Дороти Иден - Винтервуд
У матери Джонатона было серьезное сердечное заболевание, и она едва ли могла рассчитывать долго прожить. Так почему бы ей не выдать себя за покойную контессу, которая лежала наверху в ожидании похорон? Собственно говоря, она уже начала выдавать себя за нее, так как доктору, который лечил контессу и подписал удостоверение о ее кончине, сообщили, что его пациенткой была миссис Амелия Спрот. Инициатором обмана был Джонатан. Он предвидел, что Шарлотта согласится с его мнением: было бы безобразием уступить все это громадное состояние каким-то филантропам. Оно по праву принадлежит Шарлотте и, конечно, ему, Джонатону, за его помощь в осуществлении столь дерзкого замысла. Правда, он обещал не быть особенно жадным. Он говорил, что потребует для себя небольшую долю, ну, может, каких-нибудь двадцать тысяч фунтов. Получив эти деньги, он навсегда исчезнет из жизни Шарлотты. Она может на него положиться.
Так состоялись похороны, выданные за погребение миссис Спрот. Новая тетушка Тэймсон ожидала в своем палаццо, чтобы ее отвезли в Англию. Перед ней стояла только одна важная задача — научиться подражать почерку контессы. Ей пришлось здорово попрактиковаться. Все остальное было просто. Она получала громадное удовольствие от того, что может носить дорогие платья и драгоценности и готовиться умереть контессой. Правда, вначале она побаивалась. По всей видимости, ее запугивал собственный сын, но разыгрывание театральных сцен вообще-то было ей по душе, и она получала какое-то нездоровое удовольствие от исполнения отведенной ей роли.
Однако произошла одна вещь, которой никто не ожидал: заговор Шарлотты начал вдруг казаться тетушке Тэймсон слишком противным, она прониклась презрением к Эдварду как к избалованному, грубому мальчишке, и полюбила Флору.
Когда ее сын приехал навестить ее в Винтервуд, она поссорилась с ним из-за его алчных претензий. Это побудило ее внезапно принять решение начать свою собственную игру. Пусть Флора, это чувствительное искалеченное дитя, получит состояние, которым она, Амелия Спрот, вовсе не вправе была распоряжаться.
Когда ее план был успешно осуществлен и завещание признали законным, Джонатан в бешенстве все равно стал настаивать, чтобы ему выдали причитающуюся долю. Шарлотта должна была сделать это любым путем, в противном случае он ее разоблачит и дело не ограничится тем, что ей будет предъявлено обвинение в уголовном преступлении, — все это громадное состояние навсегда будет потеряно для семьи Мерионов. Между тем, если Флора умрет в результате какого-нибудь несчастного случая, сатанински нашептывал Джонатан, — а она ведь всего лишь никому не нужная несчастная калека, — деньги останутся в семье и ими можно будет воспользоваться.
Когда неуклюжее покушение на жизнь Флоры провалилось, Шарлотта просто заболела от всего этого и попыталась умилостивить Джонатона тем, что отправилась в Лондон, забрала из банка свои драгоценности и отдала их ему, чтобы он их продал в Нью-Йорке. В Нью-Йорке есть богатые люди — новые железнодорожные и нефтяные магнаты, которые платили большие деньги за настоящие фамильные бриллианты и увешивали ими своих жен. Наконец Джонатан, быть может сам немножко струсивший из-за такого опасного заговора, как покушение на убийство ребенка, согласился принять свою мзду и уехать. Однако он отказывался покинуть Винтервуд ранее Рождества, потому что ему надо было довести до конца другое дело, более романтического характера. Он сделал одной даме предложение выйти за него замуж.
Та к что до Рождества они решили веселиться. Шарлотта должна была надевать свои самые нарядные платья, чтобы развеять тоску, а Джонатан постарается эти последние дни в максимальной степени воспользоваться гостеприимством Винтервуда.
Но и на этот раз их планы были нарушены. Начали поступать письма из Венеции.
Кто был похоронен в Венеции? Может, все-таки контесса не умерла?
Шарлотта вначале думала, что эти письма — очередной трюк Джонатона, цель которого напугать ее и заставить выдать ему еще больше денег. Она не сомневалась, что это он тайком пробрался наверх, в комнату леди Тэймсон, и позвонил в серебряный колокольчик: он рассчитал, что служанки испугаются, и в результате ему удалось никем не замеченным выйти из ее комнаты. Но эти письма — дело совсем другое. Они пришли непосредственно из Венеции. Может, его мамаша обманула их и умершая женщина была вовсе не контесса? Действительно ли она должна прибыть в Винтервуд, как о том говорилось в письмах?
Но даже Шарлотта, похожая на призрак и говорившая теперь так, словно была не в силах остановиться, о гробе, драгоценностях, гондолах, отбрасывавших черную тень на синюю воду, об опие, от которого так крепко спится, о беззаботно стрекочущих цикадах, о голосе Джонатона, постоянно звучащем у нее в ушах и предъявляющем к ней все новые требования, даже она не могла дать ответа на последний и главный вопрос. Оставалось только сидеть и ждать, чтобы увидеть своими глазами того, кто может приехать.
Утро казалось бесконечным. Вряд ли, думала Лавиния, проходило пять минут, чтобы кто-нибудь не вскочил поглядеть в окно. Но подъездная дорожка, убегавшая вдаль под голыми ветвями деревьев, оставалась пустой. Дождь все еще шел. С голов сфинксов на террасе стекала вода, на плитах дорожек и в розовом саду стояли прозрачные лужи. День был пасмурный, темный, цвета тусклого янтаря. И хотя во всех комнатах весело потрескивали поленья, в трубах завывал ветер и внутри дома, так же как и за его стенами, царила гнетущая атмосфера.
Лавиния держала Флору в желтой гостиной, и по ее просьбе мистер Буш привел туда же и Эдварда. Молодой человек был очень изобретателен в придумывании всевозможных полезных игр, для которых требовались бумага и карандаш, но в этот раз Флора без всякого энтузиазма согласилась участвовать в этом занятии. Она, так же как и все в доме, пребывала в состоянии мучительного ожидания.
День склонился к вечеру, но звук колес экипажа так и не раздался и на дороге к дому не появилось какой-либо повозки, груженной чемоданами и коробками, принадлежащими таинственному пассажиру. Они явно ждали призрака.
Перед тем как совсем стемнело, Шарлотта потеряла всякий контроль над собой. Она исчезла наверху и спустилась вниз в своей амазонке. Она заявила, что задыхается и что ей необходимо выйти из дома, проехаться верхом.
— Не сходи с ума. На дворе ураган! — воскликнул Дэниел.
— Но я и есть сумасшедшая, — со смехом крикнула она ему в ответ. Глаза ее на белом лице ярко блестели. — Ты всегда это знал. Разве нет, любовь моя?
— Шарлотта, я запрещаю тебе ехать одной.
