Людмила Леонидова - Изумруды для русалки из Сан-Франциско
Секретарша сообщила ей, что мистера Роберта нет на месте, и попросила оставить ее координаты.
Аня расстроенно положила трубку, но звонок раздался буквально сразу.
— Я вас жду, — раздался в трубке голос мистера Роберта. Встреча была назначена в его офисе.
— Вы упрямая женщина, но я готов вам помочь и дать взаймы, хотя в Америке это не принято, — сдержанно произнес он.
В этот раз Аня рассмотрела на столе у мистера Роберта фотографию элегантной немолодой женщины, чем-то похожей на нее саму.
— Однако учтите, — продолжил мужчина, — бизнес есть бизнес. Я не спрашиваю, где вы заработаете эти деньги, но вернуть их должны будете в оговоренный срок. Если не получится, то вы приступаете к работе у меня, и в качестве штрафа за нарушение контракта условия буду диктовать я.
Аня даже не поняла, шутит он или говорит серьезно. Ей было не до этого. Миша нуждался в срочной операции. Она должна была любым способом добыть деньги!
— Я согласна, — поспешно проговорила Аня. И задала наивный, как потом догадалась, вопрос: — Как мы будем оформлять нашу договоренность?
— Никак, — коротко, без комментариев ответил мистер Роберт. — Если вы нарушите свои обязательства, я сам найду вас.
Он улыбнулся. И от этой улыбки девушка похолодела.
6
Получив деньги, Аня позвонила врачу и дала согласие на операцию. Отец Миши ни о чем ее не спрашивал. Она попросила не рассказывать сыну о деньгах, чтобы не волновать его.
Миша лежал в госпитале и долго ждал донора.
После операции его отпустили домой. Он быстро поправлялся, врачи гордились им. Аня думала, что они вот-вот приступят к работе в ресторане. Она рассчитывала договориться с хозяином и попросить у него всю причитающуюся им сумму за год вперед. Часть денег у них с Мишей была отложена на покупку дома. Еще обещал дать отец Миши. Судьба была готова вновь улыбнуться им. И вдруг неожиданно у Миши резко поднялась температура, состояние совсем ухудшилось, и опять ненавистные сирены «скорой», реанимация. И Миши не стало…
— Донор был болен гриппом, хотя ни он, ни его родные об этом не знали. Заболевание только начиналось, когда донор погиб в автомобильной катастрофе. Инфекция через кровь попала в организм Миши, ослабленный после операции. Это и явилось причиной смерти вашего мужа, — ничего не скрывая, честно признались врачи.
Хозяин ночного ресторана, искренне сочувствуя Ане, пробовал подобрать ей другого аккомпаниатора. Но у нее ничего не получалось. Номер развалился.
Она уже не могла, как прежде, выйдя на сцену, ласково обвивать аккомпаниатора руками в длинных черных перчатках. Или, скользя всем телом по роялю, словно плещущиеся за окном ресторана в прибрежных водах океана тюлени, томно заглядывать в глаза партнеру. Публика, которая полюбила великолепно сыгравшуюся пару, не приняла после смерти Миши перемен — ни в манере исполнения Анны, ни в ее отношении к другому партнеру. Она и сама чувствовала, что уже не могла петь.
— Я сожалею, но вы не справились, — давая расчет, сокрушался хозяин.
Аня знала, что так случится, потому что Миша был музыкантом от Бога. Он не только виртуозно играл, но и подбирал весь репертуар. Когда привередливая публика поначалу категорически отвергла их, он сделал попурри из старых американских песен. Не многие американцы любят ретро, они предпочитают идти вперед, но Миша так саранжировал эти мелодии, что исполнители по нескольку раз за ночь повторяли один и тот же номер на «бис». Он научил Аню скетовому вокалу, то есть пению без слов под джазовую музыку. Ане очень нравилась Линн Кери из Лос-Анджелеса, которая в джазовом вокале считалась звездой. Она заслушивалась ее песнями и стремилась ей подражать. Теперь без Миши рухнуло все: жизнь, любовь, карьера. Остался только долг, о котором страшно было подумать. Месяц она пролежала без движения в кровати, оплакивая Мишу, свою несчастную судьбу. За что же обрушился этот злой рок? Просыпаясь ночью, Аня думала, будто все это лишь страшный сон. Она протягивала руку, чтобы дотронуться до Мишиных кудрявых волос, но тут же отдергивала ее от пустой холодной подушки. Этот зловещий холод заползал ей в самую душу. Хотелось прийти на зеленое, как луг, чистенькое американское кладбище без оградок и гигантских памятников и лечь рядом с Мишей у могильной плиты. В одну из таких ночей Ане припомнилась давняя история из детства.
Однажды они с мамой возвращались домой с юга в Москву. На маленькой железнодорожной станции проводник подсадил к ним цыганку с девочкой. Девочка была одного с Аней возраста. Мама обрадовалась, что отдохнет немного от Аниного «почитай или поиграй со мной». Ане очень понравилась маленькая цыганочка. Темные длинные волосы, заплетенные в тугие косы, смуглое лицо, а глаза — будто бусинки. На ней была нарядная и яркая одежда: поверх многослойных разноцветных юбок с оборочками красовался еще более пестрый фартучек. Аня трогала воланы на юбках и тихо завидовала. Она болтала без умолку, не обращая внимания на молчаливую сверстницу. Их мамы мирно беседовали между собой. Потом в купе включили радио — передавали концерт Аллы Пугачевой. Аня, у которой были врожденные вокальные способности, очень любила Пугачеву и сейчас тихо подпевала. Маленькая цыганка продолжала молчать.
— Ты что, Пугачеву не любишь? — спросила Аня, забравшись с ногами на постель и примеряя перед узеньким зеркалом над нижней полкой красивую шаль девочки.
— Она глухонемая, — с грустью отозвалась ее мать. — Вот в Москву едем к профессору, обещали вылечить. Всем табором деньги собирали. А родилась здоровенькой, все в порядке с ней было, и говорить умела, и слышала. Однажды в летнюю ночь мы табор на опушке леса разбили. Палатку неподалеку от дерева поставили. Легли спать. А ночью ураган начался, гром, молнии. Я проснулась — дочки рядом нет. Выскочила из палатки, вижу, она под деревом стоит, а у того вся верхушка полыхает — молния в него ударила. Я кричу ей, а она не слышит. Странная такая стоит, волосы на ветру развеваются, глаза блестят. Сначала думали, что ее оглушило, пройдет. А потом поняли, что не в этом дело: она и говорить после этого не могла.
Они с мамой слушали и печально кивали. Ане было очень жаль девочку, она гладила ее руку, а потом устроила концерт — пела ей разные песенки. Девочка серьезно смотрела ей в глаза, и Ане казалось, что та хотела ей все время что-то сказать.
— Погадай ей, дочка, нагадай что-нибудь хорошее, — попросила ее вечером цыганка.
Девочка понимала мать по движению губ. Она взяла Анину ладонь и, шевеля губами, смотрела то на руку, то на мать. Та кивала ей, тоже, видимо, понимая ее «речь». В конце глаза девочки повеселели, и она опустила руку Ани.
