Труди Пактер - Экранные поцелуи
Сосредоточившись, крепко сжав губы, она проводила коричневым карандашом вдоль линии глаз. Да, это будет ее лучшая роль.
Для Боба Делани секс с Клаудией был как пир по-китайски. Садишься за стол зверски голодным, наедаешься до отвала, а через час снова так же голоден. Клаудиа оказалась потрясающей женщиной — умной, тонкой, понимающей, великодушной. Он еще не встречал женщины, которая бы так щедро дарила себя. Теперь, объявив ему о своей любви, она стремилась отдать всю себя без остатка.
Ее друзья стали его друзьями, так же как и все ее приемы и званые вечера. Он присутствовал на обедах «в узком кругу» с руководителями студий, на приватных съемках с Клинтом Иствудом и Джейн Фонда, на вечерах с банкирами Уолл-стрит. В роли самого близкого друга Клаудии Грэхэм он повсюду встречал радушный прием. Это кружило голову. До знакомства с Клаудией, будучи независимым продюсером, он постоянно с кем-то боролся, преодолевал чье-то сопротивление. Он всегда трудился как вол, и, тем не менее, студийные боссы постоянно давали ему понять, что его здесь только терпят. Теперь его повсюду встречали как самого желанного гостя.
Вначале они с Клаудией встречались каждый вечер. Порой он чувствовал, что все происходит слишком стремительно. Хотелось побыть хоть какое-то время вдали от нее, наедине с собой. Но каждый раз, когда он пытался найти какую-нибудь отговорку — будь то желание пораньше лечь спать или деловая встреча, — она приходила в отчаяние.
— Я тебе надоела. Я знала, долго это не продлится — слишком уж все хорошо.
В конце концов, он перестал сопротивляться. Клаудиа нуждалась в его присутствии постоянно. Ей необходим был кто-то, кто бы заботился о ней, сопровождал на вечера и приемы, удовлетворял ее в постели. Все это теперь выпало на долю Боба Делани.
Ей понадобилось две недели, чтобы переселить его в свой дом. Вначале он каждое утро уезжал к себе домой — принять душ и переодеться. Потом она настояла, чтобы он перевез к ней в гардеробную несколько своих костюмов. Однажды утром, войдя в ванную, он обнаружил там новую бритву «Ремингтон», именно такую, какой он обычно пользовался, гель для душа и шампунь, тоже его любимые.
— Клаудиа, ты слишком добра ко мне, — попытался он протестовать. — У меня дома все это есть.
Она одарила его своей самой сияющей утренней улыбкой:
— А теперь у тебя все есть здесь. Так что не надо ездить домой.
Они никогда не обсуждали никакие бытовые подробности, Клаудиа не желала об этом говорить. Постепенно благодаря ее усилиям ему становилось все труднее отлучаться домой. Кончилось тем, что однажды он явился к ней с полным чемоданом вещей. Она осыпала его поцелуями.
— Ты даже не представляешь, как я счастлива!
Она повела его в свободную комнату с гардеробной, где все было подготовлено к его приходу: ряды деревянных вешалок для пиджаков, полки и ящики для белья и рубашек, пресс для брюк и даже изготовленные на заказ держалки для ботинок и туфель.
У Делани появилось такое чувство, что его купили. Целиком. Все полностью оплачено.
Она кинулась ему на шею, как ребенок:
— Я так старалась тебе угодить!
У него было сильное желание сказать, что она перестаралась, но он лишь закусил губу.
— Это великолепно, дорогая.
Когда они прожили вместе уже два месяца, Клаудиа в конце концов заговорила о Рэчел. Однажды вечером, в ноябре, они сидели у бассейна. В воздухе чувствовалась осенняя прохлада, листва на деревьях внизу, в долине, начала желтеть.
У Боба на студии был трудный день, и Клаудиа, как видно, об этом знала: она всячески старалась ублажить его. Услышав звук подъезжавшего автомобиля, она приготовила для него виски — его любимое, бурбон; налила в стакан ровно столько, сколько он любил, и положила в точности такое количество льда, какое требовалось. К виски она подала маленькие бисквиты с черной икрой.
В этот вечер на ней были брюки и мягкий мохеровый свитер, не скрывавший ни один изгиб фигуры. Несмотря на все свои сомнения, Боб почувствовал удовлетворение от того, что он здесь.
В этот момент Клаудиа заговорила о Рэчел:
— Ты никогда мне не рассказывал, из-за чего вы с Рэчел расстались. Я ведь думала, у вас все хорошо.
Впервые за последние два месяца Делани ощутил глубокую печаль. До сих пор ему как-то удавалось отгонять воспоминания о Рэчел. Он заглушал их работой, постоянной деятельностью. Клаудиа отвлекала его своим присутствием. Он почти забыл, что значит любить, быть влюбленным. Теперь при одном упоминании о Рэчел он почувствовал гложущую тоску.
— Может быть, не будем говорить о Рэчел? Ее больше нет, она в прошлом. Разве нельзя оставить ее там?
— Можно, если она там и останется. Но я боюсь, что однажды она вернется и отнимет тебя.
Он мрачно смотрел на Клаудиу.
— Этого не случится. Нет ни малейшей вероятности.
— Почему? — Клаудиа старалась говорить легким небрежным тоном. — Ты что, ей безразличен? Она тебя больше не любит?
Боб с неподвижным лицом смотрел вдаль, на краснеющие верхушки деревьев в долине.
— Может быть, и любит, — произнес он наконец, — но недостаточно для того, чтобы пожертвовать своей карьерой.
Заговорив о Рэчел, он уже не мог остановиться. Неожиданно для себя самого рассказал Клаудии о том, как предложил Рэчел выйти за него замуж и как она согласилась… пока на горизонте не появился спектакль на Бродвее.
— Она знала, как я отношусь к актрисам. Я говорил ей об этом в первый день нашего знакомства. Она понимала, что должна сделать выбор между карьерой и замужеством: нельзя иметь и то и другое.
— И она выбрала театр. Меня это не удивляет.
В нем шевельнулось любопытство.
— Почему?
Некоторое время она молчала, как будто борясь со своей совестью.
— Ты ведь знаешь, одно время мы с Рэчел были дружны.
Он кивнул.
— Так вот, в то время мы ездили к одной предсказательнице. Она жила в деревне на Бали. Сумасшедшая старая китаянка по имени мадам Чонг. Представления не имею, где Рэчел ее отыскала. Я, честно говоря, не хотела к ней ехать, но Рэчел была непреклонна. Она непременно хотела знать, что ждет ее впереди, и настаивала, чтобы я тоже поехала — для компании. Бог свидетель, она нуждалась в подруге. По крайней мере, я тогда так думала. — Клаудиа помолчала. — В общем, мы подъехали к лачуге, где жила эта мадам. И тут случилось нечто странное. Она стала гадать на картах и велела, чтобы мы обе при этом присутствовали. По-видимому, на картах складывались две жизни, и она не могла понять, какая из них чья. Я хотела уйти, мне все это не понравилось. Но Рэчел не позволила. Она решила выслушать все про обе наши жизни. Сказала, что догадается, какое из гаданий относится к ней.
