необходимого. Смысл не есть вообще ничего вредного? Как по мне, можно, но понемногу. – нравоучительно протянула она и задумчиво прищурилась. – Хотя, может, с хлебом стоит завязать, может, хоть тогда мой жирок куда-то денется…
Зря я решила заменить хлеб глотком чая. Очень даже зря. Чай пошел не в то горло, и на минуту я выпала из беседы, просто подавившись.
– Дина, ткни мне пальцем, где у тебя жир, в каких местах? – мрачно осведомилась я, искренне пытаясь определить локализацию пирожковых отложений.
Попытка закончилась ничем, отложения проявляли чудеса мимикрии.
– Как «где»? Везде! Я, что, в зеркале не вижу? – возмутилась Дина, вызывая у меня острое желание избавиться от всех зеркал в доме.
– Ану ша! Не смотри больше в зеркало, и проблема решена. – вскинув руку, торжественно провозгласила я, взявшись собирать со стола опустевшую посуду.
Снова рассмеявшись, подруга отмахнулась от меня. В этом вопросе у нас всегда были диаметрально разные позиции, и сдавать свой пост не спешил никто.
Что может быть хуже сельскохозяйственных работ на даче? Вообще многое, но для меня апогеем адовых испытания была уборка. Только за зиму наше семейство и друзья семейства умудрялись захламить небольшой домик массой хлама «на потом». При этом на какое «потом» рассчитывали, отправляя сюда погнутое колесо, ящик пустых бутылок и одинокий сандаль, представляла я слабо. Каждый год, приезжая сюда, мы дружным отрядом переквалифицировались в геологов и проводили раскопки залежей бесценного хлама. Каждый год почти все дружно отправлялось на свалку, и каждый год проклятые залежи все равно восстанавливались общими усилиями династии Плюшкных.
– Диныч, а нам этот завал макулатуры сильно нужен? – тоскливо уточнила я, заталкивая в мешок коробку, набитую аккуратно уложенными фантиками.
Спасибо вам, дядя Валера, без этой пачки фантиков мы бы не выжили точно. Никогда и ни за что.
– Мария Львовна, это не макулатура, а методические наработки! – нравоучительно ответила она, но на стопку папок и тетрадей, сложенных на столе, покосилась как-то не шибко уверенно.
– Так не все ведь, вдруг часть из этих «наработок» устарели и не нужны? Устроим костер… – чувствуя, что предложение попало на благодатную почву, мечтательно протянула я.
Да-а-а, все годы учебы я лелеяла одну большую мечту: собрать все конспекты, папки, зарисовки, сложить их во дворе и сжечь. Под песни и пляски с бубном сжечь. Увы, мечта так мечтой и осталась. Заменять занятия у подрастающего поколения биологов со своими наработками оказалось достаточно удобно, и аутодафе для них пришлось отложить на неопределенное время.
– Хорошо, давай посмотрим, что можно выбросить. – не особо упорствуя, все же согласилась Дина.
Инициатива, как известно, наказуема. Это я поняла через час, когда уборка намертво загрузила, а стопка с «не трожь, пригодится» уверенно росла в противовес «ну, это можно выбросить». Отчаявшись отвоевать у Дины лишний листок, я плюнула на все и, забравшись на стол, раскрыла ближайшую папку.
Кто же знал, что именно она заставит меня по-новому взглянуть на подругу?
– Эм, Диныч, таки ты еще тот маньяк… – задумчиво протянула я, отвлекая подругу от разбора тетрадей.
– Это еще почему? – возмутилась она.
Вместо ответа я со смешком вручила подруге папку с отчетом по ее летней практике. Раскрытая на странице с играми, которые она должна была бы проводить с детьми, папка живо заинтересовала меня аккурат после того, как я все же вышла из ступора.
– Ну, и что не так? Игры на свежем воздухе, «Паровозик». Главное условие… – поперхнувшись, Дина рассмеялась, едва не выронив папку. – …все участники на коньках.
Едва выговаривая сквозь смех, Дина захлопнула папку, обняв ее.
– Летом, на коньках? Дина, ты – маньяк! – тоже не сдержав смеха, я просто выхватила макулатуру.
Да, пожалуй, иногда полезно разбирать старые записи – столько всего интересного можно найти! Но каким бы веселым это занятие не было, на него мы убили слишком много времени.
