Сюзанна Форстер - Непорочность
Мэри Фрэнсис лежала на атласных простынях и со смущением и интересом наблюдала, как Уэбб раздвигает полог. Он брал в руки одно полотно за другим, и тончайшая ткань превращалась в облачка, снимаемые с неба. Раздвинув полог, Уэбб натянул на себя пижамные штаны цвета кофе. Глядя на него, Мэри Фрэнсис решила, что он похож на одного из мифологических героев древних римлян с молниями вместо волос и алмазами в глазах – эдакий полубог, играющий в космосе.
– Зачем ты это делаешь? – спросила она. Сердце у нее то бешено колотилось, то замирало.
Уэбб, перекрутил полотна, сделав из них несколько шелковистых жгутов.
– Это для тебя, – отозвался он. – Если ты решишься на то, что я тебе предложил, обязательно будут мгновения, когда ты подумаешь, что хочешь, – чтобы я прекратил.
– Я подумаю – что? – Она еще ни на что не согласилась, а он уже начал подготовку, так ничего и не объяснив. – Почему ты не говоришь, что собираешься сделать? Тогда я точно буду знать, захочу ли, чтобы ты остановился, или нет. А может, мне даже не захочется, чтобы ты начинал.
Уэбб приподнял одну бровь и насмешливо посмотрел на нее.
– Потому, что все дело в доверии. Если ты решишься на это приключение, то будешь действовать вслепую, ничего не сможешь утаить, придется полностью положиться на меня. Обряд силен соблюдением правил: чем он древнее, тем важнее эти правила и их соблюдение. Если правила не соблюдаются или нарушаются, обряд теряет свою силу.
– Как это?
Он не ответил, и Мэри Фрэнсис восприняла это как дурной знак. Уж кто-кто, а она хорошо знала силу обрядов и важность соблюдения правил. Они составляют существенную часть религии, в которой она воспитана, да и в любой другой.
– Откуда тебе столько известно о древних обрядах?
Он положил жгуты В изножье кровати – шесть штук параллельно.
– Я же имею дело с антиквариатом, – отозвался он, окидывая ее взглядом, словно примериваясь. – Моя работа связана со стариной, арканами Таро, их тайной властью. Очень многое из этого использовалось в тех или иных культах.
Рядом с кроватью стоял плетеный буфет. Продолжая говорить, Уэбб взял с него поднос, потом что-то достал из ящика. Мэри Фрэнсис увидела свечи и небольшую бронзовую ступку, напоминавшую урну для благовоний. Уэбб положил на поднос что-то еще, но Мэри Фрэнсис не удалось рассмотреть, что именно.
– У каждой иконы – свое происхождение, объяснял Уэбб, – у каждой статуи плодородия своя легенда. Я обязан знать все эти легенды, а не только, в чьих руках побывали вещи.
– Так… ты занимаешься этим часто? – спросила Мэри Фрэнсис, не удержавшись. – Часто совершаешь обряды?
Стоя к ней Спиной, Уэбб что-то насыпал в бронзовую урну и зажег под ней огонь. Небольшая заминка подсказала ей, что он улыбается.
– Не часто, – ответил он. – Только если подвернется девственница.
Она накрылась простыней. Воздух в комнате уже начал наполняться сильным ароматом, напоминающим запах сандалового дерева, у Мэри Фрэнсис закружилась голова.
– Ты сказал, что я, возможно, захочу, чтобы ты остановился, полагаю – это из-за боли. Что случится, если я попрошу тебя остановиться?
– Такой боли, как ты думаешь, не будет, обещаю. – Ты испытаешь совершенно новые ощущения, очень острые. Они принесут наслаждение, которое невозможно описать. Неземное блаженство. Но выдержать его нелегко, ты вполне можешь начать сопротивляться, а это уже опасно.
– Опасно?
– Помнишь «Цин Куэй»? Тот самый, который ты применила ко мне? В смеси с другими травами его используют как наркотическое вещество, он вызывает приятные ощущения. Мне понадобится совсем немного этой смеси, только чтобы обработать вот этот кончик.
Теперь Мэри Фрэнсис разглядела предмет, который не увидела раньше. Это был обрядовый кинжал в ножнах. Уэбб поднял кинжал, чтобы она могла лучше разглядеть его. У Мэри Фрэнсис перехватило дыхание. Это был тот самый кинжал, который она покрыла восточным снадобьем и оставила на полу, чтобы он увидел его и дотронулся. Тот самый, который он называл «Змеиный глаз».
– О Боже! – тихо вырвалось у нее. Дыхание перехватило, она впилась глазами в Уэбба. Да, он самый красивый и опасный мужчина, воплощение зла. Он сам признался в этом. Она до сих пор не знает, какое отношение он имеет к смерти Брайаны, не знает, почему он упустил свой шанс у Кордеса, чтобы спасти ее. Уэбб сказал, что у него не было выбора, и Мэри Фрэнсис поверила этому. И все же в нем еще много темного, что вызывает у нее страх, не дает почувствовать себя в безопасности. Это похоже на исследование пещеры с факелом в руках: красота ослепляет, но кто знает, что ждет за поворотом.
Уэбб Кальдерон – последний, кому следовало доверять свою девственность или жизнь. Однако он единственный, кто дает ей возможность испытать новые ощущения. Они связаны непонятными узами, он и она, на плохое и хорошее, навеки, до последнего вздоха.
Мэри Фрэнсис знала это.
Яркий солнечный луч коснулся Уэбба, на лице заиграли блики.
– Прежде чем мы начнем, я должен узнать кое что о тебе.
– Что именно?
– Каким грехом ты запятнала себя? Я должен знать, что ты совершила.
Мэри Фрэнсис не знала, как объяснить. Она предчувствовала, что он обязательно спросит об этом, но от этого объяснение не становилось легче. Она никогда и ни с кем не говорила об этом по одной простой причине: ее слова наверняка истолковали бы неверно. Люди гораздо нетерпимее к другим, чем к себе.
– Поцелуй. Это был всего-навсего невинный поцелуй.
– Твои поцелуи далеко не невинны, Ирландка, несмотря на то что я сам когда-то думал иначе.
Резкость его тона подсказала ей, что он уже мысленно выстроил предположение в голове, и это предположение совершенно расходится с действительностью.
Голос Уэбба прозвучал жестко, и она мудро решила не поднимать на него глаз. Предстояло и так не легкое объяснение, не хватает еще, чтобы он слушал ее глазами.
– Это не то, что ты думаешь, – заговорила она. – Это случилось в монастырской больнице.
– В монастырской больнице?
Она кивнула и продолжила, зная, что если остановится, будет еще труднее.
– Те из нас, кто осваивал профессию медсестры, дежурили в больнице. Это была однообразная работа, у меня оставалось много времени на занятия. Однажды ночью одна из новеньких послушниц попыталась сбежать. Она не ушла дальше монастырской ограды и где-то спряталась. Ночь была ужасно холодной. К тому времени, когда ее нашли, она посинела от холода. Ее оставили со мной в больнице, но я не знала, как ей помочь. Она была такая худенькая!.. Я испугалась, что она умрет, и…
– Ты прижалась к ней? – опередил он Мэри Фрэнсис.
– Да, я обняла бедняжку, попыталась согреть ее и унять дрожь. Она расплакалась, прильнула ко мне, – о думаю, прежде всего из благодарности. Все бы ничего, но мы так и уснули вдвоем, обнявшись, а монахиня нас увидела.
