Георгий Марчик - Тварец культуры
— Он симпатичный и, безусловно, очень одаренный человек. Возможно, сейчас он хотел извиниться и объяснить причину своего, ммм, отсутствия.
— Плевать я хотела на его извинения и объяснения, — вспылила Рая. Хотя она уже успела отомстить Сергею Валентиновичу на упруго-пружинистой тахте (орудием мести, как мы уже знаем, стал писатель, блестяще справившийся с этой ролью и получивший от нее море удовольствия), но еще не успокоилась. — Я его покрывала, — с горечью сетовала она, — оберегала от неприятностей. И вот благодарность. Струсил, сбежал, лох несчастный. Плюнул мне в душу. Подарочками заманивал, а отделывался пустяками. Нет, я этого так не оставлю…
— Не стоит расстраиваться, — посочувствовал писатель, прикидывая в уме, нет ли в ее словах намека на то, что расплачиваться за долги Белых придется ему. Логично — уж если орудием мести был выбран он, то, естественно, что и компенсировать, так сказать, убытки от разрыва отношений с отвергнутым любовником, то есть возместить потери от неполученных подарков тоже должен он. А кому охота расплачиваться за чужие грехи?
— Не понимаю, зачем обещать, если не можешь выполнить свое обещание? — продолжал рассуждать писатель, стараясь завоевать расположение хозяйки и при этом не давая определенных авансов (в отличие от состоятельного фотографа писатель не мог позволить себе широких жестов, будучи постоянно в стесненных финансовых обстоятельствах).
Раечка подошла к писателю и уютно устроилась у него на коленях, обняла за шею и поцеловала в губы, улыбаясь своей счастливой, подкупающей искренностью улыбкой.
— Наверное, лаская женщину, — сказала она, — вы думаете, как будете описывать это в своей книге.
— Смею тебя уверить, — начал было оправдываться писатель, но Рая долгим поцелуем заставила его замолчать. Писатель ощутил как сильно и часто забилось его сердце и понял, что наступает время второго раунда мести. Рая, соскочив с его колен, артистическим жестом сбросила с себя халатик и предстала перед писателем как прародительница Ева перед Адамом. Она приняла несколько театральных поз, которые настолько восхитили писателя, что он, не мешкая, бросился к ней, заключил в свои объятия и вместе с ней низвергнулся в сладкую бездну…
Потом они пили чай с тортом и мирно беседовали.
— Как ты относишься к партии? — спросился Рая. Она, как видим, продолжала свою контрразведывательную деятельность даже, если так можно выразиться, на ложе любви.
— Я отношусь к ней, как и каждый честный и порядочный человек. — Уж кто-кто, а писатель умел говорить обиняками.
— Мне предлагают подать заявление, — любовно оглаживая свою грудь и бедра, сказала с гордостью Рая. — Что ты посоветуешь?
— Поступай так, как велит тебе твоя совесть, — сказал писатель. — Впрочем, это тебе красоты не прибавит, ты и так хороша…
— Почему в вашем кружке много евреев? — спросила Рая, подкрашивая перед зеркальцем губки. — Разве это выгодно?
— Это выгодно всем, — с усмешкой сказал писатель, — кто хочет пообщаться с умными людьми. Других выгод нет.
— Так считает наш директор, — поспешно пояснила Рая. — Я лично ничего против евреев не имею. Среди них тоже попадаются приличные люди. У меня был один приятель с хорошей балдой. Очень даже ничего себе человек. Любил меня.
— У евреев не только балда, но и все остальное не хуже, чем у других, — сказал писатель. — Кстати, и твоему директору не мешало бы походить на занятия кружка — вдруг тоже немного поумнеет.
— На днях он получил письмо, — сказала Рая, — нашел в нем какую-то ошибку и страшно возмутился. Написал ответ: 'Постыдитесь, вы не умеете грамотно писать и хотите работать во Дварце культуры…" Так и написал «Дварец». Представляешь? Кроме этой я исправила еще 12 ошибок.
Писатель засмеялся: «Дварец культуры… Вот такие тварцы учат нас писать…»
— Почитай какой-нибудь свой рассказ, — попросила Рая. — Только короткий. У тебя есть короткие рассказы?
— Охотно, — сказал писатель. — Вот самый короткий. Всего одна строчка. Называется «Нетерпение». Цитирую: «Он едва успел добежать до сортира». Все, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Раечки. Рая недоверчиво улыбнулась:
— Сколько тебе за него заплатили? На туалетную бумагу хватило?
Писатель проснулся рано утром, тихонько поднялся, стараясь не разбудить Раю. Умылся, сварил кофе, подошел к балконной двери. Занимался серый день. По дорожке через скверик напротив дома шли ранние прохожие.
Заспанная Раечка включила видик. Дама в спортивном костюме командовала: «Втянем внутрь половые органы. — Она прижала ладонь к соответствующему месту. — Затем подтянем половые органы вверх, к желудку. Чем подтянем? — спросил писатель. — Веревкой, что ли…»
Белых больше не звонил Рае, но за четверть часа до начала заседания кружка зашел в приемную директора. Рая встретила его настороженно-отчужденно, хотя и окинула быстрым цепким взглядом. В руках Сергея Валентиновича ничего не было.
— Что тебе нужно? — холодно спросила она. Фотографа смутил такой прием. Он попробовал пошутить:
— Почему такой мрачный тон? В ответ прозвучало ледяное:
— Извини, мне некогда…
— Да, но… — сказал Сергей Валентинович. — Я хотел объяснить…
Рая подняла на него взгляд, улыбнулась своей прежней светлой детской улыбкой — на мгновение ему показалось, что все обошлось — сказала мягко и доверительно, как самому задушевному другу:
— У меня есть другой, и я его люблю.
— Так быстро? — только и нашелся что сказать фотограф.
— Да. Как умею.
Говорить больше было не о чем. Сергей Валентинович круто повернулся и вышел из приемной. Однако же на заседание кружка Рая пришла, дружески как свой человек поздоровалась со всеми. Она внимательно слушала выступающих, что-то записывала в блокнот. Все было, как обычно. Шумно, подчас с горячностью обсуждали каждую фразу, руководитель литобъединения степенно подводил итоги вспыхивающих дискуссий, мягко останавливал тех, кто, увлекшись, переходил на крик. Рая тихо, как мышка, сидела в своем уголке и писала. Среди прочих выступал и Белых. У него было затвердевшее лицо, отрешенный, неподвижный взгляд.
Утром следующего дня, едва директор появился, Рая скользнула к нему в кабинет. Тихим голосом, с кротким выражением своего овального ангельского личика она читала:
— Эволюция. Сначала делают ручными, потом подручными. Добро должно быть с кулаками, на худой конец с середняками.
Лысый после каждой фразы ерзал, едва не подскакивал на стуле. Лицо его налилось кровью, глаза округлились.
— Степень свободы зависит от размера клетки. Руки вверх! Единогласно! От смешного до великого один съезд.