К моменту, когда мешки с хламом были укомплектованы на улице стемнело.
В который раз убеждаюсь, что бабки – зло. А сторожевые бабки – отдельный подвид зла травмоопасного. Какие там ужастики, какой экстрим? Попробуйте в темноте пройти с мешком за плечами мимо двора такой бабули! Получите и заряд бодрости, и ударную дозу иглоукалывания от самодельной метлы из чего-то колючего. Каюсь, «из чего», в темноте разглядеть не смогла, не до того было.
– Да, баб Клав, Маша это, Маша и Дина, мусор выносим! – спасаясь от второго прицельного удара метелки, рявкнула я.
– Кака Маша? – подозрительно уточнили из зарослей смородины.
Как залезла еще туда, кочерыжка?!
– Соседка ваша, Москаленко! – так же резко рявкнула я, чувствуя, как печет зад и ноет плечо под тяжестью мешка.
И все бы ничего, да где-то справа от меня то и дело раздавались звуки сдавливаемого хохота. Динка, зараза эдакая, никакого сочувствия к пострадавшему тылу!
– А, Дашкина доча? Так чё шляешься тут? Шастают тут всякие, шастают, отдохнуть бабушке не дают! – не прекращая ворчать, страж порядка захрустела ветками, возвращаясь в глубокую засаду.
Господи, когда уже ей исправят телевидение?! Бабка без телевизора – зло тройное.
Мрачно поправив мешок, я оглянулась на Дину:
– Изверг!
Надежда пристыдить негодяйку успехом не увенчалась, подруга в ответ расхохоталась, не сдерживаясь. Вот оно – сочувствие педагога! А еще биологов жестокими называют.
Казалось бы, зачем взрослому и образованному человеку бояться темноты? Но либо я недостаточно взрослый, или, может, не шибко образованный, но темноты я все же боюсь. Почти никогда ночью без телефона не выхожу, хотя обычно объясняю это тем, что просто не хочу споткнуться. Верят мне или нет, уж не знаю, но говорить, что от любого шороха у меня обычно волосы дыбом стают, не хочется. Вот оно, последствие детских страшилок.
Прогулка по сельским достопримечательностям ночью – вообще отдельная тема и отдельный удар по моей психике. Но деваться некуда и приходится идти, по пути вспоминая все деревенские легенды.
Зябко кутаясь в халат, я быстрым шагом обошла дом, возвращаясь под спасительную крышу. По дороге старалась даже головы не подымать. Еще бы – в прошлый раз, когда кота на крыше увидела, едва ежика не произвела, а ору-то сколько было... Хотя, где-то в глубине души я все еще считала, что это не совсем кот был…
Ай, ладно, после бутылки абсента чего не привидится. Но сейчас-то я трезвая, значит, все нормально. Надеюсь.
Шорох травы за спиной совсем рядом со мной вынудил тихо ругнуться и почти влететь в дверь дома, захлопнув ее за собой. Напряженно прислушиваясь, я ощутила, как по спине пробежал холодок. Вот тебе и нормально, вот тебе и трезвая, что за черт…
Додумать, что же все это могло быть, я не успела. В дверь вполне определенно и четко поскреблось что-то. В горле разом пересохло, колени подкосились, сознании так некстати протяжно завыло «Аве-Мария». Между тем царапанье за дверью становилось все громче, настойчивее, пока вдруг не затихло. И если кто-то думает, что я, снедаемая любопытством, открою – ничего подобного! Я идиот, но не настолько. С трудом отклеившись от двери, к которой прислонилась, я дрожащими руками быстро закрыла ее на крючок. Чуть переведя дыхание, я уже привычно включила подсветку на телефоне и побрела в комнату.
Все, памперс мне, ни в жизни на улицу ночью! Немного успокоившись, я побрела к комнате, стараясь не шуметь. Из-за высоких потолков акустика была чудесной, и мои скрипящие суставы вовсю аккомпанировали каждому шагу. Памятуя, что одна из половинок двери проходной комнаты очень уж любит внезапно открываться, я быстро подняла телефон, снова едва не схватив инфаркт. Свет отбился в зеркале, которое висело справа от двери, изрядно дернув мою потрепанную нервную систему.
