Вайолет Винспиер - Дыхание песков
— Примерно так. Наша директриса была просто помешана на скромности и смирении.
— Ах, вот как. Значит, вас приучили к скромности и смирению, и, поступив, по вашему мнению, дурно, вы чувствуете себя виноватой?
— Да, верно.
— Вот ведь глупышка. И смешно, и зло берет, — проворчал дон Рауль. — Лезьте-ка в машину, да не забивайтесь в угол! Места достаточно для нас обоих.
Забравшись в салон машины, Жанна поразилась его роскоши: прекрасная обивка, упругие сиденья, мягкое освещение, под ногами ковер, а в воздухе витает аромат дорогого табака и хорошего одеколона…
Дон Рауль повернул ключ, мотор мягко заурчал, и автомобиль, словно на крыльях, вылетел на шоссе, по обеим полосам которого неслись сотни машин, пронзающих темноту острыми лучами фар. Внимание испанца было приковано к дороге, и Жанна смогла получше разглядеть его.
На нем был белый элегантный смокинг и черные, прекрасно сшитые брюки. Гофрированную манишку украшала узкая черная бабочка, из петлицы торчала небольшая темно-красная гвоздика, а в манжетах посверкивали золотые запонки с крохотными рубинами. На мизинце левой руки виднелась золотая печатка. Жанна обратила внимание, что его сухощавые смуглые руки, лежащие на руле, выглядели такими же ухоженными, как и он сам.
В замкнутом интимном пространстве «серебряного облака» девушка смущалась и робела. Этот неотразимый красавец, который воплощал в себе идеал современной мужественности, успел за несколько часов знакомства заставить Жанну совершить абсолютно несвойственные ей поступки: принять дорогой подарок и позаимствовать чужую вещь. При этом она рисковала своим местом, репутацией, а может, и чем-нибудь более серьезным, если Милдред обнаружит пропажу.
— Прошу вас, успокойтесь, расслабьтесь, — прошептал он, словно напряжение передалось и ему. — В машине удобно, вечер еще только начинается, и я не сомневаюсь, что сегодня вы, восхищаясь собой перед зеркалом, вспоминали Золушку, сбежавшую от своих закопченных кастрюль на несколько часов.
— Это ведь только сказка, дон Рауль, а нас окружает реальная жизнь, и я вовсе не уверена, что не попрошу вас отвезти меня обратно в отель.
— Попросить меня вы, конечно, можете, — медленно произнес он, — да только я вашей просьбы не выполню. Милая моя, вы бы не пришли ко мне на свидание, надев новое платье, если бы не решились отведать запретного плода.
— Сказать по правде, мне не очень нравится, как вы этот плод преподносите!
Он рассмеялся.
— Как же легко растревожить маленькую птичку, которую Милдред Нойес держит у себя в клетке! Готов держать пари — чем дольше вы пробудете в услужении у этой женщины, тем больше она будет подрезать вам крылышки, пока, наконец, не лишит сил улететь от нее. Что вас пугает больше — ужин со мною или такая мрачная перспектива? Как житель пустыни могу сказать с уверенностью: гриф гораздо страшнее ястреба, а именно хищного грифа напоминает ваша хозяйка. И вообще она мерзкая особа. Только берет и ничего не дает взамен. Требовательна ко всем окружающим, но только не к себе. Высокомерна и не обладает ни каплей доброты.
— А в вас самих есть хоть капля доброты, сеньор? — вырвалось у Жанны прежде, чем она успела сообразить, что слова ее могут быть истолкованы неправильно. В них явственно слышалась просьба о снисхождении. Девушка испугалась, как бы дон Рауль не подумал, что она нуждается в его доброте и внимании, что они ей желанны и приятны. — По-моему, вы тоже любите настаивать на своем. Тогда, в саду, донья Ракель плакала из-за каких-то ваших слов — трудно было этого не заметить.
— У бедняжки последнее время глаза на мокром месте: стоит только произнести имя мужа, как слезы катятся градом.
Жанна припомнила, что донья Ракель была одета в серо-фиолетовое платье, цвета траура, и поняла, что бедная женщина овдовела совсем недавно. Машина остановилась у светофора. Дон Рауль взглянул на свою спутницу: его черные глаза южанина встретились со светлым взглядом британки.
— У вас никогда не было семьи, сеньорита, но, полагаю, вы можете представить, каково потерять любимого человека, особенно молодого, у которого жизнь еще впереди.
— Да, должно быть, для нее это большое горе. А теперь ей придется одной воспитывать детей.
— Ну, надеюсь, со временем она снова выйдет замуж… с ее-то красотой.
Машина снова двинулась вперед, и Жанна заметила, что пальцы дона Рауля с такой силой впиваются в руль, словно его одолевает какое-то беспокойство.
— Столик в «Персидском зале» уже заказан. Думаю, раньше вам не доводилось пробовать шампанское, этот напиток свободы.
Жанна нервно расправила на груди позаимствованную у хозяйки столу, в золотистом блеске которой тоже было нечто пленящее, зачаровывающее. Совершенно ясно, что лучше бы ей освободиться от чар этого человека, пока вино и полумрак еще более не усилили соблазна. Такого мужчины она никогда прежде не встречала и хорошо понимала, насколько неспособна противиться его обаянию, необычным знакам внимания, как изголодалась ее юная открытая душа по доброте и ласке. Жанна была перед доном Раулем как на ладони и он вполне мог воспользоваться ее беззащитностью.
— Интересное вы существо, Жанна Смит. Не щебечете, не пытаетесь кокетничать. Я начинаю подозревать, что вы совсем не знали мужчин.
— Ваше предположение вполне справедливо, поскольку я не слишком красивая и веселая девушка.
— Вы считаете себя скучной дурнушкой?
— Без этого красивого оперенья — да.
— Что же, действительно, любая женщина чувствует себя привлекательней, когда прихорошится и почистит перышки, — согласился он. — Но вы некрасивы только в собственных глазах, а мадам Нойес, без сомнения, к собственной выгоде укрепляет в вас это мнение. На самом деле, Жанна, у вас глаза — необыкновенной голубизны, а волосы — мягкие, словно у ребенка. Что вы на меня смотрите с таким негодованием? Не нравится выглядеть юной и невинной?
— Сейчас я чувствую себя скорее испорченной.
— С чего это, скажите на милость? В душе вы все равно останетесь нежной, насмерть перепуганной юной девчушкой, осмелюсь заявить, ни разу еще не целованной.
— И вы, дон Рауль, намерены исправить подобное упущение? — Щеки Жанны заалели, но голос звучал спокойно. — Так вот, может, это вас и удивит, но я поехала с вами вовсе не потому, что истосковалась по мужским объятиям. Я совершенно не жажду поцелуев первого встречного, волею случая оказавшегося богатым и красивым!
— Я никогда так и не думал, — дон Рауль несколько растягивал слова. — Не в моих правилах обольщать девушек для удовлетворения своих мужских потребностей, chica [5]. Я не герой романа Милдред: шейх, похищающий белокожую девушку с глазами, как небо на рассвете, — и мы не в пустыне. Здесь — Лазурный берег, и мы едем на ужин в ресторан. Впрочем, нас ждет там серьезный разговор.
