Стелла Фуллмер - Только дружба?
Девон вздохнула. Оставалось надеяться, что эта ночь была такой же невинной, как те, о которых Паркер вспомнил, и ей не о чем беспокоиться. Ей было бы еще легче, не будь голос Паркера таким сексуальным, но в его устах даже колыбельная песня звучала бы обольстительно.
— Скажи, за твоим окном все еще растет старый бук?
Теперь ему нет нужды лазать по деревьям, женщины сами раскрывают перед ним двери... кроме Кори. Паркер вспомнил дверь, которую захлопнули у него перед носом, и в его глазах блеснули льдинки. Жаль, что это не случилось до того, как он выставил себя на посмешище!
— Нет, он засох и его пришлось спилить, — бесстрастно ответила Девон, стараясь не показать, как ее это расстроило.
— Время никого не щадит, — философски заметил Паркер.
Девон украдкой окинула быстрым взглядом его крупную мужественную фигуру. Вот уж кого не назовешь дряхлым! Более того, Девон подозревала, что даже сейчас, будучи в великолепной форме, он еще не достиг поры расцвета.
— Надеюсь, ты не собираешься предаваться ностальгическим воспоминаниям? Могу тебя успокоить: после того, как старое дерево спилили, я посадила несколько саженцев. А еще позволь уточнить: дерево росло за окном бабушкиной спальни, а не моей, и кровать была ее.
Та узкая металлическая кровать, которую они когда-то делили, теперь, пожалуй, не выдержала бы веса Паркера. Девон еще раз окинула взглядом его фигуру. Кто бы мог подумать, что костлявый подросток превратится в крупного мужчину с хорошо развитой мускулатурой! Чувствуя, что у нее почему-то учащается дыхание, она вздохнула и провела кончиком языка по вдруг пересохшим губам. В горле тоже пересохло и саднило, как будто она хотела плакать, только плакать ей больше не хотелось. Девон попыталась взять себя в руки. Одно дело — заметить, что мужчина излучает сексуальный магнетизм, в этом нет ничего особенного, и совсем другое — поддаться влиянию этого самого магнетизма. Женщин, по достоинству оценивших физическое совершенство Паркера, и без нее хватает, незачем пополнять собой ряды его поклонниц. Девон осторожно посмотрела на Паркера: не заметил ли он, как она его разглядывала? Но, оказалось, он смотрел вовсе не на ее лицо — его взгляд был прикован к груди, вырисовывающейся под ночной рубашкой.
— С тех пор изменилось многое.
В его низком глубоком голосе слышалось одобрение. Он поднял голову, встретился взглядом с Девон. Это был взгляд не друга, а мужчины, он подействовал на Девон почти как прикосновение. Ей представилось, что Паркер касается ее кожи теплым влажным ртом, на какое-то мгновение из ее головы улетучились все мысли, ноздри затрепетали, на щеках выступил румянец. В конце концов, разум одержал победу над инстинктами, но победа далась нелегко.
— Но кое-что осталось по-прежнему, — намеренно резко сказала Девон. — Например, твое полнейшее пренебрежение к чувствам других людей.
Это была ложь, и Девон тут же стала лихорадочно вспоминать хотя бы одно подтверждение своим словам. Вспомнила!
— Когда ты убегал из дому по ночам, твои родные небось не находили себе места от беспокойства.
— Если степень тревоги выражается в строгости наказания, то они, наверное, очень беспокоились.
Циничные нотки в его голосе побудили Девон всмотреться в застывшее лицо Паркера. Ей вдруг вспомнились синяки на спине Паркера — она увидела их, когда они пошли купаться всей компанией и он разделся. А бывало, в самую жару Паркер отказывался снимать футболку с длинным рукавом... Девон осенила ужасная догадка. Забыв о головной боли, она рывком села в кровати.
— Он тебя бил! — Вспомнив Фила Холлинза с его вечно сжатыми губами и с огромными тяжелыми ручищами, Девон содрогнулась. — Ты никогда не рассказывал!
К самой Девон никто никогда и пальцем не притронулся: ни родители, которых она помнила смутно, ни бабушка. Она почувствовала стеснение в груди, в глазах защипало. Только сейчас Девон поняла то, что должна была понять много лет назад: попытки взрослых подогнать Паркера под некий шаблон, которому должен был соответствовать отпрыск рода Холлинзов, не ограничивались словесными нападками, от него добивались повиновения силой!
— Ладно, Девон, забудь, — бросил Паркер.
— Но...
— Ты дышишь слишком часто, у тебя голова закружится.
Он с почти академическим интересом наблюдал, как вздымается и опадает ее грудь. Итак, он заметил, что у нее есть грудь. Но одно дело заметить, и совсем другое — пялиться. Паркер поспешно отвел взгляд.
Девон не собиралась извиняться за слишком эмоциональную реакцию, более того, она не понимала, как он может оставаться бесстрастным.
— Паркер, но разве тебя это не бесило?
Бесило, и еще как, однако Паркер не собирался рассказывать, каких усилий воли ему стоило загнать негодование, зревшее в нем годами, вглубь, чтобы оно не мешало ему жить дальше.
— Я бы... я бы... — Девон сжала кулаки. Паркер взял ее за запястья, медленно разжал ее плотно сжатые пальцы и тихо сказал:
— Я тебя понимаю.
Он не раз благодарил судьбу за то, что склонность отца поднимать кулак на непутевого сына всякий раз, когда тот имел несчастье вызвать его раздражение, в нем самом трансформировалась в глубокое отвращение к любому насилию. Слишком уж часто пристрастие к насилию передается из поколения в поколение, хорошо, что с ним, с Паркером, этого не произошло. Был только один случай, когда он пустил в ход силу, чтобы кого-то наказать, — если быть точным, то не одного, а троих. Это случилось на первом курсе университета. Как-то вечером, возвращаясь после кино в студенческое общежитие, Паркер услышал какие-то подозрительные звуки, доносившиеся из общей комнаты. Ему показалось, что кто-то — кажется, женщина — вскрикнул, но звук внезапно прервался, словно кричавшему заткнули рот. Паркер пошел посмотреть, в чем дело. Трое подонков прижали к стене ярко размалеванную девицу, один из них зажимал ей рот ладонью. Их грязные намерения не вызывали сомнений. Возможно, девушка отчасти сама была виновата, не следовало идти с тремя подвыпившими студентами, но Паркер никогда не оспаривал правило «дама имеет право передумать». К тому же трое на одну... Его передернуло от омерзения, в глазах от гнева потемнело, недолго думая он ринулся в бой и вскоре вышел победителем. В тот день он одолел не только трех подонков, но и нескольких собственных демонов.
Ощутив прикосновение его пальца к своей ладони, Девон замерла. В животе возникло какое-то странное ощущение, она нахмурилась и посмотрела в бездонные глаза Паркера. То, что Девон в них увидела, застало ее врасплох. Напряжение, сковавшее ее несколько секунд назад, внезапно сменилось другим чувством: Девон захлестнула волна сексуального возбуждения, равного которому по силе ей еще не доводилось испытывать. Не в состоянии пошевелиться, она только и могла, что смотреть на Паркера, затаив дыхание.